Но существование омока Чорос дает все основания считать, что у ойратов были и другие омоки, подобные чоросскому. И в самом деле, автор «Шара Туджи» говорит, что в его время, т. е. в начале XVII в., ойраты делились на шесть омоков, что во главе дэрбэтского омока стоял Далай-тайши, что Байбагас был соправителем омока Уджиэт, Хутхайту владел омском Чорос, Дзу-чинсанг управлял багатутовским омском, а Хи-Мэргэн-Тэмэнэ — хэрэитовским. Источники, таким образом, свидетельствуют, что к началу XVII в. омоки полностью вытеснили традиционные монгольские тумены, тысячи и сотни.
Что такое омок, каково его социальное и экономическое значение, какую роль он играл в общественном строе ойратов в XV—XVII вв. и позднее?
Монгольские источники убеждают нас, что первоначально этот термин означал род, родовую общину, общину кровных родственников, коллективно владевших важнейшим средством производства — землей, пастбищными угодьями, и возглавлявшихся одним из старейших и наиболее почитаемых сородичей. «Сокровенное сказание», излагая историю монголов XII—XIII вв., часто употребляет слово «омок», говоря о предках, положивших начало существовавшим в те времена родовым общинам. Б. Владимирцов об этом писал: «Монгольский род — obox являлся довольно типичным союзом кровных родственников, основанным на агнатном принципе и экзогамии, союзом патриархальным с некоторыми только чертами переживания былых когнатных отношений, с индивидуальным ведением хозяйства, но с общностью пастбищных территорий... союзом, связанным институтом мести и особым культом». Но таким был древний монгольский омок — род. В эпоху Чингисхана эта родовая община в значительной мере уже утратила свои классические черты и разлагалась, уступая место другим, более сложным общественным институтам, подготовившим образование в начале XIII в. раннефеодального монгольского государства. Многочисленные данные, содержащиеся в монгольских источниках, главным образом в «Сокровенном сказании», позволили Б. Я. Владимирцову сформулировать следующий вывод: «В XII — XIII вв. то, что называлось obox — род, представляло собой сложное целое. Obox состоял прежде всего из кровных родовичей — владельцев, затем шли крепостные вассалы — unaqan bogol, затем „простые" прислужники — otolo bogol, jala'и. Род состоял, следовательно, из нескольких социальных групп. Можно говорить даже о двух классах, к высшему относились владельцы urux'и и наиболее видные и состоятельные unagan bogol'ы, к низшему — младшие крепостные вассалы и прислужники otole bogol'ы и jala'и. Одни были noyad, — "господа", другие xaracy — "черные", bogolcud — "рабы"».
В наши задачи не входит выяснение того, насколько нарисованная Б. Я. Владимировым картина внутренней жизни омока соответствовала реальным условиям XII — XIII вв. В советской исторической литературе Б. Я. Владимирцов не раз подвергался критике за преувеличение степени зрелости феодальных отношений в Монголии XII—XIII вв. Возможно, что эта критика не лишена оснований. Некоторые черты внутренней жизни омока, отмеченные Б. Я. Владимирцовым, следует, по-видимому, отнести не к XII—XIII, как это делает он, а к XIII—XIV или даже к XIV—XV вв. Но это нимало не колеблет той общей характеристики процесса становления и развития феодализма у монголов, которая дана Б. Я. Владимирцовым.
Невозможно, в частности, отрицать тот факт, что монгольский омок ко времени составления «Сокровенного сказания» и летописей Рашид-ад-дина уже мало походил на свой древний прообраз, что к этому времени он уже утратил многие первоначальные свои черты. Множество доказательств, подтверждающих это, приведено Б. Я. Владимирцовым. Дополнительное свидетельство серьезных изменений, происшедших внутри омока, мы видим в той небрежности, с которой автор «Сокровенного сказания» употребляет этот термин, применяя его к различным, иногда противоположным явлениям. Так, например, одни и те же этнические группы он часто называет то омоком, то аймаком, а иногда иргэном и омоком. Фамилия Ялавач, к которой принадлежал известный хорезмский купец Махмуд, перешедший на службу к Чингисхану, также представлена монгольским словом омок. Такое вольное обращение с термином возможно лишь при отсутствии прочно установленных норм и признаков, определяющих его содержание. Приведенные нами примеры свидетельствуют, что сам омок в описываемое время уже не был омоком в точном смысле слова, что за ним уже не скрывалась, как в древности, община кровнородственных семей со всеми присущими ей свойствами и признаками в области производственных отношений и внутреннего управления тогдашнего ойратского общества.
Обратимся теперь к монгольским и калмыцким источникам XVII—XIX вв. — к «Алтан Тобчи», «Шара Туджи», «Эрдэнийн Тобчи», биографии Зая-Пандиты, к «Сказаниям» Габан Шараба и Батур-Убаши-Тюмена, поищем в них материал для суждения о дальнейшей эволюции монгольского омока. Что говорят нам эти источники?
Как выясняется, все они, за исключением биографии Зая-Пандиты, более или менее подробно воспроизводят рассказы «Сокровенного сказания» об образовании омоков в древний период монгольской истории. Но ни один из них не отмечает ни одного случая образования какого-либо нового омока сверх тех, о которых говорит «Сокровенное сказание». Это приводит нас к выводу, что процесс родообразования у монголов, в том числе и у ойратов, в основном закончился до появления Чингисхана, хотя память об этом процессе была еще достаточно жива, что и нашло свое отражение в соответствующих разделах «Сокровенного сказания» и в летописях Рашид-ад-дина. В дальнейшем, в период империи и Юаньской династии, когда завершился процесс консолидации монгольской народности, поглотившей и растворившей остатки былой родоплеменной организации общества, ни о каких омоках в их первоначальном смысле не могло быть и речи. Авторам монгольских и калмыцких исторических сочинений XVII — XIX вв. просто нечего было говорить об омоках, ибо в их время таких омоков уже не было, да и память о них в народе уже стала стираться, а то и вовсе стерлась.
Если автор «Сокровенного сказания» для определения роли и значения той или иной этнической или социальной группы оперировал терминами омок, иргэн, аймак, улус, урук, ясун, часто смешивая и путая их, то в источниках XVII — XIX вв. мы уже не находим такого обилия более или менее однородных терминов. Авторы этих источников чаще всего пользуются термином улус — народ. Слово омок встречается здесь довольно редко и употребляется оно иногда в весьма оригинальном смысле. Так, например, авторы «Шара Туджи» и «Алтан Тобчи» говорят, что Буртэ-Чоно был родоначальником монгольского омока; в другом месте «Шара Туджи» сообщает, что отец одной из жен Чингисхана принадлежал к китайскому омоку У; в том же источнике сказано, что Чжу Юань-чжан, первый император Минской династии, происходил из китайского омока Чжу. Как видим, автор «Шара Туджи» вкладывает в понятие «омок» совершенно новое содержание; он называет омоком семью в, узком, индивидуальном смысле слова; фамилии китайских семей У и Чжу воспринимаются им как прозвания омоков. Возможно, что и Буртэ-Чоно выдается авторами «Шара Туджи» и «Алтан Тобчи» за первого носителя имени «монгол» и в этом смысле родоначальника монгольского омока.
Приведенные примеры дают нам основание заключить, что в XVII в. под словом омок подразумевалась уже не коллективно хозяйствующая община кровных родственников, не род в собственном смысле слова, а индивидуальная семья или группа индивидуальных семейств, связанных узами близкого кровного родства и ведущих обособленные хозяйства.
Мы не утверждаем, что процесс превращения омока-рода в омок-семью завершился к XVII в. во всей Монголии, но для нас несомненно, что процесс развивался именно в этом направлении и что к XVII в. он продвинулся далеко вперед.
Что же в таком случае представляли собой те шесть омоков, которые, по словам автора «Шара Туджи», существовали в его время среди ойратов — дэрбэт, уджиэт, чорос, багатут и другие? На наш взгляд, в указанное время эти омоки выступали как совокупность некоторого, сравнительно небольшого числа родственных индивидуальных семей, носивших соответствующие фамильные прозвания. Разумеется, эти шесть омоков были группами не простых, не аратских семей, а семей аристократических, семей феодальных правителей, они были ханскими и княжескими династиями, в которых аккуратно и строго велись родословные записи. Но если были такие аристократические омоки-семьи, то не могло не быть и других, менее аристократических. Их, видимо, и имеет в виду автор «Шара Туджи», говоря о хариятском Гуйлин-чи-багатуре, о тэлэнгутском Абдулла-Сэцэне, об оргу-тах, хонхиратах и т. д. Что касается аратских омоков-семей, то о них, простых тружениках, непосредственных производителях, объекте феодальной эксплуатации, источнике накопления и могущества феодальных господ, — о них автору «Шара Туджи» нечего было сказать. Он не видел в их деятельности ничего выдающегося, ибо они просто трудились, шли в походы и воевали во имя интересов, своих владык, неся бремя всех поборов, повинностей, тягот феодальных войн и усобиц. Вполне возможно, что омоки — семьи простых аратов — были вообще безымянными и не имели собственных прозваний. Какие события из жизни этих омоков могли привлечь внимание автора «Шара Туджи», если столетием позже Габан Шараб, работая над своим «Сказанием», пришел к заключению, что в делах и жизни даже таких омоков, как элеты, хойты, батуты и т. п., нет ничего заслуживающего упоминания, «ибо дела их ничтожны». Вот почему мы не находим в «Шара Туджи» сведений об аратских омоках.
Что касается других монгольских, а также калмыцких источников, то они в общем и главном повторяют и подтверждают сведения «Шара Туджи». Отметим, однако, что «Алтан Тобчи» проводит четкое различие между понятиями кость и омок, рассматривая первое как часть второго. Хроника, например, три раза в разных вариантах говорит о происхождении Чингисхана и устанавливает, что отец последнего принадлежал к кости Киот, входившей в омок Борджигин. Это указание надо, видимо, понимать в том смысле, что во второй половине XII в. ясун (кость) представляла собой уже в значительной мере обособившуюся из кровнородственной общины группу индивидуальных семей (в данном случае с фамильным именем Киот), но еще входившую в состав родовой общины, т. е. омока (в данном случае Борджигин). В дальнейшем в связи с быстро прогрессировавшим разложением омока как общины кровных родственников понятия кость и омок все более сближались, становились тождественными. Этим, на наш взгляд, объясняется тот факт, что слово омок в монгольских и калмыцких источниках XVII — XIX вв. появляется все реже и в конце концов вовсе исчезает. Габан-Шараб и Батур-Убаши-Тюмен, например, говоря в своих «Сказаниях» о происхождении и родственных связях древних и современных им монгольских и калмыцких ханов и князей, пользуются лишь двумя терминами — ясун и ок. Интересно отметить указание биографа Зая-Пандиты, что последний принадлежал" к кости хошутов; отоку Гуручин, а в этом отоке — к семейству Шангас. Как видим, в этом детальном описании происхождения выдающегося деятеля Джунгарии первой половины XVII в. не нашлось места слову омок. Его место занял оток, в основе которого, как вс