В настоящее время считается, что уже в средний дзё:мон охота, рыболовство и собирательство в Японии отличались высокой продуктивностью. Кроме того, не исключено, что в это время были сделаны первые шаги по выращиванию некоторых видов растений, в частности ямса, один из видов которого произрастает в Японии в диком виде. Первые крупные лесные пожары (связанные, видимо, с практикой выжигания леса для хозяйственного использования — строительства жилья и, возможно, примитивного подсечного земледелия), являющиеся надежным индикатором антропогенного воздействия на окружающую среду, отстоят от нас на 8500–7000 лет.
К 4600 г. до н. э. относятся первые обнаруженные следы земледельческой деятельности (гречиха). Следы возделывания проса обнаружены на рубеже II–I тысячелетий до н. э. (префектура Симанэ). Не подлежит сомнению, что около 1000 г. до н. э. подсечное земледелие практиковалось уже достаточно широко. В этот период наблюдается стремительное исчезновение древесных видов, обеспечивавших экологическое равновесие (остролистный дуб, литокарпус Зибольда, камфарное дерево, камелия японская), и распространение хвойных пород, пришедших на смену широколиственным вечнозеленым лесам, пик распространения которых приходится на V–III тысячелетия до н. э., когда климат Японии был наиболее теплым за последние 20 тысяч лет (на 2–3 градуса выше, чем ныне).
Наиболее ранние археологические свидетельства возделывания суходольного риса относятся к северному Кюсю и датируются приблизительно 1200 г. до н. э. (Итадзукэ, префектура Фукуока, и Нобатакэ, префектура Сага). Анализ фитолитов также подтверждает, что культивирование риса началось в это время на Кюсю. Таким образом, общепринятая в течение долгого времени датировка рисосеяния началом периода яёй оказывается не совсем корректной. Следует, однако, иметь в виду, что в дзё:мон возделывание риса (как и других культурных растений) носило спорадический, в лучшем случае вспомогательный, характер и ограничивалось (как и в начале яёй) ближайшим к Корейскому полуострову регионом, не оказывая решающего влияния на стиль жизни древнего человека.
В период дзё:мон уже проявляется потребность человека украшать свое тело. Использовавшиеся украшения могли иметь магический характер (использовались в качестве оберегов, были призваны защищать и приносить удачу), а могли служить знаками социальной, групповой, возрастной, половой выделенности. Нам известно большое количество украшений, относящихся к периоду дзё:мон. Это серьги, изготовленные из раковин, камня, глины, зубов диких животных, браслеты из раковин. Исследования погребений обнаружили, что девушкам и юношам в возрасте 17–18 лет вырывали определенные зубы и подпиливали другие, что, вероятно, было связано с обрядом инициации и (или) вступлением в брак (иллюстрация 6).
Иллюстрация 6. Экстракция зубов.
Другой группой предметов, имевшей культовый характер, являются глиняные статуэтки до:гу высотой от 3 до 30 см. (иллюстрация 7). Среди них встречаются как зооморфные, так и антропоморфные (их большинство) изображения. Сначала эта пластика имела уплощенный вид, затем приобрела объемность. Среди антропоморфных изображений встречаются своеобразно стилизованные женские фигурки с утрированными формами (вероятно — принадлежность культа плодородия), которые по своей экспрессивности вполне сопоставимы с керамическими ритуальными сосудами этой эпохи. Орнаментальное украшение сосудов и до:гу также совпадает.
Иллюстрация 7. Глиняные статуэтки до:гу.
Интересно, что подавляющее большинство до:гу были найдены разбитыми. В настоящее время считается, что статуэтки разбивались не случайно — они были изготовлены именно для того, чтобы быть уничтоженными в процессе исполнения ритуала.
Одна из интерпретаций, принадлежащая Явата Итиро, утверждает: статуэтки использовались в обряде лечения больных или раненых. При этом разбивалась та часть статуэтки, которая подлежала исцелению у больного человека.
Однако в целом предназначение и функции до:гу не могут считаться окончательно выясненными. С достаточной степенью уверенности можно лишь утверждать, что до:гу, равно как и некоторые типы керамики дзё:мон, служили для обеспечения магической связи со сверхъестественными силами иных миров. В дальнейшем пластика этого типа не получила развития в иконографической традиции синтоизма. Прямые параллели до:гу наблюдаются скорее в древнем «искусстве» племен Центральной Америки.
Погребения этого времени свидетельствуют об отсутствии их унификации, что, вероятно, говорит и об отсутствии единых представлений о посмертном существовании. Как правило, мы имеем дело с коллективными погребениями (на севере их часто окружали подобием загородки из камней), костяки в которых могут находиться как в согнутом положении (на спине, боку или животе) с ориентацией головы на юго-восток, так и в распрямленном (на спине, боку, животе) без определенной ориентации. Имеются захоронения, сделанные в раковинных кучах. Зафиксированы и погребения в керамических сосудах. Принадлежностями погребального инвентаря являются: гребни, серьги, ожерелья, браслеты и др. Погребальной одеждой служили звериные шкуры или же куски материи.
Несмотря на отмеченный выше рост населения во время дзё:мон в целом, следует сказать, что в конце этого периода наблюдается определенный кризис — уменьшение количества стоянок/поселений и населения (по некоторым оценкам — до 70 тысяч человек). По всей вероятности, нагрузка на окружающую среду при возраставшем ранее населении и использовавшихся типах хозяйствования присваивающей экономики оказалась настолько велика, что привела к экологическому кризису (прежде всего — к сокращению тех видов животных, на которых охотился человек дзё:мон). Стиль жизни человека дзё:мон выработал свой ресурс, а используемые им средства жизнеобеспечения не подлежали дальнейшему усовершенствованию. Так, например, применявшийся в то время для охоты лук был модернизирован только в XIII–XIV вв.
Показательно, что этот кризис коснулся поселений на берегу моря в гораздо меньшей степени — рыба (в особенности лососевые) и моллюски как источник питания для допромышленного общества могут считаться практически неограниченным и естественно возобновляемым пищевым ресурсом. Истощение природных богатств оказалось меньшим в Северо-Восточной Японии по сравнению с ее юго-западной частью, менее богатой продуктами собирательства, объектами охоты и рыбной ловли. В дальнейшем (в период яёй) это послужило одной из предпосылок более быстрого укоренения на юго-западе производящего типа хозяйствования, в то время как относительно стабильная экологическая ситуация на северо-востоке не способствовала поиску новых методов хозяйствования.
Выход из указанного кризиса обозначился вместе с появлением производящего типа хозяйствования, возникшего в следующий хронологический период — яёй — при самом непосредственном участии переселенцев с материка.
Глава 4Яёй (бронзово-железный век)
В 1884 г. в районе Токио под названием Яёй-мати был обнаружен сосуд, который был позже идентифицирован как принадлежащий эпохе, пришедшей на смену дзё:мон. Приблизительно с 1896 г. понятие «керамика типа яёй», введенное в научный оборот Макита Содзиро:, становится общеупотребительным. Несколько позже Тории Рю:дзо высказал ставшее в результате общепринятым мнение, что носителями культуры яёй, отличительными чертами которой являлись рисосеяние и производство металла, были переселенцы с Корейскою полуострова. Датируется период яёй III в. до н. э. — III в. н. э. и может подразделяться на многие подпериоды. Так же, как и для дзё:мон, существующие периодизации основаны прежде всего на типологии керамики и не имеют абсолютных хронологических привязок.
Несмотря на то что период яёй носит свое название по одному из районов Токио, на самом деле центр этой культуры первоначально находился на северо-западном Кюсю, откуда эта культура и получила дальнейшее распространение. Наиболее полное выражение культура яёй получает в районе современных городов Нара-Киото-Осака (так называемый район Кинки — современные столичные округа Киото и Осака, префектура Сига, Хёго, Нара, Вакаяма, Миэ), т. е. в том месте, которое через несколько веков стало центром формирования раннеяпонской государственности. Совершенно условным следует признать употребление термина «период яёй» и с точки зрения наполнения его культуросодержащей информацией, ибо «лицо» эпохи определяют не столько новые типы керамики, сколько принципиальные хозяйственные и социальные изменения (характерно, что даже среди специалистов по керамике нередко возникают проблемы, связанные с соотнесением конкретных находок с периодами дзё:мон или яёй, ибо технология изготовления керамики — отсутствие гончарного круга, низкотемпературный обжиг — оставалась прежней, а сосудов, строго специфичных для яёй, выявлено не так много).
Если говорить о самых общих отличиях керамики яёй от керамики дзё:мон, то они сводятся к следующим. Керамика яёй приобретает бо́льшую унифицированность. Ее топология проще, нежели керамики дзё:мон; проще и орнаментальное украшение сосудов (покрытых «веревочным орнаментом», отпечатками раковин, «царапинами»). Многие типы керамики вообще не имеют орнаментального украшения. Цвет керамики яёй имеет обычно красноватый оттенок, обжиг осуществлялся несколько более равномерно. Большинство типов сосудов имеют ясно выраженный утилитарный характер, а буйная орнаментальность культовых сосудов имеет тенденцию к упрощению.
В отличие от культуры дзё:мон, распространенной практически на всей территории Японского архипелага, ареал яёй не затрагивает Окинаву, юг Кюсю, север Хонсю и Хоккайдо, где основу жизнедеятельности продолжают составлять собирательство, охота и рыболовство, что предопределило в исторической перспективе значительное отставание этих регионов от «основной» территории Японии. Земледельческий уклад начинает формироваться на Рюкю лишь в XII в. Айны, обитавшие на севере Хонсю и вытесненные затем на Хоккайдо, продолжают традиции каменного века практически до начала XX столетия.