меже себя колмыки и ногаи учнут подъезды чинить, тогды, де, государь, дорогою будет не проехать».
Все это свидетельствует, что огромные пространства между излучиной Волги (в районе современного Куйбышева) и южной оконечностью Аральского моря были почти необитаемой пустыней, лишь изредка посещаемой ойратскими охотниками. Летом же и осенью эта пустыня становилась ареной взаимных мелких набегов ойратов и ногаев с целью угона скота. В рассматриваемые годы эти набеги были единственным проявлением военной активности ойратских правителей.
Возникает вопрос, какая же из двух ойратских группировок участвовала в набегах на ногаев? Источники не дают на него прямого ответа. Имея, однако, в виду, что ойраты, принадлежавшие к группировке Хара-Хулы и Байбагаса, могли проникнуть в ногайские улусы лишь через территорию казахских владений, можно утверждать, что организаторами набегов были по преимуществу правители северо-западной группы.
На случай возможной встречи Тиханова с ойратами ему была вручена царская грамота, адресованная «Колматцкие орды тайшем и всем лутчим и улусным людем», которые извещались о воцарении Михаила Федоровича и командировании Тиханова в Персию. «И где им лучитца ехати вашею ордою или мимо вашие орды, а случей им где будет с вашими людьми, и вы б, помня прежнюю свою присылку и службу при царе и великом князе Василье Ивановиче всеа Русии, как есте обещались служити нам, великим государем царем росийским, ныне нам, великому государю, службу свою и радение оказали, нашего посланника Михаила Тиханова да подъячего Олексея Бухарова и брата нашего Абас-шахова посла Амир-Алибека с их людьми и з животы своею ордою и мимо своей орды велели пропущати безо всякие зацепки со всеми их людьми и з животы и проводити их велели до коих мест будет пригож».
Между тем северо-западная группировка ойратских феодалов медленно, но неуклонно распространяла свое влияние на запад, на так называемую Ногайскую степь, бескрайние просторы которой могли полностью удовлетворить их потребности в пастбищах, обещая к тому же привольную, ни от кого не зависимую жизнь.
Положение дел в Ногайской степи в рассматриваемое время благоприятствовало реализации планов ойратских перекочевщиков. Здесь обитала одна из трех крупных ногайских группировок, так называемая Большая ногайская орда, кочевавшая в пространстве между Волгой и Эмбой.
Интересно отметить некоторые общие черты экономической структуры и общественных отношений ногаев и монголов, определившие и некоторое сходство их исторических судеб. Как кочевники-скотоводы, нога и были жизненно заинтересованы в рынках сбыта своей продукции и в источниках снабжения необходимыми им продуктами земледелия и ремесла. В этом отношении они после ликвидации Казанского и Астраханского ханств так же зависели от Русского государства, как монголы в XV—XVI вв. от Китая. «Рынком сбыта лошадей для ногайцев, — писал историк саратовского края А. Гераклитов, — служила главным образом Москва, а для рогатого скота и овец — Казань, хотя впоследствии русское правительство старалось и этот товар направлять также в Москву». С течением времени торговые связи Большой ногайской орды с Москвой ширились и крепли. Ногайские правители убеждались в том, что «торговые выгоды оказались значительнее и заманчивее неверной добычи, которую можно было получить во время набега или открытой войны с Русью».
С. Соловьев сообщает, что в Москву из ногайской степи пригоняли табуны, иногда до 50 тыс. голов. Он же рассказывает, что в годы правления Ивана IV ногайский мурза Исмаил отклонил предложение своего брата порвать связи с Москвой, мотивируя свое решение так: «Твои люди ходят торговать в Бухару, а мои ходят к Москве; и только мне завоеваться с Москвой, то и мне ходить нагому, да и мертвым не на что будет саван сшить». Ногаи получали из России оружие, зимнее и летнее платье, сукно, бумагу, седла, гвозди и т. п.
Русско-ногайские отношения отличались от китайско-монгольских главным образом тем, что Русь была экономически заинтересована в меновой торговле с ногаями, обеспечивая им практически не ограниченный сбыт скота, тогда как Китай экономически был заинтересован в широком торговом обмене с монголами значительно меньше. Различие экономических интересов обусловило и различный характер политических взаимоотношений Московского государства и Китая с их кочевыми соседями. Мирные русско-ногайские отношения прерывались и уступали место вооруженным столкновениям только тогда, когда ногайские правители оказывались втянутыми в борьбу Московского государства с Турцией и Польшей, часто перераставшую в открытые войны.
Ногайское общество, как и монгольское, было в XVI— XVII вв. феодальным. Земля находилась в собственности владетельных князей, что и превращало их в господствующий класс. «Князья и мурзы, — писал А. Гераклитов, — в зависимости от себя имели улусы, которые состояли из улусных людей, или простых ногайцев... По-видимому, дело здесь обстояло приблизительно так же, как и у калмыков в позднейшее время, т. е. существовало нечто вроде крепостного права».
Немалую роль во внутренней и внешнеполитической жизни ногайского общества, как и у монголов, играли многочисленные потомки владетельных князей, жаждавшие получить свою долю феодальных доходов. А. Новосельский, лучший знаток истории ногаев XVI—XVII вв., характеризуя обстановку в Большой орде, отмечал «бурные выступления размножившихся "молодых мурз", лишенных улусов, против мурз старших поколений».
Нескончаемая междоусобная борьба и стихийные бедствия наносили огромный урон хозяйству ногаев в конце XVI— первые десятилетия XVII в. Ногайские улусы метались по степи, часто покидая привычные заволжские кочевья и переселяясь, несмотря на противодействие русских властей, в приазовские и даже хивинские степи, теряя людей и скот. Большая ногайская орда находилась в состоянии упадка; ее силы таяли и не могли противостоять натиску ойратов. «Уже во втором и третьем десятилетиях XVII в. калмыки, — пишет А. Новосельский, — совершили несколько коротких налетов из-за Яика на ногайские улусы, и каждый раз Большие ногаи в страхе перед этой грозной для них силой, бороться с которой они не были в состоянии, откатывались за Волгу».
В марте 1614 г. самарский воевода докладывал Москве, что ногайский мурза Иштерек, кочевавший по правому берегу Волги, опасаясь калмыцкой активности, отправил на левобережье в разведку отряд в 1700 человек. В июне 1622 г. астраханский воевода доносил, что отправка в Москву ногайских послов и продажных лошадей задерживается из-за того, что «мурзы и их улусные люди чаяли на себя приход калмыцких людей».
Многочисленные показания источников не оставляют места сомнениям в том, что у ойратов, двигавшихся к Волге, в ногайской степи не было серьезных противников. Но ойраты не спешили овладеть этой степью. Они завершили свое движение к Волге не раньше середины 30-х годов XVII в. Что же удерживало их почти три десятилетия на берегах Иртыша и Ишима? Если их правители вынашивали великодержавные планы создания новой монгольской кочевой империи, как это утверждали некоторые исследователи, то почему ойраты медлили с реализацией этих планов, когда все условия как будто им благоприятствовали?
У нас есть основание утверждать, что столь медленное продвижение к Волге отражает сложность процесса перекочевки ойратских владений, испытывавших влияние различных, иногда противоречивых обстоятельств. Они не хотели покидать родные кочевья, не хотели рвать узы, связывавшие их с основной массой ойратского общества. Недостаточность пастбищных территорий и необходимость их расширения ощущалась более остро в неблагоприятные годы и менее остро в благоприятные, что не могло не оказываться на темпах перекочевки. Междоусобная борьба толкала князей на путь откочевки в периоды обострения и, наоборот, не требовала этого в периоды затишья и внутреннего мира. В этом же направлении действовали и внешние войны, благоприятный исход которых располагал к стабильности, неблагоприятный — к откочевке. Для второго десятилетия XVII в. характерно ослабление влияния факторов, требовавших от ойратских князей, кочевавших по берегам Иртыша, Оми и Ишима, ускорения темпов их движения в ногайские степи Заволжья. Если даже в иной год они и проникали в эти степи, доходили до Яика и Эмбы и даже переправлялись через эти реки, то надолго там не оставались и возвращались туда, где могли кочевать в непосредственном соседстве с остальными ойратскими владениями. Что же касается версии о планах образования ойратскими феодалами в XVII в. кочевой империи, то нам остается лишь повторить, что в источниках нет ни одного факта, подтверждающего ее.
После посольства Голубина, о котором мы говорили выше, в русско-ойратских отношениях наступил перерыв, длившийся около пяти лет. В источниках мало сведений о событиях внутренней и внешнеполитической истории ойратов в эти годы. Однако документы более поздних лет говорят, что за это время ойратские правители укрепляли свои позиции в занимавшихся ими районах. Они подчинили соседние более мелкие племенные группы и народности. Группировка Абай-Кошевчея, например, подчинила барабинских и кузнецких татар, взимая с них албан (подать) продуктами земледелия, охоты и железоделательного промысла. Ее правители объявили себя собственниками соляных озер в районе среднего и верхнего течения Иртыша, ограничили добычу соли русскими и пытались использовать это как средство давления на власти русских городов. В результате между русскими и ойратами возникали конфликты, приводившие иногда к вооруженным столкновениям. Повод к конфликтам давали также нередкие случаи насилия и алчности местных сибирских властей, равно как и ойратских владетельных князей.
1616 год можно рассматривать как начало нового оживления официальных русско-ойратских отношений. Весной этого года из Тобольска к ойратам было отправлено посольство Томилы Петрова и Ивана Куницына. Цель была все та же — убедить ойратских правителей перейти в русское подданство и приходить с торгом в сибирские города. По возвращении в Тобольск эти послы были направлены в Москву, где доложили об итогах переговоров. Выяснилось, что они были приняты тем же дэрбэтским Далай-тайшой, вновь оказавшимся во главе крупной ойратской группировки, в которую входили четыре родных брата Далая, торгоутский Хо-Урлюк и чо-росский Чохур. «А начальной тайш у всей Колмацкой земли тот Багатырь Талай-тайш. И называют ево всею Колмацкою землею царем, а сам он себя царем не пишет. А у него 4 брата родных под ним... а двоюродных братьи и племянников в тайшех у него много». Чохур и Хо-Урлюк состояли у Далая в качестве «думчих ближних тайш». Подчеркивая силу этой ойратской группировки, Петров и Куницын говорили, что «ехали до их большово тайша до Богатыря все жилыми месты месяц, а вдаль сколько, того им не ведомо. А в розговорах они у колмацких людей слышали, что на бои збираютца 4 человеки больших тайшей, а с ними боевых людей по 10 000 человек».