ых выдавался дополнительный земельный надел.
Как и столичное чиновничество, местная знать получала ряд правовых привилегий, к которым относились следующие.
1. Право на уменьшение наказания за совершенное преступление (хотя и не столь значительное, как это было в случае с чиновниками столичного района).
2. Право на обучение сыновей и других родственников управителей уездов в провинциальных школах (кокугаку), что давало впоследствии теоретическую возможность для поступления в столичную школу чиновников (дайгаку), а после ее окончания — для получения столичного чиновничьего ранга.
3. Право родственников управителей уездов служить в дворцовой охране (хотя первоначально служба в дворцовой охране была повинностью, но со временем, благодаря выгодности положения охранников, получавших сезонное жалование и ранги, она стала привилегией).
4. Право поставлять ко двору своих дочерей в качестве придворных дам (унэмэ), обязанностью которых было прислуживать императору во время трапезы во дворце императрицы. Так как унэмэ обычно становились женами столичных аристократов, то это давало возможность управителям уездов и их помощникам породниться с представителями придворной аристократии.
Положение уездных чиновников во многом зависело от управителей провинций. В их компетенцию входило:
• назначение управителей уездов и их помощников;
• проведение ежегодных инспекционных поездок с целью определения результатов деятельности уездной администрации и «исправления недочетов», которые возникли вследствие «нарушения законов»;
• оценка деятельности уездных чиновников в соответствии с результатами инспекционной поездки. Низкая оценка деятельности могла повлечь за собой отстранение от службы, однако в большинстве случаев уездные чиновники имели хорошие отношения с провинциальными властями и сохраняли свое положение даже после отрицательной аттестации;
• рекомендация родственников уездных чиновников в провинциальные школы, их аттестация в конце учебного года по результатам экзаменов, рекомендация их в дворцовую охрану, а также выбор претенденток в унэмэ.
Согласно законодательному своду «Тайхо:рё:», существовало два способа назначения уездной администрации.
1. Назначение уездного начальства производилось из центра, при этом учитывались их способности и профессиональная пригодность.
2. Назначение уездного начальства из среды прежних куни-но мияцуко.
В VIII в. более широко применялась именно вторая система, и должность управителя уезда стала фактически наследственной. Правда, существование этой системы не могло гарантировать сыну, что именно он унаследует пост своего отца. Очень часто в число претендентов на должность управителя уезда включались и представители боковых ветвей, а также дальние родственники.
С 712 г. (с санкции центральной власти) провинциальная администрация стала активно вмешиваться в процесс формирования уездной администрации, получив право как назначения, так и смещения уездных чинов. В итоге начинает складываться положение, когда связь «провинция — уезд» оказывалась гораздо прочнее, чем связь «центр — уезд», что делало власть на местах плохо управляемой из центра.
Государственное устройство Японии в VIII в. не было полной копией китайского. Японская система управления опиралась не столько на профессионально пригодное чиновничество, выполняющее волю императора, сколько на родовую аристократию (сохранившую за собой большинство ключевых постов в центральном аппарате управления) и местную знать, состоящую из потомков бывших глав общин, которые получали должности в местной администрации.
Хотя китайская идея превалирования способностей над происхождением при назначении потенциальных кандидатов на чиновничьи должности и применялась в Японии в VII в., но уже с конца того же VII в. стала все больше вытесняться традиционными представлениями, согласно которым достоинства индивида не являлись самодостаточными для его назначения на определенную должность: гораздо важнее были «заслуги» всего рода, из которого происходил этот индивид. Под «заслугами» же понималось прежде всего происхождение.
В результате чиновно-должностная иерархия, введенная в Японии по образцу китайской, сосуществовала с традиционной социальной иерархией, основанной на «системе удзи-кабанэ», и уже к концу VIII в. стало понятно, что традиционная система управления инкорпорировала в себя созданные по примеру китайских государственные институты.
Если в Китае и Корее древняя сословная система была взорвана развитием бюрократии, то в Японии происходил процесс бюрократизации аристократии, при котором традиционная социальная иерархия включила в себя вновь созданные государственные институты. Меритократические идеи были в значительной степени поглощены идеями аристократическими.
Можно выделить два основных этапа в формировании японского чиновничества во второй половине VII–VIII вв.
На первом этапе (с середины VII по середину VIII в.) чиновничество состояло из представителей местных японских и иммигрантских родов, что в полной мере явилось отражением государственной политики того времени (этот период совпадает с временем проведения широкомасштабных социально-политических, экономических, правовых и общекультурных государственных преобразований).
На втором этапе (вторая половина VIII в.) произошло сращивание аристократии и бюрократии, что в итого привело к изменению баланса сил в институтах государственного управления и к отстранению от участия в решении важнейших государственных задач представителей иммигрантских родов. Иными словами, к концу VIII в. господствующее положение в государстве заняли представители нескольких наиболее влиятельных аристократических родов, среди которых были Фудзивара, Ки, Исикава (бывшие Сога), Абэ, Оотомо и Исоноками (бывшие Мононобэ). При этом доминирующая роль принадлежала Фудзивара.
Однако следует иметь в виду определенную относительность гегемонии Фудзивара: уже в конце IX в. достаточно серьезную оппозицию ему стал составлять род Минамото. Если течение 834–850 гг. (годы Дзё:ва) 5-й младший ранг нижней ступени имели 43 представителя рода Фудзивара и только 5 представителей рода Минамото, то в 885–889 гг. (годы Нинва) этот ранг имел 61 представитель рода Фудзивара и 40 представителей рода Минамото. Конечно, чиновники 5-го ранга не принимали участия в решении важнейших государственных вопросов, но, тем не менее, они составляли своеобразную «группу поддержки», на которую могли опираться представители рода Минамото, занимавшие ключевые посты в государственном аппарате. Эта же тенденция усиления Минамото может быть проиллюстрирована и на более высоком уровне. Так, в 831 г. в состав Гисэйкан в качестве политического советника двора был впервые назначен представитель Минамото — Минамото-но Нобу (в это время в Гисэйкан входили четыре представителя Фудзивара). В 859 г. в Гисэйкан входили уже четыре представителя Минамото (при этом Минамото-но Нобу был уже левым министром) и четверо Фудзивара. Наконец, в 892 г. в составе Гисэйкан было опять же по четыре представителя родов Минамото и Фудзивара.
Уже в конце VIII в. стало очевидно, что принципы китайской политической науки по созданию высокоцентрализованного государства в Японии были практически неприменимы в силу существования глубоко укоренившихся традиционных форм управления. Результатом взаимовлияния континентальных и местных форм управлении и стало японское государство VIII в., где прежняя родовая аристократия (как центральная, так и периферийная) сохранила свое господствующее положение в государстве.
Самой многочисленной группой населения (около 90 % общего числа) было крестьянство. Крестьяне, согласно представлениям господствующего сословия, считались «основой государства».
«Народ — это основа государства. Если основа прочна, то вся страна пребывает в спокойствии. Что до основы жизни народа, то самое важное — это земледелие и шелководство» («Сёку нихонги»).
Кодекс «Тайхо:рё:» определял правовой и экономический статус крестьян, однако, сопоставляя данные кодекса с материалами других источников (например, «Сёку нихонги»), можно увидеть, что некоторые положения закона, относящиеся к крестьянам, реально не действовали, вследствие чего действительные условия жизни подавляющего большинства населения Японии были хуже тех, которые предполагало законодательство.
Причинами этого были следующие обстоятельства.
Выдача надела производилась не сразу по наступлении права на надел (т. е. с шести лет), а в надельный год (один раз в шесть лет). При этом формальности, сопутствующие выдаче надела, растягивались на 2–3 года. Поэтому в лучшем случае крестьянин получал землю в 8-9-летнем возрасте, а в худшем — в 14-15-летнем.
Согласно «Тайхо:рё:», крестьянину в среднем полагалось 2 тан земли, но в тех районах, где земли было мало, размеры наделов уменьшались. Положение закона о предоставлении земли как можно ближе к месту жительства и сплошным массивом тоже соблюдалось далеко не всегда (землю могли давать в соседнем уезде или провинции, причем раздробленными участками).
Налоговые обязанности крестьян были не слишком обременительными. Существовало три вида налогов. Зерновой (со:)взимался с единицы земельной площади и составлял около 3 % урожая. Другой вид натурального налога (те:) взимался тканями и другими изделиями домашнего ремесла, а также морепродуктами, металлами и т. д. в объеме, строго установленном сначала для каждого двора, а позднее — для взрослых мужчин. Заменительная натуроплата (ё:) взималась со взрослых мужчин, которые не отрабатывали трудовую повинность. Налог ё: уплачивался по преимуществу тканями, однако его размер (в отличие от размера зернового налога, который в течение VIII в. был изменен всего один раз — в 706 г.) постоянно менялся (так, согласно данным «Тайхо:рё:», он составлял 2,6