Китайский буддизм под влиянием конфуцианства становится все более прагматичным и даже, можно сказать, приземленным: монастыри управляли маслобойнями и складами, ремонтировали дороги и даже занимались торговлей и ростовщичеством[107].
Но нигде мы не найдем упоминания первородного Зла, а тем паче дьявола: так, секта тьен-тай верила, что в каждой пылинке содержится целый мир[108]. Разве можно отыскать дьявола в каждом зернышке риса?
И даже тогда, когда во времена династии Тань буддизм стал государственной религией и монахи, словно вынужденные продлевать разрешение на работу в странах западной демократии эмигранты, обращались к чиновникам-конфуцистам за документами, подтверждающими их обращение в сан (ибо знаменитая китайская бюрократия родилась отнюдь не вчера), никто не усматривал уловки дьявола. Возможно, этого хотела сверхъестественная сила, сделавшая так, чтобы государственная машина без раздумий принимала решения; но люди, в руках которых оказалась сосредоточена власть, были воспитаны на даосской, конфуцианской и непосредственно буддийской идеологии: они с трудом бы поверили в существование Злого духа. И по сей день встречаются суеверные люди, полагающие, что недовольные своей участью души умерших донимают их, и они бегают по шаманам, которые в обмен на звонкую монету делают жертвоприношения и творят заклинания, чтобы призраки вернулись восвояси. Ничего не поделаешь: невежественные люди всегда суеверны. Впрочем, власти терпимо относятся к подобной практике, ибо она гарантирует им спокойную жизнь. Для правительственных чиновников, как и для самого государства, главным остается достижение согласия, а не разлад в обществе. И даже когда в Японии в XX веке деятельность секты дзэн[109], получившей в дальнейшем неожиданно широкое распространение в Калифорнии, имела скандальную огласку, то и тогда никто не усмотрел козней дьявола.
Секте буддистов дзэн было не занимать той экзальтированной смелости, которая гораздо позднее V или VI века заставила христиан поверить в дьявола с хвостом и раздвоенными копытами. Эта секта возникла из двух школ: буддиста Бодхидхарма, прибывшего из Индии в 470 году и поселившегося сперва в Кантоне, а затем, полвека спустя, переехавшего на север[110], и монаха Дао-синя, жившего также в V веке. В соответствии с учением дзэн достижение Просветления, по-китайски wu и по-японски satori, не имеет ничего общего с тупым чтением текстов: Просветление наступает или не наступает вовсе; человек вкушает плод Просветления только в том случае, если достигает полной отстраненности; и в этот момент он постигает Истину.
В такой трактовке философия дзэн представляла собой пацифистский мистицизм в первозданном виде; однако были и опасные крайности. Так, согласно преданию, Бодхидхарма настолько глубоко вошел в транс, что не выходил из него целых девять лет. У него отказали ноги, но он этого не заметил. Его медитация нарушалась подергиванием век, и тогда Бодхидхарма отрезал себе веки. Если следовать учению дзэн, необходимо устранять помехи медитации; вот почему Великий учитель Ихуан советовал:
«Убивайте всякого, кто будет вам чинить препятствие. Если на вашем пути окажется Будда, убейте его! Если вы встретите Учителя учителей, если вы встретите почтенных старцев, впавших в нирвану, забывших про свои страсти и потому освобожденных от необходимости перевоплощаться, убейте их».
Кровавая программа! Однако подобная жестокость уже сама по себе исключала дьявола или демонов, ибо в пустоте нет ничего: ни Бога, ни дьявола. Идеи секты нашли распространение в Японии среди некоторой части военного руководства, «понявшего, какую выгоду оно сможет извлечь из подобной доктрины (дзэн) для абсолютного подчинения тела, безотказности рефлексов и пренебрежения к смерти»[111]. Так в Японии рождались воинские искусства.
Ибо сюда через Корею проник буддизм, встреченный местным населением поначалу с недоверием. Впрочем, у японцев уже была своя религия под названием «синтоизм» или «синто», что означает, как и дао, «дорога», так и «учение богов». Надо признать, буддизм японцами воспринимался с трудом; так, в XIII веке монах Ниширен, основатель собственной секты, назвал дзэн «демоническим» учением и обвинил одну из двух его форм, сингон, несмотря на то что она укоренилась на японской почве и поддерживалась императорской властью, в намерениях «уничтожить страну». Однако следует отметить, что Ниширен был экзальтированной личностью с путаницей в голове[112].
Так же, как и язык, европейцы с трудом воспринимают синто, единственную японскую религия в Японии, бросающую вызов традиционным западным понятиям даже в том, что касается непосредственно самого вероисповедания. Как пишет специалист по Японии Эрберт[113], «это не такая религия, как другие. Полностью лишенная догм, использующая в качестве «Священного писания» краткие и сложные для толкования тексты, никогда не систематизировавшая правила общественного поведения и морали, не навязывающая никаких ритуалов, синто для японцев представляет собой способ познания связей, объединяющих человека с ему подобными, а также с Природой и Божеством».
В этой религии мы не найдем ни этики, ни определения того, что нами называется «Зло», поэтому и речи быть не может о его воплощении и противопоставлении божеству. Наше расследование должно бы на этом закончиться, однако мы поторопились бы, заявив об отсутствии дьявола в синто. В самом деле, оно допускает разногласия между Небом и Землей. Согласно одной из многочисленных версий космогонической синтоистской мифологии, два божества или ками (известно восемьсот мириад других божеств) — Изанаги и Изанами[114], породили владык всего сущего: Аматеразу-о-ми-ками, богиню Солнца, и ее брата Сузано-во (был еще и третий ребенок Тзуки-йоми, бог Луны). Первая повелевала небесами, в то время как второй ведал делами земными. Вдруг возникла конфликтная ситуация. Сузано, недовольный доставшимся наделом, состоящим из поднявшихся из глубин океана земель, принялся так горько плакать, что пересохли реки и моря. Он изъявил желание отправиться вслед за матерью в Нижнюю страну, то есть в ад, за что Изанаги изгнал его с неба. Перед тем как выполнить приказ, Сузано попросил разрешения на секунду повидаться с сестрой Аматеразу, обещая тут же уйти навсегда. Сестра испугалась появления весьма бурно выражавшего гнев брата и заперлась вместе с фрейлинами в комнате, где ткала одежду для богов. Такое отсутствие родственных чувств со стороны сестры объяснялось тем, что земным камям был запрещен доступ наверх. Сузано своим приходом нарушил небесный покой, а фрейлины Аматеразу, посчитав себя изнасилованными, вонзили себе в низ живота спицы. Аматеразу воздержалась от такой крайности и убежала, чтобы спрятаться в скалах[115].
Однако растительная жизнь дерева, а животная — птицы, зеркало, дающее возможность отражать божественное, возможность к воспроизводству, о которой она узнала после того, как ками-женщина обнажила свое тело, а ками-мужчина показал свои сокровища, то есть увидев способность человека производить богатство и красоту, убедили Аматеразу покинуть убежище и вернуться на небеса. Сузано был осужден на вечное пребывание на Земле.
Существует несколько версий первородного конфликта[116]. Бросается в глаза общий символизм, состоящий в противопоставлении непримиримых между собой небесных и земных сил. Сузано воплощает в себе самые характерные земные недостатки: наглость и бесстыдство, вспыльчивость, которые можно было бы отождествить со Злом или в любом случае с отсутствием благоразумия. В самом деле, в священной книге Нихонги приведена следующая версия[117]: «У этого ками извращенная натура, он без конца предается либо слезам, либо гневу... Вот почему родители сказали ему: «Если бы ты царствовал на Земле, не стало бы много жизней». В другом тексте, Бинго-фудоки, написано: Сузано истребил весь человеческий род, оставив в живых только своего брата Сомена, который однажды приютил его у себя на одну ночь. Однако, как и многие другие боги Азии, он — двулик, ибо учит своего гостеприимного хозяина сельскохозяйственным приемам. Он не демон, а противоречивое божество, отражающее азиатское представление о сложности мироздания. В любом случае в Японии его не считают дьяволом, а в некоторых храмах даже почитают.
Двойственность мира дополняется двойственностью ками, ибо среди них есть хорошие и плохие. В качестве примера можно привести историю, рассказывающую о том, что, когда в 903 году скончался в изгнании министр и поэт Михизане Сугувара, его призрак стал наводить страх на императорский дом и на всю страну. Вскоре скончались все враги и даже наследный принц. Но гнев не унимался, и в 947 году устами ребенка Михизане заявил, что ему служат сто семьдесят тысяч демонов. Он угомонился только после того, как его объявили небесным ками Тенжином Зама, как не называли даже самих императоров. Значит, демоны все-таки существовали. Однако, по сути дела, они были всего-навсего божествами земными, противостоящими богам небесным. И если были слишком неспокойными, то только потому, что жили на Земле, где нет и не может быть покоя.
Можно ли утверждать, что синто считает сотворение мира делом нечистым, разделяя семитскую точку зрения о первородном грехе? Нет. «Синто рассматривает сотворение мира как событие, за которое человечество должно испытывать вечную благодарность, и вовсе не упоминает о будущем конце света» (Эрберт). Наличие Зла в мире нисколько не свидетельствует о том, что мир плох или хорош, Зло навеки отторгается от Добра, или Зло находится в каком-то конкретном месте. Гнев богов порождает Зло, что находит подтверждение в следующей истории: во времена правления императора Суджина страну опустошали эпидемии, унося многочисленные жертвы. «Однажды ночью весьма расстроенный микадо заснул в храме дворца, и во сне к нему явился бог О моно мучи и произнес: «В том, что происходит, моя воля. Если ты преподнесешь matsuri (религиозные жертвоприношения) перед моим изображением, я сменю гнев на милость, и страна будет спасена»