дворцем при Сё:му, а рожденная от Фухито дочь Ко:мё: стала супругой Сё:му и играла очень активную роль в придворной жизни.
В древней Японии не существовало экзогамии в строгом смысле этого слова. Браки между представителями одного рода (Фудзивара, Оотомо) были вполне обычны. Браки между единокровными братьями и сестрами от одного отца, но разных матерей фиксируются достаточно часто. Тенденция внутриродовых браков обычно объясняется нежеланием дробления собственности, принадлежащей роду, поскольку каждый член этого рода (включая женщин) имел свою долю в этой собственности.
В то же самое время браки между единоутробными (от одной матери, но разных отцов) братьями и сестрами строго запрещались. Табуирование некоторых видов браков между родственниками провозглашается в молитвословии (норито), исполнявшемся по случаю ритуала «великого очищения» (оохараэ), который отравлялся в последние дни 6-й и 12-й лун. Среди «земных преступлений» там фигурируют запрет на связи с собственной матерью и дочерьми, с матерью жены и ее дочерьми от другого отца.
В VIII в. существовали самые разные способы погребения. Это было связано с реальным сосуществованием различных культурных традиций: местной (синтоистской), буддийской и китайской (представляла собой амальгаму из конфуцианских и даосских представлений).
Трупосожжение по буддийскому обряду, видимо, начало практиковаться с конца VI — начала VII в. Первое письменное свидетельство относится к 700 г., когда был кремирован монах До:сё:. Кремация императоров начинается с 702 г. (Дзито:). Ее прах, находящийся в урне, был захоронен в том же самом кургане, что и ее супруг Тэмму, похороненный в гробу (наличие других подобных подзахоронений подтверждается археологически). Известно, что после Дзито: кремации подверглись Момму, Гэммэй и Гэнсё:. Следует, однако, помнить, что кремированию Дзито: все-таки предшествовали синтоистские ритуалы во временной усыпальнице могари-но мия, продолжавшиеся целый год. Эта же модель похорон (могари-но мия + кремация) использовалась и в случае с последующими государями: Момму (период временного захоронения составлял полгода), Гэммэй (7 дней). Их похороны сопровождались пышными службами в буддийских храмах. Таким образом, можно говорить о том, что срок нахождения тела покойного в могари-но мия сокращался. Имеет тенденцию к упрощению и синтоистский элемент похоронного обряда (оплакивание, провозглашение эпитафий, ритуальные песни и танцы). Самым консервативным элементом синтоистского обряда погребения оказалось присвоение многосоставного посмертного имени «японского типа» (прослеживается до государя Дзюнна, скончавшегося в 840 г.). Распространение кремации наблюдается также и среди других социальных страт. Однако переход к кремации происходит далеко не сразу. Известно, например, что даже такой ревнитель учения Будды, каковым был Сё:му, не был кремирован.
Кремации подвергались не только японские правители, но также и аристократы. Были кремированы такие высокопоставленные особы, как Фудзивара-но Фухито, его сын Мутимаро, дочь Мияко. Для некоторых случаев обязательность кремирования была закреплена законодательно. Так, должны были быть кремированы умершие вне пределов своих родных мест воины, мобилизованные для несения трудовой повинности, командированные чиновники. При этом предписывалось, что только урны с прахом лиц высокого социального статуса могли быть отправляемы на родину для окончательного захоронения.
Буддийские этические представления о загробном существовании (когда каждому положено место в раю или аду в зависимости от его прижизненных деяний) постепенно вытесняли синтоистские (любой человек является объектом поклонения вне зависимости от степени добродетельности). Поэтому и похоронный обряд, и конкретные формы его осуществления также стали постепенно переходить в компетенцию буддийских священников. Синтоистские же жрецы отвечали за проведение ритуалов, связанных, по преимуществу, не с концом какого-то отрезка времени, а с его началом (рождение ребенка, совершеннолетие, свадьба, восхождение на престол). Такое же разделение функций между двумя религиями характерно и для современной Японии (кремация сейчас закреплена и законодательно из-за соображений экономии территории). Поэтому в японском народе шутливо поговаривают, что в этой стране нет предприятий более стабильных, чем буддийские храмы, ибо именно они являются организаторами похорон.
Обитатели Нара существовали в условиях реальной поликультурности. Сосуществование разных культурных традиций, возможно, лучше всего может быть проиллюстрировано на примере захоронения Ооно Ясумаро, составителя «Кодзики».
Это погребение было обнаружено в 1979 г. на горе Такамадо (неподалеку от Нара). В этом районе располагается довольно много захоронений императоров и аристократов. В расположении и устройстве погребения Ясумаро можно усмотреть идеи, свойственные синтоизму, буддизму и даосизму. Во-первых, тело Ясумаро было подвергнуто кремированию (буддизм). Расположение могилы на склоне холма и предание кремированных останков земле в деревянном гробу (а не в погребальной урне) следует отнести к принадлежности синтоистского погребального комплекса. Наличие в погребении медной таблички (с указанием местожительства, ранга, имени, даты смерти и похорон), которая ориентирована в направлении севера и повернута своей лицевой стороной к земле, свидетельствует, по авторитетному мнению Вада Ацуму, о том, что адресатом этой надписи было даосское божество земли, ведающее делами потустороннего мира. Расположение могилы на южном склоне горы говорит об ориентированности захоронения в соответствии с представлениями китайской геомантии. Согласно надписи на табличке, между днем смерти и днем похорон прошло 5 месяцев, т. е., по всей вероятности, это время было посвящено оплакиванию покойного по синтоистской модели погребения в могари-но мия.
В отличие от столицы Фудзивара, территория которой после переезда двора в Нара была практически сразу занята рисовыми полями, в Нара (после постройки Хэйан) этот процесс занял несколько больше времени. Уже после перемещения в Нагаока (784 г.) в 792 г. для охраны «старого дворца» в Нара были посланы стражники. В 794 г. двор переехал в Хэйан. В 809 г., в правление Сага, там была построена резиденция для бывшего императора Хэйдзэй. А в 810 г. был даже издан указ о возвращении столицы в Нара, который, правда, не был претворен в жизнь. И только после смерти Хэйдзэй (824 г.) Нара окончательно потеряла всякое государственное значение. В IX–X вв. почти вся территория «старой столицы» превратилась в возделываемые поля. Единственным исключением оказалась северо-восточная часть Нара («внешняя столица»), где продолжали свое существование крупные буддийские храмы: То:дайдзи, Ко:фукудзи, Ганго:дзи. Кроме того, там находился Касуга-тайся — родовой синтоистский храм Фудзивара. В связи с тем что новая столица Хэйан располагалась севернее Нара, поселение вокруг Нарского храмового комплекса стали называть «южной столицей». Именно этот комплекс образует ныне центральную часть города Нара. Тем не менее, достаточно быстрое запустение Нара доказывает, что для естественного развития городов как центров торговли и ремесла экономические условия в Японии еще не сложились. Нара была и оставалась городом при императорском дворе, полностью завися от состояния дел в нем.
С переносом столицы в Хэйан период «кочевого двора» был окончательно завершен: новое строительство для разбухавших государственных структур требовало слишком много времени и средств.
Императорский дворец располагался в Киото (Хэйан) до 1869 г., когда он был перенесен в Токио. Поскольку перенос дворца не был оформлен соответствующим императорским указом, до сих пор некоторые ревнители старины считают, что для местонахождения дворца в Токио отсутствуют законные основания.
Глава 15Государство и информационные процессы
Скорость и интенсивность протекания информационных процессов представляют собой чрезвычайно важный признак устойчивого развития общества. Только при наличии разветвленных информационных сетей обеспечивается надежная передача навыков, умений, технологических новаций, идей, распоряжений «правительства» и т. д. Осуществление этого коммуникативного процесса отчасти происходит за счет самоорганизации общества на микроуровне, однако в масштабах страны трудно переоценить организующую роль государства. Разумеется, государство преследует при этом прежде всего свою собственную выгоду: необходимость держать в повиновении определенную территорию, контролировать трудовые ресурсы и обеспечивать бесперебойное поступление налогов диктуют его объективную заинтересованность в создании медиаторов, опосредующих отношения между правителем и подданными, между центром и периферией.
Выбор определенных типов медиаторов (их можно подразделить на два главных типа — насильственное и информационное воздействие) оказывает огромное влияние на весь последующий исторический и культурный процесс. Там, где был сделан выбор в пользу силовых отношений (скажем, в России), ситуация существенно отличается от положения в тех традициях, где определяющим способом взаимного воздействия стала информация (указы, приказы, инструкции и т. п.). Разумеется, не существует «чистых» вариантов — силовые и информационные отношения дополняют друг друга. Но своеобразие конкретной культуры в значительной степени определяется соотношением между различными типами медиаторов.
Похоже, что начиная со второй половины VII в. в Японии (после отказа от военного присутствия на Корейском полуострове и завершения ожесточенной борьбы за верховную власть среди различных представителей правящего рода, когда престол занял Тэмму) делается стратегический выбор в пользу письменных средств коммуникации как основного средства управления. Общегосударственное информационное поле, обеспечивающее общий фонд памяти с помощью школьного образования на основе общей для подданных знаковой системы (иероглифической письменности), все более вытесняет установку на применение силовых методов (хотя мы совершенно не намерены сбрасывать их со счета).