В это время положение Галдана было весьма затруднительным. От основной территории Джунгарского ханства он был отрезан Цэван-Рабданом, который укрепился и был готов силой оружия воспрепятствовать возвращению своего дяди на родину. На ойратские владения в Кукуноре Галдану нечего было надеяться: владетельные князя Кукунора были нейтральными даже в период его военных успехов, а теперь, после понесенных им поражений, об их активной помощи не могло быть и речи. Халха была опустошена, ее население рассеялось, ее степи опустели. Надежды на русскую помощь также не оправдались. Власть Галдана была ограничена пределами района Кобдо. Цэван-Рабдан лишил его домена — основного источника силы и влияния каждого феодала.
Весной 1691 г. к Галдану из Тобольска был направлен сын боярский Матвей Юдин, который встретил в дороге ламу, ехавшего из ставки Галдана. Лама сообщил, что Цэван-Рабдан с армией в 40 тыс. человек кочует в долине Иртыша; у Галдана в походе на восток тоже участвовали 40 тыс. воинов, но на обратном пути около половины их умерло от оспы.
В самом конце 1691 г. Юдин добрался в ставку Галдана и пять раз беседовал с ним. Галдан выражал сожаление по поводу территориальных уступок, сделанных Россией цинскому правительству по Нерчинскому договору 1689 г. Но позиция царского правительства была неизменной. Главной целью его политики было развитие торговли с Китаем на основе Нерчинского трактата, а Галдан и его планы уже не интересовали правящие круги Русского государства.
У Галдана были две возможности: либо прекратить борьбу и сложить оружие, либо возобновить активные действия с целью овладеть Халхой. И он избрал последнее.
Осенью 1692 г. Галдан отправил послов с письмом в Пекин. В этом послании наряду со старым требованием о выдаче ему Тушету-хана Чихунь-Доржи и хутухты Галдан впервые поставил вопрос о возвращении халхаских князей и рядовых аратов на их родные кочевья в Халху. Он делал вид, что ничего не знает о Долоннорском съезде 1691 г., оформившем переход Халхи в подданство Цинской империи, давая при этом понять, что считает свое право на Халху и халхасов бесспорным.
Заслуживает внимания и указание Галдана на помощь, полученную от далай-ламы. Мы ничего не знаем о размерах и характере этой помощи, но не приходится сомневаться, что без нее он не смог бы так быстро оправиться от неудач 1690 г. Лхаса была его единственной идеологической опорой и единственным в то время источником пополнения его материальных ресурсов. Если бы не поддержка церкви, едва ли Галдан сохранил своих вассалов, тех владетельных князей, которые еще располагали подвластным населением и известным количеством скота. Для таких владетельных князей сюзерен, не имеющий собственного домена, богатой казны и своих войск, не представлял интереса, а сам сюзерен, находясь в таком положении, не имел сил принудить вассалов к повиновению. Поэтому поддержка церкви, ее религиозное влияние в известной мере заменяли Галдану собственный домен и богатую казну.
Что же касается конфликта Галдана с Цэван-Рабданом, то мы можем судить о нем по письму последнего к Сюань Е. Цэван-Рабдан писал: «Происшедшему между нами несогласию причина есть сия. Когда его человек, называемый Найчун-Омбо, возимел великую силу и самовольно отравил моего меньшого брата и притом и на меня стал много гневаться, то мои подданные все до последнего человека пришли в великое роптание. И таким образом я, поссорясь с ним, прочь от него отошел». Дополнительные сведения об истории конфликта мы получаем из беседы послов Галдана с цинским сановником Сира в июле 1696 г. Те рассказали, что внучка хошоут-ского Очирту-Цецен-хана по имени Ахай была сговорена за Цэван-Рабдана, но когда ее привезли, то взял ее за себя Галдан. А в 1678 г. умер Соном-Рабдан, живший у Галдана. Тогда Цэван-Рабдан, взяв 5 тыс. воинов, тайно ушел от Галдана. Галдан с отрядом в 2 тыс. воинов нагнал его и спросил о причинах, вызвавших разрыв, Цэван-Рабдан ответил, что между ними не может быть мира, так как Галдан отобрал у него невесту и уморил его брата. А в 1690 г., когда Галдан пошел на восток, Цэван-Рабдан «всех его жен и детей со всеми домашними служителями» забрал к себе.
Но каковы бы ни были причины конфликта, отношения стали непримиримо враждебными. Следует отметить, что Лхаса принимала меры к примирению ханов, но, по-видимому, безуспешно. Мы знаем о двух таких попытках. Об одной — из письма далай-ламы, полученного в Пекине в феврале 1693 г. Там, между прочим, сообщалось: «А понеже элетов большая половина с Цэван-Рабданем соединились, то хотя я и писал, чтоб они друг с другом поступали так, как того добрая дружба требует, но элеты на то не согласились». О второй попытке говорит письмо далай-ламы и дибы, полученное в Пекине в апреле 1695 г., в котором сообщается, что к Цэван-Рабдану и Галдану были посланы представители с целью примирить враждующих; далай-лама и диба просили императора сохранить за Цэван-Рабданом и Галданом ханские титулы «и всемилостивейше наградить их своею грамотой и печатью». В заключение авторы этого письма обращались к Сюань Е с просьбой вывести его войска из северо-западных областей Китая, прилегающих к Тибету, ибо все владетельные князья вполне преданы Цинской династии, и никто из них не помышляет о неповиновении.
Указанные письма представляют несомненный интерес. Они свидетельствуют о действительной заинтересованности Лхасы в примирении Цэван-Рабдана и Галдана, а также о том, что силы первого возрастали, а второго — слабели. Предложение далай-ламы и дибы о присвоении племяннику и дяде ханского титула позволяет предположить, что существовал план раздела ойратского государства на две части: западную с Цэван-Рабданом в качестве хана и восточную во главе с Галданом. Возможно, что на основе этого плана стороны готовы были договориться о примирении. Что же касается предложения властей Лхасы о выводе цинских гарнизонов из Ордоса и Кукунора, то смысл его ясен — оно должно было облегчить реализацию всех этих планов. Однако замысел Лхасы потерпел крах. Галдана и Цэван-Рабдана примирить не удалось. Предложение же об отводе войск вызвало гневную реакцию Сюань Е, обоснованно усмотревшего в нем желание помочь Галдану. Он приказал отправить в Лхасу ответное послание, в котором прямо № открыто заявлял светскому правителю Тибета дибе, «что он не того ли ради старается о сведении наших караулов, чтоб между тем Галдан, исправясь, усмотря способное время, на наши земли свободнее напасть мог».
В такой обстановке началась и развернулась подготовка к войне. Претензии Галдана на Халху, равно как и требование о выдаче ему Тушету-хана и ургинского хутухты, были решительно отвергнуты цинским правительством, развернувшим в ответ на эти требования небывалую по масштабам мобилизацию войск и материальных ресурсов.
Что мог противопоставить этому Галдан? Он усилил агитацию среди владетельных князей Халхи и Внутренней Монголии, приглашая их перейти на его сторону. Мы не знаем текстов писем, которые он рассылал князьям„ но их число было, по-видимому, значительным. Зимой 1692 г. один из владетельных князей Внутренней Монголии переслал в Пекин письма, тайно врученные ему одним из послов Галдана. В ноябре того же года из Пекина к Галдану было отправлено письмо, посвященное подпольной грамоте, которую его послы «для рассеву нашим подданным мунгалам отдали... А ныне бывшие здесь твои послы, присланные с данью, именем твоим нашим подданным мунгалам твои письма раздавали... Однако наши мунгалы, как верноподданые, обо всем нам доносили, и мы о твоих умыслах известны, то потому мы весьма не уповаем, чтоб они, прельстясь на обманы, от нас отпали. А что ты в своих письмах объявляешь, что якобы ты все то делаешь к пользе Дзункабина закону, то и мы... защищаем закон оного Дзункабы». Содержание этого указа свидетельствует о том, что Галдан обращался к князьям в первую очередь как к единоверцам, пытаясь воздействовать на них доводами религиозного характера.
Продолжая свои военные приготовления, пекинское правительство приглашало Галдана прикочевать ближе к границе якобы для переговоров о мире. 13 февраля 1693 г. ему, например, писали из Пекина: «А ныне ты, писал к нам, что... ежели о Джебдзун-Дамба-хутухте и Тусету-хане так учинено будет, как ты требовал... и все-семи знамен калки возвращены будут на прежние свои места, то ты как нашим мунгалам, так и прочим всем никакого дерзновения и обид чинить никогда не будешь». Для обсуждения этих вопросов Пекин предлагал ему прикочевать ближе к границе.
В Пекине отчетливо представляли, что Галдан не сможет длительное время оставаться в границах небольшого Кобдоского оазиса, что он попытается раздвинуть границы своего владения, а поскольку путь на запад был для него закрыт Цэван-Рабданом, то направление на восток, к Толе и Керулену, является для него единственно возможным. В марте 1694 г. Сюань Е приказал усилить подготовку к походу, «понеже ныне уже весна истекает и земля везде покрывается новою травою, то потому определить того неможно, чтоб Галдан, будучи от Цэван-Рабдана утеснен великою войною, не приступил поближе к нашим пограничным землям».
Пекин хорошо знал о тяжелом положении Галдана от перебежчиков, число которых неуклонно возрастало. Перебежчики рассказывали о недостатке продовольствия у Галдана, о его попытках наладить хлебопашество в своем владении и т. д. Пекин по-прежнему не разрешал послам Галдана торговать в пределах империи, несмотря на его неоднократные просьбы об этом. В мае 1694 г. на границу прибыл очередной посол Галдана а сопровождении 2 тыс. человек, среди которых было более тысячи женщин и детей. Это посольство вообще не было допущено в Китай по той причине, что, как объясняли свое решение органы власти, ойраты ездят по стране только в шпионских целях.
Следует отметить, что Галдан действительно засылал в монгольские и другие районы Китая много агентов. Наш источник сообщает о частых казнях галдановых шпионов. Обращает на себя внимание тот факт, что среди агентов преобладали ламы. В 1695 г., например, была раскрыта целая организация, возглавлявшаяся восемью учениками Илагугсан-хутухты и насчитывавшая более 200 человек. Члены этой организации были не только шпионами, «но притом и о том старались, чтоб мунгальские сердца склонить на свою сторону».