История древней Японии — страница 81 из 87

При этом в качестве «хозяина» единого для всей страны времени мог выступать только сам правитель, в связи с чем и все установления относительно его измерения имели источником двор и самого «императора». В связи с этим «покушение» на государево время, отказ следовать ему расценивались как злодеяние, направленное против самого правителя. Так, среди «ужасных» преступлений Сога-но Эмиси, одного из самых отрицательных персонажей официальной истории VII в., кроме прямого покушения на императорскую власть числится также нарушение заведенного распорядка во дворце. «Нихон сёки» сообщает, что он ослушался установления относительно того, что следует приходить во дворец в час зайца (около 6 часов утра), а уходить — после часа змеи (около 10 часов утра).

Сосредоточение в одном месте большого количества людей, обитавших в искусственной среде (дворцовом комплексе), означало для них умаление традиционной для земледельца ориентации во времени по восходу и заходу солнца, по времени начала весенней вегетации и сбора урожая (современное слово для указания года — тоси — в древности обозначало «урожай»). Координированные усилия этих людей (прежде всего чиновников) были невозможны без знания ими единого для всех времени. Поэтому сведения о времени обладают государственной значимостью. Из записей «Нихон сёки» известно, что в 660 г. принц Нака-но Оэ сделал клепсидру (водяные часы). Для сведения населения время (стражи) отбивалось звоном колокола, расположенного над часами. Реконструкция такого колокола, проведенная в недавнее время, показала, что его звук распространяется на 20 километров, т. е. он мог быть слышим в любой точке долины реки Асука, где располагался в VII в. императорский дворец.


Иллюстрация 41. Клепсидра и колокол в Асука.


После окончательного формирования централизованного государства в VIII в., согласно законодательным установлениям, 1-го числа 11-й луны Астрологический отдел представлял императору календарь (состоял из двух свитков — по одному на полугодие) на следующий год, который затем должен был быть доставлен во все центральные ведомства и в управления провинций. В соответствии с этим календарем, т. е. в соответствии с единым общегосударственным временем и должен был выстраиваться весь распорядок жизни в следующем году. Согласно «Энгисики», в X в. распределению подлежали 166 экземпляров календарей.


Иллюстрация 42. Фрагменты календаря за 803 и 804 гг. на «лаковой бумаге».


В реальности процесс обеспечения календарями провинций выглядел в VIII в. так. В столицу приезжали командированные от Управлений провинциями. Там они переписывали календарь-образец, составленный в Оммё:рё:, и возвращались обратно. В Управлении провинции его снова копировали для передачи в уезды и провинциальные буддийские храмы (кокубундзи). Поскольку время для копирования ввиду приближения нового года было крайне ограниченным, переписчики делали немало ошибок. Практически все сохранившиеся от того времени календари и их обнаруженные фрагменты содержат ошибки.

Работа Астрологического отдела основывалась на синкретическом учении Оммё:до: («Путь инь-ян»). Главными компонентами Оммё:до: являлись: идеи инь-ян, пяти элементов, восьми триграмм (гуа). В Китае это учение в законченном виде было впервые сформулировано в философии Дун Чжуншу (II в. до н. э.), который инкорпорировал его в конфуцианство. Универсальный дуализм инь-ян, циклическое взаимодействие пяти элементов, нумерология гуа стали в Китае универсальным языком описания (в том числе и исторического процесса). С его помощью истолковывались земные и небесные явления, осуществлялось гадание.

«Вэй-чжи» сообщает, что «люди Ва» применяют гадание по панцирю черепахи, что являлось одной из «методологий» Оммё:до:. Указания на этот обычай имеются и в ранних записях «Нихон сёки» (правление Суйнин). Однако о последовательном применении Оммё:до: можно говорить начиная с правления Суйко (в правления Кэйтай, Киммэй и Суйко из Пэкче в Ямато приезжают специалисты по Оммё:до:). Числовую символику, присущую Оммё:до:, можно усмотреть в «Уложении 17 статей» Сё:току-тайси (8+9 как числовое выражение инь и ян), пяти цветах головных уборов первоначальной системы чиновничьего ранжирования, восьмиугольной форме императорских курганов VII в., настойчивом употреблении «восьмерки» в ранних письменных памятниках (например, счет божеств на «восьмерки») и т. п. Планомерная подготовка специалистов по Оммё:до: в школе чиновников начинается в правление Тэмму.

Окончательная институализация Оммё:до: в Японии произошла вместе с созданием Астрологического отдела Оммё:рё:, деятельность которого определялась законодательными сводами. В VIII в. основу персонала Оммё:рё: составляли потомки выходцев с материка, причем некоторые из них были буддийскими монахами, возвращенными государевым указом к светской жизни. Согласно «Энгисики», при дворе имелось 20 гадателей (урабэ), причем десять из них происходили с Цусима, а пять — с острова Ики, т. е. из «западного» региона, наиболее приближенного к материку. Однако к этому времени большинство специалиста по Оммё:до: были уже японцами.

Управление Оммё:рё: имело самое непосредственное отношение к контролю над пространством (расположение строений, захоронений) и временем (составление календарей, смена девизов правления). В Японии принципами Оммё:до: руководствовались как синтоистские жрецы, так и буддийские монахи. В 730 г. знатоки Оммё:до: появились и в штатах провинций.

Интересно, что гадатели по панцирю черепахи организационно относились не к Оммё:рё:, а к Палате Небесных и Земных божеств. Это свидетельствует о том, что данный вид гадания действительно появился в Японии достаточно давно и воспринимался как принадлежность синтоистского культа. Кроме того, влияние Оммё:до: на синто усматривается в двух важнейших для Японии VIII в. государственных ритуалах: Великого Очищения (Оохараэ) и Изгнания Болезней (Цуина).

Проведение обоих ритуалов входило в компетенцию Палаты Небесных и Земных божеств. Ритуал Оохараэ проводился в последний день 6-й и 12-й лун. Хотя текст самого молитвословия, возносимого представителем рода Накатоми, является по своему происхождению безусловно японским (там содержится изложение синтоистского мифа), употреблявшиеся в этом ритуале плоские антропоморфные фигурки (золотые, серебряные или деревянные), на которые, как считалось, переходит «скверна», были принадлежностью экзорцистских обрядов Оммё:до:.


Иллюстрация 43. Фигурки, использовавшиеся в ритуале Цуина.


Что касается Цуина, то этот обряд проводился в один из последних дней старого года при императорском дворе, а также в синтоистских и буддийских храмах. Он ставил своей целью изгнание злых духов болезней. Хроника «Сёку нихонги» датирует начало проведения этого ритуала 706 г., а предание гласит; что монах Гё:ги убедил Момму в необходимости его проведения. В «Энгисики» содержится молитва (норито), возглашавшаяся по этому случаю. Принадлежностью этого ритуала также являются плоские деревянные фигурки, на которые переходила скверна. Такие фигурки были найдены при раскопках Нара.

Согласно «Нихон сёки», начиная с середины VII в. в придворный обиход постепенно входит обозначение времени через девизы правления (нэнго:). В Китае применение девизов началось с правления У-ди (140-85 гг. до н. э.). Девиз правления был призван, в частности, показать, что монарх получил «мандат Неба» по причине наличия у него благодетельности (кит. дэ; яп. току). В связи с этим в Китае первый для данного императора девиз правления всегда принимался при восхождении на престол. Однако для Японии одного этого оказалось недостаточно. Судя по всему, японцам требовалось дополнительное подтверждение того, что государь (и его непосредственное окружение) обладают достаточной благодетельностью. Поэтому в летописи «Сёку нихонги» один из первых годов правлении того или иного государя почти обязательно отмечен записью о каком-либо благоприятном знамении, в соответствии с которым и получала название следующая эра. Кроме того, так же как и в Китае, девиз мог меняться несколько раз во время одного правления в связи с конкретными событиями (благоприятными или же неблагоприятными).

Первые девизы правления японских «императоров» не носят, как правило, абстрактно-программного характера (в них отсутствуют такие важнейшие для китайской теории управления понятия, как «гармония», «гуманность» и т. п.), но напрямую связываются с появлением зрительно воспринимаемых знамений, среди которых особенно много «чудесных» (согласно китайским представлениям) мифологических животных («белый фазан», «белый феникс», «красная птица», «чудесная черепаха»). Такой подход безусловно отражает конкретно-чувственный аспект культуры тогдашней Японии, еще не вполне овладевшей достижениями теоретической культуры Китая.

Вполне попятно, что при таком отношении к знамениям осведомленность в этой области могла превращаться в мощное средство политического давления, в связи с чем частные занятия астрологией и теорией знамений не допускались, а книги, относившиеся к этим областям, были секретными, находясь в монопольном пользовании Астрологического отдела. Донесения Оммё:рё: государю были также засекречены. Все знамения делились на «большие», «средние» и «малые». Только обнаружение первых могло считаться достаточным основанием для переименования эры правления. Официально одобренный список таких знамений (приводится в «Энгисики») и служил «руководством к действию».

Характер девизов правления, причины разбиения времени правления на разные девизы могут служить индикатором того, какие события считались придворной культурой наиболее важными. Если оценивать в целом свойство времени, хронометрируемого с помощью девизов правления, то оно может быть названо временем «ритуально-политическим».