Инструктируя своих посланцев, император требовал, чтобы в беседах с приближенным к Галдану Дзиргалан-зайсаном они дали твердо понять, что «купечеству их вся дорога пресечена будет, и потому они, элеты, всю свою пользу потеряют, ежели Галдан сего нашего указу не послушает».
Признавая, что в происшедшем кровопролитии виноваты только Тушету-хан и Джебдзун-Дамба-хутухта, Сюань Е, как видим, пытался успокоить Галдана ссылкой на наказание, которому он подверг виновников, обругав их «жесточайшими словами». Император хотел убедить Галдана в том, что устный выговор следует считать достаточным наказанием виновников войны, что этот выговор должен компенсировать потери, понесенные ойрат-скими феодалами. Сюань Е хотел, чтобы Галдан забыл о своей программе, одним из звеньев которой была война за Халху, и удовольствовался заявлением об устном наказании противников Галдана, ориентировавшихся на Цинов.
Вопрос о торговле, имевший такое большое значение для ойратских феодалов, в письме Сюань Е даже не поднимался; он был лишь вскользь затронут в беседе с одним из второстепенных деятелей ойратского государства в форме ни к чему не обязывающего намека.
Было очевидно, что Галдан на такой мир ни в коем случае не пойдет.
Возвратившись в Пекин, Арани и его коллеги представили Сюань Е доклад о переговорах с Галданом. Они прибыли к нему 7 августа 1689 г. В беседе, состоявшейся 14 августа, Галдан заявил, что и он готов отдаться под защиту Цинов, но «только ему Джебдзун-Дамба-кутухта и Тусету-хан с товарищами, которые всему злу начинатели, весьма противны». Арани на это ответил, что «его неоднократные доношения от вашего величества всемилостивейше рассмотрены, и калки за свое преступление наказаны, а он великие похвалы удостоен, и для того изволили к нему указ свой послать, чтоб он, уничтожа войну, жил по-прежнему в мирном согласий, и что уже почто ему о таком деле упоминать, которое уже давно прошло». 22 августа Арани получил ответное послание Галдана для Пекина. Собираясь в обратный путь, пекинские послы сообщили сановникам Галдана Даньдзину и Гелей-Гуену, что к ним с посредническими целями скоро прибудут послы от далай-ламы и от Сюань Е — Илагуг-сан-хутухта и другие; они спросили также: «Они то ли же им будут ответствовать или иное у них будет рассуждение, на что ответствовали они именем своего хана, что от них иного ответу не будет».
Вскоре в Пекин прибыл представитель далай-ламы Шамбалин-хамбо, который от имени дибы передал, что «всему животному немалая может быть польза, ежели Тушету-хан и Джебдзун-Дамба-хутухта будут пойманы и отданы Галдану, и что он в том ручается, что их здравия повреждены ничем не будут».
Сюань Е не собирался ссориться с далай-ламой. Ламаистская церковь нужна была Цинской династии если не как исполнитель ее воли, то по меньшей мере как союзник. Вот почему когда выяснилось, что диба — влиятельное лицо в церковной иерархии — поддерживает позицию Галдана, император приказал немедленно отправить к далай-ламе посольство с поручением убедить главу церкви в ошибочности этой позиции и в беспристрастности Сюань Е, который якобы одинаково расположен к халхасам и ойратам. «А ныне, — писал Сюань Е далай-ламе, — наш президент Арани, который послан был к Галдану, возвратясь, между протчим доносил, что Галдан от владельца Цэван-Рабтана так разбит, что подданные его почти все разбежались». Здесь впервые в маньчжурском источнике встречается упоминание имени Цэван-Рабдана. Имея в виду, что посольство Арани покинуло ставку Галдана в конце августа 1689 г., следует считать установленным, что нападение Цэван-Рабдана на улус Галдана произошло весной или в начале лета 1689 г.
Весной 1690 г. пинское правительство усилило подготовку к войне против Галдана. Сюань Е отдал приказ пустить в ход оружие, если Галдан перейдет в наступление против халхасов. Одновременно с этим цинское правительство приняло меры, которые явно свидетельствовали о его решимости оказать полную поддержку Тушету-хану и другим халхаским противникам Галдана. Укажем для примера на посылку в феврале 1690 г. сановника Ананьды к халхаскому Цецен-хану с указом Сюань Е, извещавшим о ведущихся мирных переговорах с Галданом, но предупреждавшем, что так как верить Галдану нельзя, то ханы и князья Халхи должны быть готовы объединить свои силы для борьбы против него. В ответ на это Цецен-хан заявил пекинскому правительству, что, во всем полагаясь на императора, он надеется на его помощь. Галдана он «ни в чем не боится. И ежели он подлинно со своим войском на них наступит, то они общею силою против него станут надлежащий отпор учинять и из своих 12 джасаков (т. е. стоков. — И. З.) 10000 войска вооружат».
Между тем Галдан, успешно закончив кампанию 1688 г., вернулся в долину р. Кобдо, где обосновалась его главная ставка. Отсюда он повел подготовку к дальнейшей борьбе за Халху. Отдавая себе, по-видимому, отчет в подлинном значении и возможных последствиях политики цинского правительства, открыто выступившего в защиту его противников, Галдан направил свой усилия к тому, чтобы договориться о военном союзе с Россией. Используя в своих интересах противоречия и конфликты, осложнившие в эти годы взаимоотношения Русского государства и Цинской империи, с одной стороны, и Тушету-хана — с другой, Галдан в 1689, 1690 и в последующие годы домогался соглашения с русскими властями о совместных операциях против «общих недругов», т. е. против Тушету-хана и тех, кто его поддерживал. В январе 1690 г. в Иркутск прибыл посол Галдана Дархан-Зайсан с письмами к воеводе Кислянскому и чрезвычайному послу Головину. В беседе с последним Дархан-зайсан сообщил, что Галдан стоит в верховьях Селенги, в урочище Хобдо, готовы и продолжить войну. Свою семью он оставил на границе между Халхой и Джунгарией и просит направить русские войска на соединение с его армией к р. Керулен. Об этом же говорилось и в письме к Головину. Учитывая недавние операции Тушету-хана против Селенгинска и Удинска, а также атаки цинских войск против Албазина, Головин решил на всякий случай не отклонять предложений Галдана. В своем письме он обещал поддержать наступление ойратских войск на Тушету-хана соответствующими действиями русских частей. Отпуская Дархан-зайсана, Головин послал от себя к Галдану казака Г. Кибирева, которому было поручено передать хану Джунгарии письмо и продолжить переговоры о возможных совместных операциях против Тушету-хана и его сторонников.
Статейный список, представленный Кибиревым по возвращении на родину, представляет значительный интерес сведениями о положении в Джунгарии и Халхе, о первом крупном сражении цинской армии и войск Галдана, очевидцем которого был Кибирев. Он сообщает, что в конце марта вместе.„с Дархан-зайсаном прибыл на р. Или, где застал Ирким-зайсана, которому Галдан поручил управлять делами группы халхаских князей, перешедших в его подданство. Отсюда Кибирев шесть недель ехал до Керулена степями Халхи, в которых видел множество свежих доказательств опустошительной войны и крайне бедственного положения народных масс. На Керулене он присоединился к отряду ойратских воинов, охранявших послов далай-ламы и Сюань Е — Джиоун-хутухту и Илагугсан-хутухту, ехавших к Галдану (400 воинов с женами и детьми). В середине мая отряд подвергся нападению 800 халхаских воинов. Произошел бой, закончившийся бегством нападавших, которые потеряли около 150 человек убитыми.
Далее путь послов проходил по Керулену и Ульзе до оз. Хулун, а от него — вдоль рек Аршун и Халха. 20 июля они добрались до ставки Галдана, который в тот же день в присутствии Джирун-хутухты принял Кибирева и взял у него письмо Головина. 22 июля на лагерь Галдана напала цинская армия, в которой, по показаниям пленных, насчитывалось до 20 тыс. человек. «Калмыцкий Бушукту-хан, — писал Кибирев, — тою богдойскую силу побил без остатку». Галдан взял русского посла с собой «на бой для свидетельства». Он говорил ему, что шел войной не против цинского императора, а против Тушету-хана и Джебдзун-Дамба-хутухты. После сражения у оз. Ологой Галдан преследовал своих недругов около шести недель и нагнал их на р. Шандахай, уже на территории Китая. Здесь произошел бой со 100-тысячной цинской армией, располагавшей сотней пушек и множеством мелкого огнестрельного оружия. Ночью после боя эта армия, взяв с собой Тушету-хана и хутухту и бросив несколько пушек, ушла. Галдан не преследовал их, «потому что де ему до него, богдохана, дела нет, а когда де будет время, будет де и дело с ним, богдоханом». От Шандахая Галдан повернул назад. На обратном пути на Керулене к нему прибыл Илагугсан-хутухта, посланный Сюань Е для переговоров о мире. Главным условием мира, выдвинутым Галданом, было требование наказать Тушету-хана и Джебдзун-Дамба-хутухту, выдав их ему или казнив в Пекине в присутствии представителей Галдана, либо отправить их к далай-ламе. Кроме того, Галдан требовал, чтобы Сюань Е дал ему в жены дочь.
Таковы сведения, доставленные Кибиревым в Иркутск, куда он вернулся в начале февраля 1691 г. Из этой информации следует, что Галдан предвидел в каком-то отдаленном будущем возможность и даже неизбежность вооруженной борьбы непосредственно против Цинской империи; свою победу в Халхе он считал неполной до тех пор, пока не обезвредит Тушету-хана и Джебдзун-Дамба-хутухту; своей главной внешнеполитической задачей в эти годы он считал заключение соглашения с Россией о совместной вооруженной борьбе против общих, как он думал, его и правительства России недругов в лице Тушету-хана и цинского императора. Ради этого он готов был пойти на любые уступки, вплоть до территориальных.
Русско-ойратские переговоры о военном союзе весьма встревожили пекинское правительство. Сюань Е поручил сановнику Сонготу сорвать эти переговоры. «Ты россиянам довольно знаком, — говорилось в данной последнему инструкции, — понеже прежде сего ездил ты в пограничный их город Нибчу (Нерчинск. — И. З.), и для того тебе объявить их послам, что Галдан, как нам известно есть от внутреннего своего замешательства лишился дневной пищи и, не имея прибежища, к нашим землям приступил и разбойническим образом чинит везде великой грабеж. А ныне носится слух, что будто намерен он, соединившись с их, российским, войском, итти войной против кал-ков. А понеже оные калка нам в вечное подданство отдались, то они, россияне, ежели наведением послушают его льстивых слов, не только клятвопреступниками себя учинят и нарушат свою верность, но и к возбуждению войны явную причину подадут».