Что не в состоянии оказывать эффективное сопротивление одновременно Цинской династии. Российской империи и казахским ханам. В этих условиях ойратские феодалы принуждены были пойти на крупные уступки Русскому государству. Наиболее ярко это проявилось в связи с экспедицией Лихарева, командированного Петром I в 1719 г. для расследования деятельности М. Гагарина, а также с поручением «старатца сколько возможно, дабы дойтить до Зайсана озера... построить у озера крепость... а в газарт не входить, дабы даром людей не потерять и убытку не учинить».
В мае 1720 г. Лихарев с небольшим отрядом в 440 человек выступил из Тобольска и беспрепятственно добрался до Зайсана. Ойратское население, кочевавшее по берегам озера, увидя русских, бежало в глубь страны. В районе озера осталось ойратское войско численностью около 20 тыс., охранявшее рубежи ханства от возможного наступления цинских войск. Им командовал сын и наследник Цэван-Рабдана Галдан-Церен.
«О прибытии россиян, — писал летописец Черепанов, — всех ужас обнял, ибо неинако думали, что русские с китайцами согласились, чтоб здесь соединиться, калмыков совокупными силами воевать». Но когда выяснилось, что прибыл только один немногочисленный отряд русских, ойратские войска 1 августа начали с берегов озера обстреливать суда с русскими воинами. 2 августа по инициативе ойратской стороны начались переговоры. Ойраты добивались одного — чтобы русские ушли назад. Представители русской стороны отвечали, что «им никогда на ум не приходило войну или неприятельские действия начинать», что они были заняты лишь исследованием верховьев Иртыша и поисками «рудокопных мест». Мир был восстановлен, обе стороны поздравляли друг друга. «Многие калмыки, радуяся о возвратном пути россиян, русские суда провожали». Возвращаясь в Тобольск, Лихарев заложил Устькаменогорскую крепость.
В это время сотник Чередов командированный М. Гагариным в 1716 г. в Джунгарию, все еще находился в ставке Цэван-Рабдана. Хан, получив донесение о мирном разрешении зайсанского конфликта, был этим очень обрадован. Призвав к себе Чередова, он стал говорить о причиненных ему и его подданным обидах, вследствие чего возникали ссоры, о том, что, желая устранить причины конфликтов, он освободил спорные территории от обитавших там киргизов и теленгутов, а между тем русский отряд вступил в пределы ойратского государства и заложил город у оз. Ямышева. Подчеркивая, что он хочет жить с Россией в дружбе и мирно торговать, хан соглашался не препятствовать поискам руд. Взамен Цэван-Рабдан просил: «1. Оборонить бы его от китайцев и от мунгальцев, и он будет жить так как Аюка-хан; 2. И отобрать бы у китайцев мунгалов, дать ему, как Аюке мангуты даны; 3. Чтоб ему с ясашных людей, с которых он имал ясак, по-прежнему брать; 4. Беглых бы его калмыков не принимать и отдавать». Цэван-Рабдан говорил Чередову, что «тому лет сто будет, были послы и размежевали землю и грани поставили по Омь реку, а по Обе реке по Черному мысу». Он выразил желание, «чтоб российским построить крепость выше нор Зайсана озера в Иртышских вершинах в развилинах, — такого де угодного места вверх по Иртышу инде для строения крепостей не будет, и чтоб ускорить, не захватила бы китайская сила и крепость бы в том месте не построила, и чтоб ему, контайше, и людей его под Семипалатную крепость и вверх по Иртышу кочевать невозбранно».
Беседа Цэван-Рабдана и Чередова рисует внешнеполитическое положение Джунгарского ханства в 1720 г., когда ханские войска проиграли сражение в Тибете, когда армии Цинской империи заняли Хами и Турфан и угрожали Карашару, что создало бы реальную угрозу существованию ханства, когда казахские ханы и султаны готовились к новым боям за Семиречье, а «россияне» упорно и безостановочно расширяли свои владения, приближаясь к Тарбагатайским и Саянским горам. В этих условиях правитель Джунгарии решил опереться на Россию, рассчитывая с ее помощью отразить цинские войска, которых он считал главным противником: он просил прислать войска и построить крепость на якобы ойратской земле — выше оз. Зайсан по р. Черный Иртыш.
Программа, выдвинутая правителем Джунгарского ханства, включала и такие пункты, как гарантия Россией права ойратских феодалов собирать ясак с их кыштымов; возвращение перебежчиков, т. е. главным образом ойратских трудящихся, которые, не выдержав гнета феодальной эксплуатации, убегали в русские пределы; наконец, «отобрание» у Цинов «мунгалов», т. е. монгольского населения Халхи, и передачу его под власть ойратских ханов. Это была цена готовности «стать как хан Аюка», т. е. перейти в российское подданство. Заслуживает внимания л выдвинутая Цэван-Рабданом версия о размежевании русско-ойратских границ, произведенном якобы в начале XVII в. но линии р. Омь — Черный Мыс на р. Обь. Как мы увидим ниже, эта версия займет видное место в русско-джунгарских отношениях последующего времени.
Для переговоров по всем этим вопросам Цэван-Рабдан направил в Россию Борокургана, который в 1721 г. прибыл в Петербург и в сентябре того же года был принят Петром I. В письме царю, переданном через Борокургана, Цэван-Рабдан просил, «чтобы его величество охранил его, контайшу, от китайского хана». Устно же Борокурган от имени своего хана просил направить вверх по Иртышу тысяч двадцать русского войска, с помощью которого хан мог бы «освободиться от страха китайского, ибо он его утесняет», а также овладеть Халхой. Цэван-Рабдан в своем письме, а Борокурган в устных переговорах вновь ставили вопрос о границах между Джунгарским ханством и Русским государством. Они отмечали, что раньше ойраты кочевали в верховьях Иртыша и никто их не стеснял, теперь же русские построили там крепости. Во избежание ссор и конфликтов хан Джунгарии отвел из этих районов подвластное ему население, вследствие чего стал ощущаться недостаток кочевий. Он просит, чтобы царь разрешил подданным хана кочевать «по обе стороны Иртыша невозбранно».
Петр I решил воспользоваться возможностью присоединить Джунгарское ханство по воле его правителя к Российской империи и для продолжения переговоров направил к Цэван-Рабдану своего посла И. Унковского.
Но так ли велика была опасность, угрожавшая существованию Джунгарского ханства, как ее рисовали Цэван-Рабдан и его приближенные? Факты говорят, что правители ханства преувеличивали стоявшие перед ними трудности, что Цины были еще очень далеки от реализации своих планов в отношении ойратского государства.
Показательны в этом смысле данные статейного списка Л. Измайлова, отправленного Петром I летом 1719 г. в Китай. В июне 1720 г. к Л. Измайлову в Селенгинск прибыл сановник Тулишен. По поручению Сюань Е он сообщил, что против Джунгарского ханства пятью дорогами посланы войска, «понеже де слышно им, что и от Российской стороны против его, контайши, войска отправлены к Ямышеву». Через два дня, отвечая на вопросы Л. Измайлова, Тулишен добавил, что цинской армией командует один из сыновей Сюань Е, что каждый полк этой армии имеет «по 10-ти пушек больших да по сту малых... пушки возят на телегах и на верблюдах»59. В начале ноября 1720 г. Тулишен сообщил Л. Измайлову, находившемуся в это время на монгольской территории в 50 км от Селенгинска, что цинские войска одержали крупную победу в Джунгарии и захватили там несколько городов, что в Пекин от Цэван-Рабдана прибыл посол с просьбой о прощении и мире. Тулишен сказал также, что Сюань Е просит русского посла принять прибывшего из Джунгарии посланца и разъяснить ему безнадежность сопротивления Цэван-Рабдана, против которого согласованно действуют войска Цинской империи и Русского государства.
Л. Измайлов наотрез отказался принять участие в намечавшейся инсценировке, чем вызвал гнев Тулишена, заявившего, что за непослушание русский посол будет задержан и лишен снабжения продовольствием. 12 ноября посол Цэван-Рабдана «поехал из города в путь свой, а провожали его честно и для выезду его стреляли у города на стоящих трех пушек». В тот же день Л. Измайлов покинул этот город, держа путь в Пекин, однако он и его люди «из города выехали, не имея такой чести, которая учинена контайшину послу».
Приведенный эпизод свидетельствует, что итоги военных операций 1720 г. были малоутешительными для Цинов, несмотря на занятие их войсками Хами и Турфана, что конца войны еще не было видно. Вот почему в Пекине возникла мысль инсценировкой военного сотрудничества с русским царем произвести впечатление на посланца Цэван-Рабдана и принудить последнего к капитуляции. Стремлением ухудшить русско-джунгарские отношения и натравить Россию на Джунгарское ханство объясняется и предложение Сюань Е, чтобы русские купцы ездили для торговли в Китай не восточной дорогой, не через Сибирь, а сначала вверх по Иртышу и далее до Пекина за три месяца «без великого убытку». Это предложение было отклонено Л. Измайловым, который выразил, однако, надежду, что после усмирения Джунгарского ханства Цинами купцы, возможно, и будут ездить в Пекин таким путем.
В письме к Л. Измайлову от 26 декабря представители Сюань Е сообщали о трудностях, испытываемых Китаем в связи с войной в Джунгарии. «Л мы имеем войну, — писали они, — и в том нам царское [величество] споможения никакого дать не может, токмо нашим подданным... есть великое разорение». 11 февраля 1721 г. китайская сторона вручила Л. Измайлову меморандум, в пункте 8 которого говорилось, что «ныне война с контайшей приходит ко окончанию, и для того на Иртыше крепость китайцы построят и войсками своими наполнят... и чрез оное место ближе будет ходить послам и караванам российским».
В материалах посольства Л. Измайлова джунгарская тема затрагивается часто, не ограничиваясь указанными здесь случаями. В целом эти материалы позволяют утверждать, что в рассматриваемое время борьба против Джунгарского ханства была одной из главных задач Пинской империи, что ЭТА борьба наносила императору и стоявшим за ним маньчжурским, китайским и поддерживавшим их восточномонгольским феодалам немалый ущерб и была чревата политическими осложнениями. Достигнутые Цинами к 1721 г. успехи были минимальными; Сюань Е и его сановники вынуждены были комбинировать вооруженную борьбу против ханства со сложными дипломатическими маневрами, имевшими целью привлечь к участию в этой борьбе Русское государство или в крайнем случае Калмыцкое ханство. Обращают на себя внимание и те почести, которые оказывали власти Цинской империи послам Цэван-Рабдана, отмечая их выезд из городов Китая, равно как, вероятно, и их въезд в эти города, артиллерийскими салютами.