Аббат Рупер из Дейтца выдвинул оригинальную гипотезу: Бог предоставил Сатане время для раскаяния, чтобы подать пример другим ангелам, однако дьявол и не подумал воспользоваться такой возможностью. Рупер отстаивал еще более нелепую идею, согласно которой Сатана попал «не в ад, а оказался в воздухе, составлявшем нижнее небо»[827]. Абеляр пошел еще дальше: он приписал дьяволу милосердие, что было, по меньшей мере, странно, и в 1141 году, отвечая перед судом инквизиции, он отрицал прямое вмешательство демона в дела мирские и заявил, что «поле деятельности демонических сил ограничено природными явлениями и растениями»[828]. Можно себе представить последствия на желудки инквизиторов дьявольской концепции, заложенной в капусте и отварах.
Разделяя убеждения своих предшественников, Пьер де Пуатье утверждал, что обитавший в воздухе дьявол отправится в ад только после Страшного суда[829]. Парижский епископ Гийом Овернский внес некоторое изменение в эту идею, высказав предположение о том, что демоны внезапно впали в маразм («он объяснил излишнюю гордость и тщеславие демонов снижением их умственных способностей»[830]); болезнь протекала тяжело, и демоны между собой без конца ссорились. Св. Бонавентура объяснил грехопадение Люцифера тем, что тот возомнил себя писаным красавцем, хотя он был рогат, покрыт шерстью и распространял вокруг жуткую вонь.
Известный доминиканец Альберт Легран также считал, что демоны витают в воздухе. Его прославленный ученик Фома Аквинский склонялся к такому же мнению в работе Somme theologique: демоны должны обитать в аду, но до Страшного суда средой обитания для них стал воздух, и они порой принимали вид суккубов и инкубов. Как это следовало понимать? Люди вдыхали их вместе с воздухом? Однако Фома Аквинский расходился во мнении со многими схоластами и теологами по поводу инкубов и суккубов, которые, по его мнению, не могли воспроизводиться. Вообще, у него было свое видение нечистой силы, и, хотя он не испытывал к ней ни малейшего сочувствия, все же довольно благожелательно отзывался, утверждая, что многие демоны не причиняют людям столько зла, сколько могли бы; и тем не менее они не способны творить добро. Как и другие рассуждавшие на тему демона философы, Фома Аквинский выдвинул необычную гипотезу: если бы какой-нибудь суккуб, то есть дьяволица, получившая сперму от мужчины, нечаянно забеременела, она родила бы непременно великана. Кроме того, Фома Аквитанский считал дьявола и демонов бестелесными, но это было его личное мнение, поскольку значительно позже, в XVI веке, кардинал Гаэтано проповедовал, не встречая, однако, понимания у своих современников, что нечистая сила была, напротив, телесна.
Если говорить серьезно, то с самого начала нашего летоисчисления никто так и не предложил стройной теории дьявола и демонов. Никто доподлинно не знает природы греха, из-за чего Сатана и его свита были вынуждены покинуть небеса: были тому причиной зависть, похоть, гордость или нет; никто не может описать его внешность и ответить, был ли он красавцем или уродом; неизвестно также, на какое время пришлось его грехопадение: до или после сотворения Солнца и человека; никто не может с уверенностью утверждать, был ли он бестелесным или состоял из тонкой или достаточно плотной материи; никто не знал, где он обитал; не выяснено до конца также, являлся ли он истинным воплощением Зла или все же был способен на милосердие; до сих пор не доказано, обладал ли он исключительным умом, как считают одни теологи, или же у него были средние умственные способности, а может быть, он был и вовсе круглым дураком; и может ли он в конце времен надеяться на прощение Всевышнего. В те времена особенно жаркие споры разгорелись вокруг последнего положения, которое, по-видимому, было основополагающим. Одни теологи, и среди них был Жером[831], утверждали, что дьявол и демоны могут рассчитывать на Божью милость, а другие авторы, такие как Оноре д’Отун, полагали, что им не на что надеяться, ибо искупления они могут добиться только после исчезновения Логоса, что само по себе немыслимо[832]. Так и остался навеки открытым вопрос о предвечности Зла, заставившего Сатану оступиться.
В наши дни может показаться странным такое многообразие точек зрения и столь высокий полет фантазии религиозных философов; надо заметить, что это была эпоха повального увлечения религией, когда повсюду процветало сектантство всех мастей. Наряду с богомилами были известны другие религиозные течения, начиная с адамистов, участвовавших в работе собраний без одежды и проповедовавших возвращение к состоянию невинности, в котором пребывал Адам в момент сотворения, и кончая Мелхиседеками, считавшими царя Мелхиседека[833] идеалом божественного благочестия и примером добродетели. И духовенство, по всей видимости, также старалось не отставать от проповедников самых бредовых идей.
Что же до концепции дьявола, то наиболее вразумительные идеи высказывали одни только еретики да раскольники, с которыми Римская церковь вела беспощадную борьбу, искореняя инакомыслие мечом и огнем. Однако схоластики продолжали отвергать два основополагающих догмата, входивших в противоречие с каноническим учением о воплощении Иисуса и искуплении грешников и позволявших сделать вывод, что материальный мир не был исключительной вотчиной дьявола, в создании которого Иисус не принимал участия. Однако самым парадоксальным представляется тот факт, что Римская церковь так никогда и не заняла определенной позиции в вопросе о дьяволе, возложив всю ответственность за решение спора на своих богословов[834].
Вопреки тому, что указанные выше теории рассматривались с позиций рационализма, они мало чем отличались от философской концепции, заложенной в религиях Южной Америки или Африки: например, у народов йоруба или догонов, где ни один святой отец не смог бы найти ни дьявола, ни инкуба или суккуба. Подобная религиозная философия была окрашена романтизмом, как и все то, что становилось предметом изучения этнологов. Эти религии осуждались клириками отнюдь не за отсутствие логики, а за последствия.
На протяжении веков западная философская мысль[835] была отравлена не ядом Зла, а кровавым дурманом дьявольских суеверий. Порожденная инквизицией одержимость дьяволом стала в эпоху средневековья необычайно распространенной болезнью, которая в обостренной форме доводила некоторых представителей рода человеческого до полного маразма. Так, в 1581 году некий Фроменто в своем сочинении под названием «Кабинет короля Франции» поведал, что у колдунов был список нечистой силы, в который входили 72 князя тьмы и 7 405 920 демонов рангом пониже. Приводились разные цифры: так, по мнению одних авторов, существовало 6 легионов[836] демонов, каждый из которых насчитывал 66 когорт из 666 подразделений по 6 666 демонов, что в сумме составляло 1 758 064 176 дьяволов[837]. Можно только удивляться количеству падших ангелов! И в наши дни нередки разговоры о дьявольских кознях даже среди американских полицейских!
В средние века верили любым небылицам о дьяволе, и чем они были нелепее, тем больше к ним прислушивались. Обыватели верили, например, тому, что ведьма могла надоить молока из топорища, а колдуны, подобно самому Иисусу, ходили по воде. Не вызывало также сомнений и то, что человек мог быть невидимкой и войти в любой дом, стоило ему только произнести про себя слова дьявольской молитвы:
«Athal, Bathel, Nothe, Jhoram, Asey, Cleyungit, Gabellin, Semeney, Mencheno, Bal, Labenenten, Nero, Meclap, Helateroy, Palcin, Timgimiel, Piegas, Peneme, Fluora, Hean, Ha, Ararna, Avira, Ayla, Seye, Peremies, Seney, Levesso, Huay, Baruchalu, Acuth, Tural, Buchard, Caratim, per misecordiam abibit ego mortale perficiat qua hoc opus invisibiliter ire possim».
Повсюду шла охота на ведьм. К дьявольскому отродью прежде всего причисляли некрасивых женщин. В народе ходили легенды об их злых проделках, шабашах и оргиях, в которых они принимали участие. Очевидно, одни только «нечистые» могли польститься на столь сомнительное удовольствие, как заниматься с ними любовью. Такие авторитетные средневековые «специалисты» по ведьмам, как два доминиканских монаха-инквизитора Генрих Краймер по прозвищу Инститорис[838] и Якоб Шпренгер, написали бестселлер своего времени: с 1486 по 1669 годы их книга переиздавалась 34 раза и продавалась в Страсбурге, Спире, Нюрнберге, Кельне, Париже, Лионе, Венеции, Франкфурте, Фрибург-ан-Бризгау; да что говорить: ее читают и по сей день! Речь идет о знаменитом труде под названием Malleus Maleficorum, или «Молот ведьм». Как мы уже знаем, подобное сочинение было не первым руководством по истреблению ведьм. Из-под пера Эймерика уже вышел похожий трактат, однако «Молот ведьм» получил более широкую известность благодаря детальным описаниям пыток и глубокому знанию предмета изложения, придавшему видимость правдоподобия поистине бредовому творению. Авторы старались доказать, например, что «демон, вселяясь в тело человека, не претендует на его душу», ибо ангельская природа демона не позволяет смешиваться с человеческой сущностью, и т.д.
Подобное противоречивое утверждение заставляет задуматься: князь тьмы, искуситель рода человеческого, всегда рисовался в воображении людей как отталкивающее и омерзительное существо, а его слуги, в особенности служанки, отличались уродством. По этому поводу известно ехидное высказывание Даниэля Дефо: «... Возможно, колдуньи и вынуждены выглядеть такими страшилищами, чтобы не испугаться жуткого лика своего хозяина... Никогда портрет нашей знаменитой английской колдуньи и прорицательницы мамаши Шиптон не был бы написан, не будь ее лицо столь уродливым и мерзким»