Но тревога цинского правительства была напрасной. Мысль о возможности использования Галдана в интересах политики России была очень скоро оставлена русскими властями. Правительство России не имело в Сибири достаточных сил, чтобы поддержать Галдана. В этих условиях ни о каком русском вмешательстве в дела Монголии и Цинской империи не могло быть и речи.
Иной была политика церковных руководителей Лхасы. В 1690 г. и последующие годы она приобрела ярко выраженную ойратофильскую и прогалдановскую направленность, маскируемую внешними знаками лояльности по отношению к Цинской империи и лично к Сюань Е. Выполняя предложение императора, далай-лама направил к Галдану в качестве своего представителя Джирун-хутухту, который должен был встретиться в дороге с представителем Сюань Е Илагугсан-хутухтой. Затем оба должны были поехать к Галдану и убедить его согласиться с выдвинутыми китайским императором условиями мира.
Илагугсан-хутухта доносил в Пекин, что в сентябре 1689 г. он и его спутники выехали из Сучжоу. В начале ноября они были у оз. Тонкинь, откуда направили вперед одного из сопровождавших их лиц с целью установить местопребывание Галдана. В начале второй половины ноября, когда этот человек прибыл к Галдану «и ему о причине своего приезда объявил, то ответствовал ему Галдан, что он со своим войском уже совсем в поход выступил и что на пространной степи съезду быть неспособно, и для того назначал он для съезду реки Тамир называемые». Илагугсан-хутухта, узнав об этом, «с великим поспешением поехал. И хотя я 12-го месяца 5 числа к реке Цилоуту, лежащей на северной стороне помянутых рек Тамир, прибыл, однако Галдана там не нашел. А как послал я людей к реке Эдер-бира... то нашли мы по обеим сторонам реки след, которым Галдан ехал со своим войском. И для того он, кутухта, с Дзирун-кутухтою того же часу за ним, Галданом, вслед поехал».
Из этого документа видно, что в конце 1689 г. Галдан со всей своей армией снялся с лагеря, располагавшегося в долине р. Кобдо, где стоял около года, и выступил в новый поход. Выясняется и его маршрут: район Кобдо — р. Тамир — р. Эдер и далее, по-видимому, через реки Орхон и Тола, к Керулену, а от него к озерам Хулун и Буир, за которыми уже открывался театр возможных военных действий. Послы далай-ламы и Сюань Е двигались по этому же маршруту следом за Галданом, который не торопился начинать переговоры о мире. К этим послам на Керулене присоединился в мае 1690 г. представитель Головина Г. Кибирев; вместе с ними он и прибыл к Галдану в июне 1690 г. Через два дня Г. Кибирев стал очевидцем первого крупного сражения между войсками Галдана и цинской армией.
Завершив подготовку к войне и опасаясь, что Галдан, узнав о собранных против него силах, начнет отходить, навязывая противнику трудный и опасный переход через гобийские пески с неизбежным растягиванием коммуникаций и неминуемыми перебоями в снабжении армии, цинское командование решило не допустить этого. Из Пекина к Галдану были отправлены послы с поручением уговорить его не помышлять об отходе. Послов инструктировали: «А говорить вам с ним ласково, ублажая гладкими приятными словами, чтоб он к побегу никакой причины иметь не мог». Выполнив поручение и убедившись, что Галдан не намерен покинуть занимаемые им позиции, посольству следовало разделиться; один из послов должен был возможно быстрее ехать в ставку цинского командования, которому «объявить секретно, что вы к Галдану были посланы для того, чтобы удержать его от побегу». Но если бы послам не удалось убедить Галдана и тот начал бы отходить, они должны были передать командованию приказ «всем войскам учинить на него нападение, а ежели он обратится в бегство, то... дли конечного истребления следовать за ним в погоню».
Как видим, цинское правительство к лету 1690 г. пришло к твердому убеждению в необходимости уничтожить мощь Галдана. Во имя чего же оно собиралось воевать? Если верить официальным документам и дипломатическим переговорам, можно подумать, что главным, если не единственным пунктом разногласий между Сюань Е и Галданом был вопрос о том, какого наказания заслуживают Тушету-хан и Джебдзун-Дамба, виновность которых считалась доказанной не только Галданом, но и Сюань Е. Первый считал необходимым их казнить или по меньшей мере надежно обезвредить, тогда как второй предлагал ограничиться устным выговором. Других спорных вопросов между цинским императором и ханом Джунгарии как будто не было, а если и были, то стороны о них умалчивали.
В действительности, конечно, дело было вовсе не в персонах Тушету-хана и ургинского хутухты. Сюань Е был так же мало заинтересован в личной безопасности этих деятелей, как и Галдан в их немедленной казни. У нас ниже еще будет случай привести собственные слова Сюань Е о подлинных целях этой войны, из которых вполне выяснится, что она была предпринята и доведена императором до успешного конца отнюдь не ради интересов Халхи и ее князей. Что касается целей, осуществления которых добивались Галдан и силы, стоявшие за его спиной, то мы о них уже говорили и еще скажем в дальнейшем.
Вопреки опасениям пекинских властей Галдан вовсе не собирался отступать. Наоборот, он был полон решимости довести до конца борьбу за образование объединенного самостоятельного халхаско-ойратского государства, первым шагом к чему должно было стать уничтожение или обезвреживание его главных противников — Тушету-хана и ургинского хутухты, ориентировавшихся на Цинскую династию.
Командующий цинской армией Арани в своей реляции сообщает о сражении с ойратскими войсками, состоявшемся в день желтой мыши (21 июля). Получив информацию о прибытии этих войск численностью 20 тыс. человек к р. Улхун, Арани немедленно выступил в поход. На рассвете 21 июля он увидел ойратский лагерь и приказал тотчас же «двум стам мунгальским отборным крепким солдатам нападение учинить, да пяти стам человекам калкаского войска пограбленное отхватить. Однако прежде нежели до самого сражения дошло, все джасакские (т. е. владений Внутренней Монголии. — И. З.) и калкаские войска, упреждая друг друга, ухвативши элетских жен и детей и скот, назад пошли, которых он никоим образом удержать не мог. И для того принужден был назад отступить. Но как потом элеты, распорядя свое войско в две линии, построились полумесяцем, и вторая часть нашего войска на них стала наступать, то они из мелкого огненного ружья жестокую пальбу учинили и затем оная вторая часть назад отступила. После того, когда наша первая часть войска с калкаским войском вторично на них наступала, то калка, опасаяся их огненного ружья, прежде всех побежали, за которыми и все джасакские, не видя себе подкрепления, им уступили. А между тем элетского войска знатное число прибавилось. И как оное элетское войско сверху горы наши обей крылья вдруг обступать стало, то он, Арани, все войско, понеже оное уже более противиться не могло, собравши, назад отступил».
Если Г. Кибирев ограничился заявлением, что Галдан «развоевал» наступавшую на него «богдойскую силу», то Арани рассказывает, каким образом Галдану удалось это сделать. Некоторые дополнительные подробности об этом сражении были приведены послами Галдана в Иркутске в марте 1691 г. в их беседе с воеводой Кислянским. «В ночи на утренней заре, скрав караулы, напали китайского богдохана воинским поведением на Бошокту-хана их и на ургу его два полководца алеханбы, а по ведомости от пойманных богдойских языков, что де с теми алеханбами было ратных людей 20000 человек без пушек, легким делом, с копий и сайдаками, и исправясь де, Бошокту-хан с войски своими учинили с теми богдойцы бой, бились с утренней зари до поздного обеда, и Бошокту-хан де богдойское войско побил всю и полководец один алеханба тут же на бою убит, а другой алеханба... ушел в малолюдстве человек в 15 или в 20. А за тем де алеханбою гонялся бошокту-ханов брат двоюродный Дандзила... а обоз де их со всем взял телег больше 500». Через несколько дней после победы на Ульхуне Галдан двинулся в обратный путь. О его отходе говорят как маньчжурские, так и русские документы. Мы не можем точно сказать, что явилось непосредственной причиной этого отхода. Послы Галдана говорили в Иркутске, что их хан снялся с позиций у Ульхуна на следующий же день после сражения и пошел по степи в поисках Тушету-хана и Джебдзун-Дамба-хутухты. Но эти же послы в другом случае говорили, что причиной отступления Галдана от Великой стены было письмо далай-ламы, переданное ему Джирун-хутухтой, рекомендовавшее прекратить кровопролитие и обещавшее, что его «супостаты» будут ему выданы правительством Цинской династии. «И Бошокту-хан на те ево Далай-ламы Джирим-кутухты посольские речи положился и бой чинить перестал и от стены богдойской пошел в степь».
Конечно, стоять сколько-нибудь длительное время на одном месте не входило в расчеты Галдана. Он должен был активно разыскивать своих «супостатов», а не строить укрепленный лагерь и ждать, пока на него обрушится вся мощь Цинской империи. Но в этом случае возникает вопрос, зачем же он приходил под Великую стену, откуда через день после одержанной победы начал обратное движение на Керулен? У нас нет данных для определенного ответа на этот вопрос. Но каковы бы ни были причины, принудившие Галдана начать отступление, оно чрезвычайно встревожило Пекин, где поняли, что он может уйти за пределы досягаемости цинской армии. Допустить этого Пекин не мог. Галдана следовало задержать. Командование цинской армии решило в этих целях направить к нему новых послов и предложить дождаться приезда принцев крови, выделенных якобы для мирных с ним переговоров и уполномоченных подписать мирный договор. Если же Галдан не захочет ждать этих принцев и будет отходить — организовать преследование и уничтожить его.
В июле 1690 г. от Галдана в Пекин прибыл посланный с разъяснением, что Галдан перешел линию пограничных караулов Китая потому, что гнался за своими неприятелями, но его войска нигде и никому «никаких противностей» не чинили. В ответном письме Сюань Е вновь подчеркивал вероломство левого крыла халхасов, т. е. Тушету-хана и Джебдзун-Дамбы, которые «учинили тебе (Галдану. — И. З.) великие обиды, по которому делу невинность твоя перед ними совсем оказалась. И мы их правыми никогда не называли». Сюань Е писал, что предполагает в этом же году созвать всеобщий съезд князей Халхи, с тем чтобы окончательно разобраться в происшедшей смуте, определить, кто прав, кто виноват, восстановить владение Дзасакту-хана и т. д. «Однако Тушету-хана и Джебцзун-Дамбу-кутухта потамест отданы тебе быть не могут, пока настоящее дело до действительного окончания приведено не будет». В заключение Сюань Е сообщал Галдану, что получил сведения из Синина о его конфликте с Цэван-Рабданом, который обратился с жалобой к далай-ламе: «И как нам о сем известно учинилось, то намерены мы были, не допуская вас до войны... по согласию с Далай-ламой примирить».