Поскольку молочные продукты входили в диету буддийских монахов, монастыри также занимались разведением коров. Запись «Сёку нихонги» от 767 г. свидетельствует, что некий Ооси-но Атаэ Икамаро пожертвовал храму Сайдайдзи 60 коров, за что ему и была пожалована младшая степень внешнего 5-го ранга.
Однако следует иметь в виду, что потребление молока и молочных продуктов (сыр и кефир) было в период Нара привилегией весьма ограниченного круга лиц — прежде всего придворных. Таким образом, молочные продукты были товаром «престижной экономики». В значительной своей части они использовались в качестве лекарства (доставка молока непосредственно к государеву столу находилась в ведении Аптекарского бюро). Из данных «Энгисики» известно, что ежедневно к государеву столу доставлялось около 2 л. 300 г. молока, которое подавалось охлажденным после кипячения.
Производство молочных продуктов осуществлялось главным образом благодаря наличию специальных государственных пастбищ. Крестьянам, занимавшимся там скотоводством, вменялось в обязанность доставлять ко двору сыр. Эта практика продолжалась, по крайней мере, в течение двух столетий, однако официальные документы свидетельствуют о том, что сыр мог доставляться нерегулярно, а его качество зачастую оставляло желать лучшего — властям приходилось наказывать провинившихся. При этом продажа коров в частные руки была ограничена — ввиду того, что это нанесло бы ущерб основному сельскохозяйственному производству — выращиванию риса. Кроме того, сами крестьяне не были заинтересованы в разведении скота ввиду небольшого размера наделов, которыми они обладали. Это хорошо видно в более позднее время: когда с развитием частного землевладения часть государственных пастбищ переходит в личную собственность, эти территории превращаются в возделываемые поля, а выпас коров прекращается. Уже в период Нара зафиксированы случаи, когда по требованию крестьян государственные пастбища переводятся в категорию обрабатываемой земли. Так, согласно сообщению «Сёку нихонги» от 716 г., два пастбища в провинции Сэццу были отданы местным крестьянам «для прокорма».
Японское скотоводство обнаруживает следующую территориальную закономерность: разведение лошадей концентрируется на северо-востоке страны, выращивание коров — на юго-западе. В исторической перспективе это приводит к тому, что самурайство возникает именно на востоке, и именно восток страны становится тем районом, контроль над которым обеспечивает контроль над страной в целом.
Разведение коров имеет историческую тенденцию к сокращению — слишком велика была его нагрузка на окружающую среду. Оно практически прекращается в конце периода Камакура. Что касается коневодства, то его относительное процветание в средние века было связано, прежде всего, с военными потребностями. Показательно, что после того, как страна была замирена после многолетних войн, с возникновением сёгуната Токугава поголовье лошадей стремительно сокращается — они практически не использовались в качестве тягловой и рабочей силы. Японцы предпочитали использовать мускульную силу человека.
Обращение к ресурсосберегающим трудозатратным технологиям хорошо видно и на примере произведений буддийского культового искусства. В начале и середине Нара было произведено достаточно большое количество бронзовых буддийских статуй. Удивление и радость в связи с обнаружением месторождений меди и золота, необходимых для их отливки и позолоты, проявились в принятии двух девизов правления (Тайхо: и Тэмпё: сё:хо:, см. подробнее главы «Политическая история» и «Картина мира»). Однако довольно быстро становится понятно, что земля Японии не может обеспечить сколько-нибудь массовое производство бронзовых изделий. И с течением времени бронзовые буддийские статуи постепенно вытесняются произведениями из дерева, глины и лака. Согласно описи, выполненной в 779 г. в храме Сайдайдзи, из имевшихся там 124 статуй 72 были сделаны из глины, 44 — из лака и только 8 — из бронзы.
Техника «сухого лака» считается очень трудоемкой и времязатратной: сборная деревянная основа моделируется глиной, затем покрывается 7–8 слоями пропитанной лаком материи, затем после просушки осуществляется резьба по лаку, окончательная моделировка и раскраска. После этого глина извлекается из тулова статуи. При своей дешевизне этот технологический метод позволяет осуществлять высокую степень проработки деталей.
Стремление к экономии вызвало к жизни убеждение в необходимости повторной утилизации предметов и материалов, уже бывших в употреблении. Так, деревянные столбы и черепица, использовавшиеся при строительстве Фудзивара, были доставлены в Нара для строительства новой столицы. Моккан получили такое широкое распространение, поскольку допускали многократное использование. Это объясняет тот факт, почему в Японии для изготовления моккан пользовались исключительно деревом: большая твердость бамбука, распространенного в качестве носителя письменной информации в древнем Китае, делала бамбук малоудобным при соскабливании прежней записи. В отличие от своего китайского прототипа японские моккан покрывались иероглифами с обеих сторон. Использованная бумага также употреблялась в качестве «обороток», межстрочное пространство ставшего ненужным документа служило для упражнений в письме.
Глава 14Город Нара и его обитатели
Столица Нара
Прекрасна
В синеве небес,
Цветет цветком
Благоуханным.
Это стихотворение, принадлежащее кисти заместителя главы Дадзайфу по имени Оно-но Аю-но Асоми (?-737), помещено в антологии «Манъё:сю».
Столица страны казалась ее чиновным обитателям единственным местом, обеспечивавшим достойную жизнь. Поэтому назначение на должность в провинцию они воспринимали как ссылку. Их можно понять: только в Нара находился великолепный дворец императора, только там можно было встретить столько разных людей, присутствовать при грандиозных буддийских богослужениях, только в столице принимались важные решения.
Момму скончался в 707 г., и престол заняла его мать, получившая впоследствии посмертное имя Гэммэй. В 710 г. двор переехал в Нара (Хэйдзё:). Решение о строительстве новой столицы было принято еще во времена Момму.
В японской исторической литературе для обозначения столицы VIII в. используются два термина — Нара и Хэйдзё:. Первый фиксируется в поэтической антологии «Манъё:сю» и происходит от названия равнины, на которой был расположен город Нара. Он означает «плоский, ровный, мирный, спокойный». Однако в официальных документах того времени более употребительным является топоним Хэйдзё:, который состоит из двух иероглифов: «плоский» и «замок, столица».
Нара находилась в 18 км к северу от Фудзивара и занимала территорию площадью около 25 кв. км. Причины, по которым двор покинул свою прежнюю резиденцию, также замышлявшуюся с определенным размахом, но прослужившую в качестве «столицы» всего шестнадцать лет, не совсем понятны. Согласно указу «Сёку нихонги» о переносе столицы, новая столица, в отличие от старой, в более полной мере соответствовала традиционному китайскому способу ориентирования построек в пространстве, расположению их среди «ветров и вод» (фу:суй, кит. фэншуй), согласно которому выбиралось местоположение и более поздних резиденций императора (Нагаока и Хэйан).
Согласно представлениям китайской геомантии и топомантики, приобретшим свои основные характеристики еще к III–II вв. до н. э., постройки должны располагаться во вмещающем их природном ландшафте таким образом, чтобы было возможно получить максимальное количество положительной энергетики и избавиться от влияния отрицательной. Эта система ориентации оценивает местоположение построек по отношению к следующим параметрам: инь и ян, пяти первоэлементам, горам и рекам, 60-летнему циклу и др. В результате выбиралось защищенное горами от ветров, но хорошо проветриваемое место, солнечное и с хорошим дренажем.
И в самом деле: как то и положено, к востоку от Нара протекала река, на юге находился пруд, за ним простиралась равнина, на западе город окаймляла широкая дорога, на севере возвышались горы, переходившие в холмы, непосредственно окружавшие столицу с трех сторон.
Высказываются, однако, соображения, связанные не только с геомантией (похоже, что геомантия могла больше влиять на выбор нового места, чем на покидание старого). Отмечается, например, что перенос столицы мог быть обусловлен ритуальными мотивами, связанными с голодом и болезнями, постигнувшими страну в правление Момму: в связи с этим правителю якобы требовалось сменить место своего обитания для избавления от скверны. Говорится и о том, что в связи с быстрым ростом чиновничества Фудзивара была уже мала для растущих потребностей государственного аппарата.
Нам, однако, все объяснения «практического» толка кажутся малоубедительными. Издержки по переносу столицы заведомо превосходят любые трудозатраты по ее расширению или же адаптации к тем или иным особенностям вмещающего ландшафта. Поэтому причины переноса столицы стоит искать, по нашему мнению, прежде всего в давней практике смены двором места своего пребывания (подробнее см. главу «Период Асука»).
Повторим: ранние правители Японии (Ямато) назывались обычно по местоположению своего дворца. До конца VII в. каждый новый правитель селился в новом дворце. Традиционное объяснение, заключающееся в том, что это было вызвано желанием избегнуть ритуального загрязнения, проистекающего из смерти прошлого правителя, вряд ли можно признать обоснованным. В таком случае мы бы наверняка встречались хотя бы со следами подобного обычая и на других социальных уровнях, чего, однако, не обнаруживается. Объяснение, вероятно, лежит в другой плоскости. А именно: взойдя на трон («наследовав небесному солнцу», как определялся этот акт), государь становился обладателем некоей божественной сущности и получал право сказать о себе