Рост численности стад в Монголии подтверждается и: данными о подношениях ханов и князей иерархам ламаистской церкви. Стада, принадлежавшие последним, в короткое время начинали исчисляться тысячами и десятками тысяч голов. Рост поголовья скота не мог не вызвать потребности в новых пастбищных территориях.
К этому же результату приводил и непрерывно развивавшийся процесс раздела ханств и княжеств между многочисленными потомками правителей, причем каждый из наследников требовал в качестве своей доли наследства особую территорию. Широко известен факт раздела Монголии Даян-ханом между его одиннадцатью сыновьями, которые в свою очередь делили доставшиеся им уделы между своими наследниками. Безостановочное дробление уделов неминуемо вело к их измельчанию, к падению их экономического и политического значения. Габан-Шараб и Батур-Убаши-Тюмен в своих «Сказаниях» приводят данные, свидетельствующие о том, что ханы и князья в XVI—XVII вв. сами были озабочены процессом дробления уделов и по этой причине стремились улучшить порядок наследования. Не имея, однако, возможности изменить древние традиции, зафиксированные в обычном и письменном праве монголов, ханы и князья искали новые территории, видя в этом средство задержать дальнейшее измельчание и ослабление уделов.
Таким образом, рост численности стад и процесс дробления уделов были, по-видимому, главными причинами того, что монгольские феодалы в XVI в. стали продвигаться в обширные северо-западные области застенного Китая, которые в те времена были очень слабо заселены. В середине XVI в. сильнейшим в восточной Монголии было владение туметского Алтан-хана. Естественно поэтому, что именно он стал фактическим собственником земель Ордоса, Кукунора и Амдо, которые он отдал, как мы уже отметили, в наследственное владение своим сыновьям.
Так обстояло дело в Восточной Монголии. Аналогичные процессы протекали и в западной части страны, у ойратских феодалов. Владения ойратов в XV—XVI вв. занимали сравнительно небольшую территорию, ограниченную на западе линией оз. Зайсан — г. Карашар, на востоке — западными склонами Хангайских гор; на юге их кочевья не доходили до Турфана, Баркуля и Хами. Что же касается северных рубежей ойратских владений, то о них в источниках мы не находим точных сведений; можно лишь утверждать, что эти рубежи не заходили за линию южных границ владений казахов, киргизов и других народностей, кочевавших в верховьях Иртыша и Енисея.
Как мы уже говорили, одной из причин ойратско-казахских войн было стремление ойратских феодалов пробиться к сыр-дарьинским городам, а через них — к среднеазиатским рынкам, нужда в которых была тем более острой, чем большим было поголовье скота у ойратов и чем труднее становился доступ к рынкам Китая. Выше уже сообщалось, что Дженкинсон в 1557 г. не мог продолжить свое путешествие в Пекин из-за ожесточенной войны между ойратами и казахами. В дальнейшем, когда ойратские правители вступили в непосредственные сношения с властями Русского государства, они стали с той же настойчивостью добиваться права продавать скот и скотоводческое сырье на русских рынках в обмен на русские товары, с какой в свое время требовали у китайских властей открытия меновых рынков. И если русско-ойратские отношения развивались в общем в духе мирного соседства, то объясняется это в первую очередь тем, что обе стороны в равной мере были заинтересованы в развитии торгового обмена.
Сведения, сообщаемые биографом Зая-Пандиты, позволяют хотя бы приблизительно представить себе численность стад ойратских феодалов. В 1643 г. Зая-Пандита получил в дар от дэрбэтского Хундулена-убаши 5 тыс. голов скота. В 1645 г. он и другие ламы получили от князей богатые дары: самому Зае досталось: 10 тыс. лошадей, другим высшим ламам — по 1000 и 500, рядовым — по 100, 60 и 10 лошадей. В 1647 г. Эрдэни-хунтайджи подарил Зае 6 тыс. овец, в 1649 г. один из владетельных князей преподнес ему 100 быков, 1. тыс. овец и 40) лошадей. Приведенные цифры позволяют судить о количестве скота, принадлежавшего самим дарителям, т. е. светским феодалам. Источники сообщают, что в 1649 г. Очирту-Цецен-хан отправился в Тибет; для покрытия расходов собрал табун в 10 тыс. лошадей. Жена этого хана владела стадом, насчитывавшим более 20 тыс. голов крупного и мелкого скота.
Неизвестный иностранец, наблюдавший в XVII в. жизнь ойратов, писал: «У них много лошадей, быков, а также буйволов и овец... этим они крупно промышляют, отправляясь, например, в Китай (с табуном) в 8 и 10 тыс. лошадей, не считая овец и быков, которых они меняют на серебро и всякое добро. С подобными же табунами являются они ежегодно в Тобольск и Томск и меняют все это на товары, как, например, на юфть, медные котелки, кружки из желтой меди, железо и выдру, мех которой они предпочитают другим мехам». Мы можем рассматривать это описание как дополнительное свидетельство огромных размеров скотоводческого хозяйства ойратских феодалов. Правда, нельзя не учитывать того, что приведенные цифры относятся не к XVI, а к середине XVII в. Но какие бы поправки мы к ним не сделали, несомненным остается самый факт наличия крупного скотоводческого хозяйства феодалов и рост численности принадлежавших им стад, дававших продукцию, во много раз превышавшую личные потребности владельцев.
Рост численности стад и безостановочное дробление уделов толкали ойратских ханов и князей на путь территориальных захватов. Внутренние взаимоотношения и внешняя политика ханов и князей как Восточной, так и Западной Монголии к середине XVI в. стали определяться уже не только такими стародавними, можно сказать, традиционными, факторами, как борьба за рынки и за господство над торговыми путями, но и новыми — борьбой за пастбищные территории, необходимые для разраставшихся стад и для удовлетворения требований многочисленных наследников владетельных князей.
Указанные обстоятельства, как нам кажется, проливают свет на события, непосредственно предшествовавшие образованию Джунгарского ханства и обусловившие его рождение.
Монгольские источники «Алтан Тобчи» и «Эрдэнийн Тобчи» свидетельствуют, что в середине XVI в. началась новая серия вооруженных столкновений между ойратскими и восточномонгольскими феодалами. Первое из них произошло в 1552 г., когда против ойратов выступил туметский Алтан-хан. Важно отметить, что этому столкновению предшествовало целое столетие мирных и бесконфликтных отношений между феодалами востока и запада Монголии. Годы правления Даян-хана, как мы видели, характеризовались тесным военным и политическим сотрудничеством этих феодалов, причем ойратские ханы и князья служили всемонгольскому правителю как верные вассалы своему сюзерену.
Что же явилось причиной конфликта 1552 г. и ряда последующих войн между восточными и западными монголами?
Есть все основания полагать, что это было связано главным образом с той своеобразной земельной теснотой, которая возникла и обострилась вследствие роста численности стад, необходимости удовлетворить притязания растущего числа наследников и, наконец, как результат военных неудач ойратских феодалов в борьбе против Могулистана и других противников.
Китайские источники говорят, что после разгрома, учиненного могулистанским Мансур-ханом в 1530 г., ойратские правители все чаще и чаще проникали в долины Ганьсу и Кукунора, что не могло не вызвать опасений у восточномонгольских ханов, уже привыкших рассматривать указанные области как свою территорию. Стремление ойратов обосноваться в этих областях и нежелание восточных монголов допустить их туда и явились теми главными причинами, которые привели к срыву мирных отношений и к возобновлению вооруженной борьбы.
Новое столкновение между ойратами и восточными монголами произошло через десять лет, в году черной собаки (1562), когда правнук Даян-хана Хутухтай-Сэцэн-хунтайджи напал на торгоутов, принудил их к бегству и преследовал до берегов Иртыша. Еще через 12 лет, в году синей собаки (1574), развернулись военные действия между правителем Ордоса Буян-Батур-хунтайджи и ойратским Эсельбейн-хя, властвовавшим над хойтами. Последние потерпели поражение, а Эсельбейн-хя был взят в плен. В это же время Хутухтай-Сэцэн-хунтайджи, приходившийся двоюродным братом Буян-Батуру, вместе со своим сыном громил отоки батутов и чоросов. Вскоре, однако, Эсельбейн-хя освободился из плена; собрав силы, он напал на Буян-Батура, разбил его войско, а его самого убил.
О дальнейших вооруженных конфликтах между восточными и западными монголами повествуют летопись «Эрдэнийн эрихэ», оба ойратских «Сказания» и русские архивные материалы. Указанные источники единодушно свидетельствуют, что в этих конфликтах на стороне восточных монголов уже не участвовали ханы и князья Кукунора, Ордоса и других владений южнее Гоби. Место южногобийских феодалов заняли в 70-х годах XVI в. ханы и князья Халхи, до этого не участвовавшие в борьбе с ойратами.
Монгольская летопись «Эрдэнийн эрихэ» сообщает, что правнук Даян-хана и внук Гэрэсэндзэ — родоначальника династии правителей Халхи — Абатай (1534—1586) дал бой ойратам в местности Кубкэр-гэрийн, нанес им поражение и навязал им в правители своего сына Субагатая. Точная дата этого события неизвестна; по данным А. Позднеева, оно не могло произойти позже 1577 г. В эти же годы против ойратов выступил другой халхаский правитель — Сайн-Лайхор-хан (основатель династии Дзасакту-ханов), который дал им бой в устье р. Эмель, но победы не одержал. В 1586 г. умер Абатай. Этим воспользовались ойраты, которые подняли восстание, убили навязанного им в правители Субагатая и восстановили свою самостоятельность.
Характерной чертой перечисленных здесь конфликтов является то, что во всех случаях против ойратов выступали те восточномонгольские феодалы, владения которых непосредственно соприкасались с кочевьями того или иного ойратского правителя. Все эти конфликты были локальными, пограничными, их участниками чаще всего были одно какое-либо восточномонгольское и одно ойратское феодальное владение. Такие столкновения имели место не только в той пограничной зоне, где кочевали ойраты и их восточномонгольские соседи, но и на территории всей Монголии. Естественно, что при таких локальных конфликтах решались только локальные задачи. Они сводились к захвату пастбищ, скота и крепостных, принадлежавших соседнему владетельному князю. Многочисленные показания восточномонгольских, ойратских, калмыцких и русских источников не оставляют места сомнениям в том, что подавляющее большинство междоусобиц, которых в рассматриваемое время было так много по всей Монголии, были в своей основе такими же локальными и преследовали такие же местные, ограниченные цели.