Так складывались и развивались отношения между Русским государством и Джунгарским ханством в 1634—1654 гг. В целом их можно характеризовать как отношения мирного соседства и взаимной торговли. Но положение сторон было, конечно, неравным. Батур-хунтайджи гораздо больше нуждался в России, чем Россия в Джунгарском ханстве. Первый пытался опереться на помощь России, чтобы укрепить свою власть в ханстве и превратить его в мощное, объединенное и самостоятельное феодальное государство. Русские же власти хотели главным образом, чтобы Батур-хунтайджи и подвластные ему князья не вторгались в пределы российских владений и не мешали эксплуатировать местное сибирское население в пользу казны и царской бюрократии. Единственным источником конфликтов были вопросы, связанные с подданством нерусского населения Сибири и сбором с него ясака. Но и эти конфликты возникали довольно редко.
Выяснение взаимоотношений Джунгарского ханства и державы Алтын-ханов в рассматриваемое время затрудняется скудостью источников.
Батур-Убаши-Тюмен п своем «Сказании» говорит: «В году гал хул у гуи (огня-мыши, т. е. 1636 г. — И. З.) хан Мухур-Мучжпк (некоторые называют его Мухур-Уизанг. — И. З.), желая уничтожить правление и религию дэрбэн-ойратов п желая самих их взять в плен, прибыл с большим войском, сразился с ойратами, победил их и хотел самый ойратский нутук сделать военной добычей». Но осуществить этот план ему не удалось из-за военной хитрости хойтского правителя Эсельбейн-Сайн-хя, которого поддержали остальные ойратские князья. В результате дэрбэн-ойраты не только освободились от подчинения Мухур-Мучжику, но и его самого взяли в плен. Вскоре, однако, его освободили и отпустили на родину, получив клятвенное обещание, что впредь «монголы не будут наносить вред ойратам».
Об Эсельбейн-Сайн-хя и его хитрости говорит и Габан-Шараб, но в отличие от Батур-Убаши-Тюмена он более лаконичен, не приводит никаких подробностей и даже не датирует описываемого им события, хотя соответствующий раздел его «Сказания» назван: «Как дур-бэн-ойраты освободили свои отоки из монгольского плена».
Все остальные монгольские источники не говорят ни слова об ойратско-халхаском конфликте 1636 г. Тем не менее такой конфликт действительно имел место; о нем кое-что сообщают русские источники.
Весной 1636 г. Батур-хунтайджи говорил Томиле Петрову, что он не может нынче направить людей к оз. Ямышеву для оказания содействия русским в добыче соли, «потому што шли на них (ойратов. — И. З.) мугаль-ские люди войною. И они де все колмацкие тайши идут против мугальскпх людей»67. Весной 1637 г. казачий голова Н. Жадовскнй, посланный тарским воеводой М. М. Темкпным-Ростовским, прибыл в ставку тайши Куйши, но «Куйша-тайша и другие поехали на войну на мунгал осенью 1636 г.»68. Н. Жадовский пробыл в ставкё Куйши более двух месяцев. «И пришла де к ней (к жене Куйши. — И. З.) весть, что Куйшу-тайшу и контайшу мунгальские люди побили, а иных осадили. И она де хочет кочевать к Иртышу и к Ямышу озеру, блюдяся мунгальских людей».
Вот и все, что говорят об этом конфликте русские документы. Показания ойратских и русских источников позволяют считать установленным лишь то, что в 1636 г. между ойратскими феодалами и их восточномонгольскими соседями произошло вооруженное столкновение. Ничего больше мы не знаем. Неизвестно, что именно явилось причиной конфликта, кто из халхаских феодалов в нем участвовал, где произошло сражение и чем оно закончилось. Но отсутствие упоминания о войне в монгольских и ойратских летописях, а также в русских документах дает основание полагать, что конфликт 1636 г. не имел большого значения и серьезных последствий.
Основываясь на показаниях ойратских, монгольских и русских источников, мы можем утверждать другое: после 1636 г. и до самого конца правления Батур-хунтайджи между Халхой и Джунгарским ханством не было ни одного столкновения. Нельзя, конечно, утверждать, что былая вражда уступила в эти годы место дружбе. Напротив, для взаимоотношений Халхи и Джунгарии были характерны прежние недоверие, подозрительность, постоянная настороженность, порождавшие иногда необоснованные слухи о начавшейся между ними войне. Укажем для примера на письмо Алтын-хана русскому царю, написанное в начале весны 1639 г. и врученное адресату ханским послом Мерген-Дегой. Алтын-хан писал Михаилу Федоровичу, что в свое время между ними была договоренность о взаимной военной помощи. «И ныне де, — сообщал Алтын-хан, — на нево хотят приходить колмаки войною, и ему люди надобе, а о кою пору люди надобе, и он для того пришлет». Мы не можем сказать, насколько основательны были сведения Алтын-хана о готовившемся против него походе ойратских феодалов, но достоверно известно, что его опасения не оправдались: ни один из князей Джунгарского ханства против него не выступил. Напротив, в это именно время началась подготовка к созыву всемонгольского съезда владетельных князей, который и состоялся, как известно, в сентябре 1640 г. Тем не менее каждая из сторон ожидала нападения. Напряженность отношений между державой Алтын-хана и Джунгарским ханством отчетливо проявилась в эпизоде, связанном с возвращением в 1639 г. посольства Мерген-Деги из Москвы на родину. Посольство было задержано в Томске воеводой Ромодановским, получившим сведения о появлении ойратских войск в районах, лежавших на пути следования алтын-хановых послов. Опасаясь за сохранность «государева жалованья», предназначенного Алтын-хану, Ромодановский спросил Мерген-Дегу: «И ныне в Томском весть есть, что прошли в Киргизы черных колмаков (ойратов. — И. З.) многие люди, и им без обсылки и не проведав про калмацких людей, и есть ли в Киргизах царя Алтыновы люди, з государевым жалованьем пройти мочно ли?» На это Мерген-Дега ответил: «Будет есть в Киргизах колматцкие люди, и им з государевым жалованьем пройтти немочно, а будет колматцких людей в Киргизах не будет, и им в Киргизы итти мочно, хотя в Киргизах не будет Алтына-царя людей». Пробыв в Томске около трех месяцев в ожидании ухода ойратов из киргизских кочевий, послы Алтын-хана направились домой. Этот эпизод, равно как и приведенное выше обращение Алтын-хана к московскому царю с просьбой о помощи в случае наступления ойратских войск, свидетельствуют об изменившемся в пользу Батур-хунтайджи соотношении сил.
Аналогично развивались отношения между ойратскими и казахскими феодалами. За годы правления Батур-хунтайджи между ними было три вооруженных столкновения: одно — в 30-х годах, другое — в 1643 г. и третье — в 1651 —1652 гг. О первом из них мы знаем очень мало. В историческую литературу указание об ойрато-казахской войне 1635 г. первым ввел автор «Сибирской истории» И. Фишер. Вслед за И. Фишером и ссылаясь на него, об этой войне писали А. Левшин, Н. Бичурин, В. Вельяминов-Зернов, М. Красовский и другие. Но И. Фишер не указывает источника, на основании которого он сделал это сообщение. Известные нам монгольские источники, за исключением (биографии Зая-Пандиты, о войне 1635 г. умалчивают. В русских архивных материалах мы тоже не нашли о ней никаких сведений. Что же касается биографии Зая-Пандиты, то в ней содержится глухое упоминание об ойратском походе 1643 г. против владевшего г. Туркестаном казахского хана Есима. Этому предшествовало пленение ойратами сына Есима Янгира, которому, однако, удалось из плена бежать. Мы не можем пока сказать, когда и при каких обстоятельствах Янгир-султан стал ойратским пленником, но в самом факте его пленения едва ли можно сомневаться.
Русские источники рассказывают, что в сентябре 1640 г. в ставке Батур-хунтайджи находился посол казахского царевича Янгира, дожидавшийся возвращения главы Джунгарского ханства. В своем статейном списке Меньшой-Ремезов писал: «А были у контайши в те поры, как он, Меньшой, отдавал государево жалованье, Ильдентайша Урлюков сын да четверы послы бухарские, Казачьи орды Янгиря-царевича, да Далай-лабы». К сожалению, об этом казахском посольстве Меньшой-Ремезов ничего больше не сообщает, оставляя нас в неведении о цели его приезда, содержании и результатах переговоров с ойратским правителем.
Русские и монгольские источники много и довольно обстоятельно говорят о конфликте 1643 г. и его последствиях. Первым, кто принес весть о нем, был Г. Ильин, в феврале 1644 г. возвратившийся в Тобольск из поездки к Батур-хунтайджи. Он доложил воеводе Куракину: «Как де они пришли х контайше в улусы, и кон де тайши в те поры в улусех не было: ходил де войною з зятем своим с Кочюртою (Очирту-Цецен-хан. — И. З.), да с Абулаем (Аблай — брат Очирту. — И. З.), да с меньшим своим братом с Чокуром тайшами, да с Кою-салтаном (может быть, хойтский Солтон-тайши. — И. З.), да черных мугалов с Алтыновым сыном и с мелкими тайши на Янгира-царевича Казачьи орды, да на Ялантуша, да на алатав-киргизов. А ходило де с ними воинских людей 50 тысяч... И жили де оне в том улусе у контайшиных жон до ево контайшина приезду 4 месяца. А как де тайша с той службы приехал при них после Ильина дни (т. е. после 20 июля. — И. З.)».
Рассказ Г. Ильина свидетельствует о том, что поход против казахов начался зимой 1643 г. и длился до середины лета 1644 г., что в походе участвовали ойратские владетельные князья, образовавшие целую коалицию во главе с Батур-хунтайджи. К этой коалиции примкнул даже сын халхаского Алтын-хана Омбо-Эрдени, в ее распоряжении была значительная армия. Но результаты похода оказались не вполне удовлетворительными для Батура и его союзников. Г. Ильин рассказывает: «Как де он, контайша, ходил на Янгира-царевича и на Ялантуша войною, и взял де он, контайша, две землицы алатай-киргизов да токмаков тысяч з 10. И после де того учинилась весть Янгиру-царевичу. И Янгир де к контайше пошел навстречю с войском, а войска де было с Янгиром 600 человек. И Янгир де, покопав шанцы меж каменей, и в те шанцы посадил 300 человек с вогненным боем, а сам с тремя стами став в прикрытье за камнем. И кон де тайша с воинскими людьми приступал к шанцам и ис шанцов де у контайши побили многих людей. И з другую де сторону на нево ж, контайшу, приходил с воинскими людьми сам Янгир и побил де у контайши на тех дву боях людей тысяч з 10. И в ту ж де пору на тот бой Янгиру-царевичу пришли на помочь Ялантуш, а с ним пришло воинских людей тысяч з 20. И кон де тайша, увидя тех воинских людей, пошел назад, а тех де людей, которых он, контайша, взял у Янгира, увел с собою, И ныне де те землицы за ним же, контайшею. А нынешные де весны контайша хочет итти войною на нево ж, Янгира, и на Ялантуша».