По приказанию Москвы местные сибирские власти приняли меры к выдворению из русских пределов подданных Батур-хунтайджи, направив к ним и к хану Джунгарии послов с соответствующими предложениями. В конце июля казак Плотников и один из Костелецких, ездившие в степь, вернулись в г. Тару, где доложили, что на прежних местах они ойратов не обнаружили, но, возвращаясь назад, «в Барабинской де, государь, волости наехали они контайшина дворового человека Бугачка з женами и з детьми. И они де ево спрашивали, по контайшину ли велению живет он в твоей государеве в Барабинской волости или самовольством. И говорили ему, чтоб он из Барабинской волости ехал на свою землю. И им де, Гарасиму и Федьке, тот контайшин человек Бугачка сказал, — живет де он в Барабе собою, кормитца, а не по контайшину веленью, а обиды де он и тесноты твоим государевым Барабинским ясачным людем никоторые не чинит». Опрошенные Костелецким и Плотниковым местные русские обитатели подтвердили, что Бугачка действительно живет мирно и никого не обижает.
Как выясняется из дальнейшего, подобные случаи не были единичными актами, выражавшими недовольство одиночек, — они свидетельствуют о недовольстве народных масс, страдавших от гнета феодальной эксплуатации и бесконечных войн, приносивших семьям трудящихся лишь разорение и смерть. Подавление этого недовольства растянулось на ряд лет, о чем свидетельствует доклад в Москву томского воеводы О. И. Щербатого, представленный летом 1647 г. Он писал, что еще в 1644 г. в русских ясачных волостях появились «беглые черные колмаки (т. е. ойраты в отличие от «белых» или «выезжих» калмыков, обитателей Алтайских гор. — И. З.) розных тайш и в их урочищах обжились». Русские власти потребовали, чтобы эти «черные колмаки» покинули пределы России. «И те, государь, черные колмаки ево государева указу не послушали и с ево, государевой земли, а из их займища (русских ясачных людей. — И. З.) не пошли». Вслед за этим Щербатой высказывает предположения о возможной концентрации ойратских и других беглых людей, вследствие чего может возникнуть опасность для интересов российского престола. «А будет, государь, к тем беглым черным колмаком учнут такие ж беглые черные колмаки или иных каких земель воры приставать... или будет учнут бегать к тем же вором чатцких и томских мурз и тотар киштымы, и их умножится, чтоб де, государь, от тех воров твоему государеву Томскому городу дурна какова не дождаться и твоею б государевою многою землею не завладели».
В этих условиях томские власти решили применить против ойратских перебежчиков силу оружия. Захваченные в плен беглые ойратские труженики показали: «Бывали де они Талайтайшины да Урлюковы, и от них де, тайш, збежали, и бегая от них, жили на твоей государеве земле, на Барабинской и на Теренинской и на Черных водах 5 лет». Томский воевода пытался выяснить, на что перебежчики надеялись, принимая бой с русскими ратными людьми. Пленные отвечали: «Как де пришел Петр Сабанский с ратными людьми, и они де в том перед тобою, государем, виноваты, вышед из юрт и по них из луков стреляли, а надежи де у них ни на ково не было».
Интересно отметить, что в борьбе против ойратских трудящихся русские власти выступали в союзе с ойратскими феодалами. Щербатой сообщал: «А после де твоих государевых ратных людей ходил войною контайшин двоюродной брат Кула на тех же схожих людей, на дербетов, и их побили, и ясырь, и лошади, и коровы, и всякой скот поймали. А после де тово, государь, Кулы ходил на тех же на достальных схожих колматцких людей войною контайшй человек князец Мачик и тех де достальных схожих колматцких людей, дербетев, побил, и улус весь в полон поймал, и лошади, и коровы отогнал». В заключение своего доклада Щербатой писал: «А те де колмаки беглые Талай-тайшины да Урлюковы... А в прежних де годех у Талай-тайши и у Урлюка с контайшею бывала меж ими война. И от той де войны те черные колмаки розбежались и жили на твоих государевых... землях лет с 6 и больши».
Так раскрывается драматическая история жизни и борьбы ойратских трудящихся, страдавших от феодальных поборов и повинностей, становившихся невыносимыми в военные годы. Не выдержав тяжелых условий жизни, ойратские труженики покинули своих феодальных владык и бежали во владения русского царя, наивно полагая, что здесь они будут избавлены от феодальных войн и эксплуатации, получат возможность мирно трудиться. Не надеясь ни на чью помощь, они вступили в неравный бой с русскими ратными людьми, по воле царской администрации выдворявшими их из русской земли. Вслед за этим араты несколько раз подвергались атакам войск ойратских феодалов и были в конце концов разгромлены.
2. ДЖУНГАРСКОЕ ХАНСТВО В 50—60-х годах XVII в.
Автор биографии Зая-Пандиты пишет: «Зимою 1653 года скончался Батур-хунтайджи». Для участия в погребальной церемонии в ставку джунгарского хана прибыл Зая-Пандита, совершивший все положенные ритуалом религиозные обряды над умершим.
Мы не знаем, что происходило внутри Джунгарского ханства в первые два года после смерти Батур-хунтайджи. Ни один из известных нам источников ничего не говорит о событиях 1655 и 1656 гг. Мы можем лишь предполагать, что смерть главы ханства непосредственно и в первую очередь отразилась на прочности центральной власти, фактически находившейся в руках князей Чоросского дома, усилив центробежные силы в среде владетельных князей Джунгарии, и ее кыштымов. Мы можем судить об этом по русским архивным документам, говорящим о затяжной войне белых калмыков с ойратскими князьями, о длительном, почти десятилетнем отсутствии дипломатических связей русских властей с преемником Батур-хунтайджи, носителем центральной ханской власти, об участившихся набегах отдельных ойратских князей на владения России и т. д.
В марте 1657 г. в Тобольск прибыли послы от вдовы Батур-хунтайджи Дарибанчи, от ее детей Ончона и Цзотба-батура, от Очирту-тайджи и Аблай-тайджи, от хойтского Солтона-тайджи, от Галдамы и Малая. Послы просили направить их в Москву. Через некоторое время тобольский воевода А. И. Буйносов-Ростовский докладывал Сибирскому приказу о прибытии к нему новых послов от Очирту-тайджи и его сына Галдамы, а также «от Аблая и от сына ево Аюки, от Ирки, от Тархана, от Йшкепа, от Алдара, от Малая, от Даена с сыном, от Зорокту, от Даши таиши... от всекого тайши по два человека и зимуют в Тобольску для своих торговых промыслов». Как видим, среди множества князей, приславших своих представителей в Тобольск, нет Сенге, наследника и преемника Батур-хунтайджи. Следует учесть, что вдова Батура, Дарибанчи, не была родной матерью Сенге; ее родными сыновьями были Ончон и Цзотба-батур. Непосредственный контакт путем обмена посольствами между Сенге и русскими властями был впервые установлен лишь в 1664 г.
Все это говорит, по-видимому, о расколе семьи Батур-хунтайджи на враждующие группировки; их борьба началась немедленно после смерти хана и не прекращалась в течение всех лет правления Сенге. О ней обстоятельно рассказывают ойратские источники. «Батур-хунтайджи, — пишет в своем «Сказании» Габан-Шараб, — разделил свой улус на две части. Одну он отдал одному сыну, вторую прочим восьми сыновьям». Батур-Убаши-Тюмен в свою очередь говорит: «Батур-хунтайджи разделил своих подвластных на две равные части, одну половину отдал одному сыну (Сенге), а другую половину прочим восьми сыновьям своим (Галдан был десятый сын)». Наши источники не объясняют причин такого неравного раздела наследства, тем более странного, что Сенге даже не был старшим сыном умершего главы ханства. Но каковы бы ни были эти причины, многочисленные братья Сенге считали себя несправедливо обойденными. Естественно поэтому, что они только выжидали удобного момента, чтобы попытаться силой перераспределить отцовское наследство соответственно эгоистическим интересам каждого. Так в дополнение к старым возник новый очаг опасных междоусобных конфликтов, на этот раз в доме чоросских владетельных князей. В своем развитии новые конфликты тесно переплелись с давнишним — между сыновьями хошоутского Байбагас-хана, Очирту и Аблаем, о чем мы говорили раньше, Борьба между различными группировками ойратских князей за передел феодальных владений составила одну из важных сторон внутренней истории Джунгарского ханства в 50—60-х годах XVII в.
Автор биографии Зая-Пандиты, закончив подробное описание похорон Батур-хунтайджи зимой 1653/54 г. и, пропустив 1655 и 1656 гг. сразу же переходит к рассказу о том, как к лету 1657 г. владение Чоросского дома разделилось два крыла, образовавших два враждебных лагеря, — на правое, или южное (барун-гар), и левое, или северное (дзун-гар). В северный лагерь входили старшие братья Сенге (Цецен-тайджи, Цзотба-батур и другие), недовольные разделом наследства и преимущественным положением их младшего брата, к которому по наследству перешел и отцовский пост «первенствующего члена» ойратского чулгана; в южный лагерь входили сторонники Сенге.
Братья Сенге развернули активную деятельность, стремясь привлечь на свою сторону возможно больше владетельных князей. К ним, в противовес своему брату Очирту, вставшему на защиту Сенге, примкнул хошоутовский Аблай-тайджи. Такое размежевание между Аблаем и Очирту не было случайностью. Враждуя в течение многих лет из-за раздела отцовского наследства, каждый из них считал друзей и союзников брата своими врагами. Выше мы отмечали дружбу и союз, установившиеся между Очирту-тайджи и Батур-хунтайджи. После смерти Батура Очирту перенес их на Сенге, ставшего мужем его дочери. Этого оказалось достаточным, чтобы Аблай-тайджи, брат Очирту, примкнул к лагерю противников Сенге. Так конфликт внутри Чоросского дома начал перерастать в общеойратскую междоусобную борьбу.
Летом 1657 г. войска враждующих лагерей сошлись для битвы на берегах р. Эмель. Но кровопролитие было на этот раз предотвращено вмешательством двоюродных братьев, сыновей Очирту и Аблая — Галдамы и Цагана, которые были связаны узами многолетней тесной дружбы. Они прибыли к месту сражения со своими дружинами, потребовав прекращения войны и заключения мира. Усилия братьев увенчались успехом. Мир был восстановлен. В результате этого Сенге остался владельцем доставшейся ему по наследству южной половины чоросского владения и «первенствующим членом» ойратского княжеского чулгана, деля этот пост, как и его отец, с хошоутским Очирту-тайджи.