Бубенной прибыл к Сенге в июне 1665 г. Сенге ему сказал: «В прежных де в давних летех при отце ево, контайше, воры, изо многих орд собрався, воевали государевых ясашных людей Тарскова уезду боробинцов». Отец Сенге выслал тогда из своих улусов всех барабинцев, «а после де отца своего, контайши, ныне владею всеми улусы я, Сенге; и отъехали де от голоду в Томский город кыштымы ево, Сенгины, ясашные колмыки Кокина улусу телеуты и ныне де живут в Томском, а царского величества воеводы тех кыштымов моих не выдают и посланцов моих к великим государем к Москве не отпущают, а хотя де великие государи тех моих кыштымов, ясашных людей, и не велят отдать, и я де, Сенга, теми людьми не буду скуден».
Из слов Сенге следует, что именно его Батур-хунтайджи оставил главой Джунгарского ханства и что сомнения, высказывавшиеся по этому поводу А. Позднеевым и другими исследователями, являются неосновательными. Из слов Сенге можно также сделать вывод, что он и раньше отправлял своих послов в Томск, однако в русских источниках никаких сведений о них не обнаружено. Деловая часть заявления Сенге была посвящена вопросу о кыштымах; с этого времени и до самого конца правления Сенге вопрос о кыштымах стоял в центре русско-ойратских отношений, приобретая временами исключительно острый характер.
На обратном пути в Томск В. Бубенной по распоряжению Сенге был задержан и целый год не мог вернуться на родину. В июне 1666 г. он вновь был принят ханом Джунгарии. Сенге объяснил задержку русского посла полученными в предыдущем году сведениями, будто войска халхаского Алтын-хана Лубсан-тайджи совместно с отрядом русских войск идут походом против Джунгарского ханства. Сведения эти, однако, не подтвердились, и В. Бубенному было разрешено возвратиться домой.
Тем временем летом 1665 г. в Томск прибыло новое посольство от Сенге, Чохура и чохуровых детей. Часть этого посольства была в Москву пропущена, а другая — отправлена обратно в сопровождении русского посла В. Литосова. В ноябре В. Литосов прибыл в улус Чохура, но дома его не застал; Чохур уехал в Тибет, поручив управление улусом своим сыновьям Баахану и Цагану. В апреле 1666 г. Литосов добрался до ставки Сенге. «Стоит ево улус, — докладывал В. Литосов, — промеж высокими горами на речке Кусутан на урочище Джаир Шера Моудун». Литосову Сенге сказал: «В прежних годех были под царьскою высокою рукою калмыцкие тайши — дед мой Карагула и отец мой Баатырь-контайши и от великого государя с Москвы было присылано к ним государьское жалованье большое. А после де отца моего Баатырь-контайши от великого государя ко мне, Сеньге, ни ис которых государевых городов послы не бывали». В присутствии Литосова Сенге послал строгий приказ правителям белых калмыков Коке и Мачику, требуя от них прекращения набегов на русские владения.
Летом 1666 г. от Сенге, Чохура и Галдана в Томск прибыло третье посольство, с которым вернулся и В. Бубенной. Это посольство во главе с Урянкой было отправлено в Москву.
Очередным русским послом в Джунгарию был Павел Кульвинский, отправленный осенью 1666 г. к Сенге, Чохуру и сыну последнего Баахан-Манжи с царскими грамотами, жалованием и дарами. Сын Чохура Цаган, приняв у себя Кульвинского, сказал ему, что отец еще не вернулся из Тибета, «а Сенга-тайша и брат ево Баахан Манжи из улусов своих пошли воевать мугальского царя Лоджана и велели им дожидатца». Сенге вернулся с этой войны лишь летом 1667 г. В июле того же года он принял русского посла, вручившего грамоту царя Алексея Михайловича и подарки. Кульвинский был отпущен домой, а с ним Сенге отправил в Россию новое посольство.
Война с Алтын-ханом, центральное событие 1667 г., была вместе с тем и последней войной между ним и Сенге. Решительная победа, одержанная правителем ханства, подвела окончательный итог вековой борьбе этих двух групп монгольских феодалов. Держава, созданная на северо-западе Халхи знаменитым Шолоем-убаши-хунтайджи, в результате поражения 1667 г. фактически перестала существовать, а династия Алтын-ханов сошла с исторической сцены.
Монгольские источники об этой войне не упоминают, но показания русских документов не оставляют места сомнениям не только в достоверности самого факта войны, но и дают достаточный материал для суждения о вызвавших ее причинах. Они позволяют сделать вывод, что в основе войны лежала борьба за обладание кыштымами и за сбор ясака. Известно, что Алтын-ханы в XVII в. не раз силой оружия принуждали киргизских князей к подчинению и к ясачной повинности, не встречая при этом противодействия ойратских феодалов. В 1667 г. третий представитель династии Алтын-ханов — Лубсан-тайджи в очередной раз вторгся в киргизские кочевья с целью закрепить кыштымную зависимость киргизов и собрать с них ясак. Получив сведения об этом, Сенге, сам претендовавший на господство над киргизами, обрушился на Алтын-хана и разгромил его.
Финал этой драмы разыгрался на глазах П. Кульвинского, который в своем статейном списке записал: «Июня в 12 день Сенга-тайша с мугальской службы в свой улус приехал, а с собою Сенга привез мугальского царя Лоджана, детей ево — трех сынов: один лет в 20, а другой лет 15, а третей лет 10, а сестру Лоджанову за себя взял, а самому Лоджану-царю Сенга велел руку правую по завить отсечь, и собачья мяса Лоджану велел в рот класть и отдал ево, Лоджана, с двема женами олгонотцкому царю. Да он же, Сенга, привез с собою мугальского полону добрых ближних людей и кыштымов з женами и з детьми тысячи з две. И Сенга-тайши лутчих людей скотом наделил и велел жить подле себя, а держать в береженьи».
Приведенная нами выдержка из статейного списка Кульвинского интересна не только фактическими данными, подчеркивающими значение победы ойратских феодалов над их старинным, когда-то таким грозным противником, но и фактами, иллюстрирующими отношения классового союза между феодалами той и другой стороны. Только классовым родством и общностью классовых интересов можно объяснить наделение побежденных «лутчих людей» скотом, приближение их к персоне повелителя ханства и разрешение находиться при ханской ставке. В этих фактах можно заметить осуществление принципов, непрерывно провозглашавшихся всеми известными нам чулганами монгольских князей, обязывавших поддерживать и крепить союз и сотрудничество между людьми «одинаковой кости», т. е. феодалами.
Победа Сенге толкнула его на путь активных наступательных операций с целью восстановления господства ойратских феодалов и над теми их бывшими кыштымами, которые в свое время перешли в подданство русского царя и платили ясак русской казне. Для реализации этих планов Сенге оставил в Киргизии отряд своих войск, насчитывавший 4—5 тыс. воинов, под командованием дяди Сенге Даньдзина и двоюродного брата Баахана.
О том, как развивались события, мы можем судить по челобитной красноярских служилых людей на имя царя Алексея Михайловича и по словам самого Сенге. Красноярские челобитчики писали: «И в нынешнем, государи, во 175 (1665) г. пришли калмыцкие многие воинские люди Сенга-тайша на Киргискую землю для мугальсково Алтынова сына Лоджана-сайн-контайши. И они, колмацкие люди... Лоджана развоевали. И прислал калмацкой Сенга-тайша в Красноярской острог посланцов своих к воеводе... и говорили они о киргиских и о тубинских людях, чтоб их отпустить на свои урочища и из аманатов и ясак бы де с себя... Сенге-тайше попрежнему дали... что де преж Красноярсково острогу с качинцов и с аринцов отцу ево, Батуру-контайше, давали. И воевода Алексей Сумароков в том им во всем отказал... Да они ж, калмацкие посланцы, говорили, — не отпустишь де киргиз и тубинцов на свои урочища, и калмацкой де Сенга-тайша, конечно, пошлет под Красноярской острог калмацких и киргиских многих воинских людей войною». И действительно, в мае 1667 г. войска Сенге осадили Красноярск, а его окрестности опустошили. Осаждающие кричали осажденным: «Отдайте де нам всех киргиских людей и из аманатов выпустите, и мы де воевать не станем, а буде не отдадите киргиз и из аманатов не отпустите, и мы де от Красноярского острогу, не взяв, не отойдем».
Так обстояло дело в освещении красноярцев. Иную оценку событиям давал сам правитель Джунгарского ханства, подробно изложивший ее в разговоре с русским послом В. Былиным в начале апреля 1668 г. Следует отметить, что хан Джунгарии принял русского посла весьма холодно и решительно отказался выполнить ставшие уже традиционными требования этикета, выражавшие уважение к русскому царю. Излагая претензии русской стороны, В. Былин говорил о походе Сенге в Киргизию, где его люди грабили многих русских ясачных людей Томского уезда, отнимали у них скот и собирали с них ясак; о том, что Сенге, покинув киргизскую землю, оставил в ней свои войска, которым приказал идти войной на Красноярск; о том, что эти войска нападали на качинцев и аринцев, разграбили их скот и имущество, побили многих красноярских служилых русских людей, а некоторых из них взяли в плен; о том, что позднее от Сенге и Чохура приходили в Томск послы, которые требовали выдачи белых калмыков «и грозили они, посланцы, войною приходить под Томской и под Кузнецкой. И посланцы ваши, Сенгины и Чохуровы, были на Москве двожды, а великим государем о выезжих белых колмыков не бивали челом, и о том в Томской великих государей указу не было».
На это Сенге ответил: «Томсково уезду никаких государевых ясашных людей люди мои не воевали... посылал де я на Красной Яр послов своих к воеводе, что живет под Красным Яром деда и отца моево есашные люди, и воевода де в том на меня не посердился, что велел я с них есаку просить против прежнево, как они деду и отцу моему давали. И есак и посла моево воевода посадил в тюрьму. И посол де мой сидел три дни в тюрьме. И я де как пошел ис Киргиской земли назад, а людей своих послал с аринцов и с качинцов есак збирать силою, и как де люди мои пришли под Красноярской острог, и воевода де выслал служилых людей, и ночью служилыя люди на мои люди напустили и почали людей моих побивать и колоть. И люди мои поборонились. И великие бы государи велели бы сыскать в руских людех от ково задор учинился, а я де в своих людех стану сыскивать».