В ноябре 1735 г. из Джунгарии в Россию бежал захваченный в 1731 г. ойратами в плен маньчжурский воин Ядха.
«И в те поры, — говорил российским властям Ядха, — многих из нашего войска они, Галдан-Чиринские люди, побили, а других в полон побрали... да отбили медных пушек пять». Такие же сведения сообщил другой пленный — китаец Чуванчей, в 1728 г. направленный в г. Болх (Баркуль), где через два года «учинился у китайской с Галдан-чириновым войском бой, и в том бою он, Чуванчей, с прочими китайцы взят в плен». Есть основание полагать, что ойратский зайсан Бату-Менко не преувеличивал, когда сообщал майору Угримову «о победе над китайцами, что их китайцев, с немалым авантажем трижды в 1730 и 1731 гг. разбили».
Ренат, участвовавший в некоторых сражениях, рассказывал в мае 1732 г. Л. Угримову, что летом 1731 г. один ойратский отряд, насчитывавший 5 тыс. воинов «с небольшой артиллерией», которой командовал сам Ренат, был направлен на г. Любчин (Люкчун?), но на подступах к нему был атакован 15 тыс. маньчжуров и потерял около 400 человек убитыми, «а достальных уже я выручил. Однако де потом, того же лета при Алтае была у калмык с китайцами другая баталия, при которой был и я. Калмыцкого войска с 30 тыс., а китайцев было тысяч с сорок и больше. Токмо де калмыки оные их, китайские, войска разбили и тысяч с семь в полон взяли и при том 5 пушек медных у них, китайцев, отбили... Да во оном же году после оного их, китайского, несчастья пришло мунгальцев добровольно во владение Галдан-Церена при знатных князьях тысяч с шесть, которые... поселены около Имиль реки».
В мае 1732 г. Галдан-Церен говорил Л. Угримову: «Приходило де их, китайцев, в третьем годе (1730 — И. З.) на нас к Баркулю озеру... тысяч с двадцать, то де мы их тогда тысяч с десять побили, а в другой де раз прошлого году приходили к Алтаю тысяч сорок, и тех де также почти всех побили и в полон тысяч с десять взяли... А после де той баталии от них же, китайцев, тысяч с десять дымов мунгалов к нам перешло». Рассказ Галдан-Церена, как видим, совпадает с тем, что говорил Л. Угримову Ренат. Он в основном и главном подтверждается также монгольскими и китайскими источниками, показания которых приводит А. Поздиеев. Таким образом, успехи ойратских войск в операциях 1729—1731 гг. несомненны. И тем не менее Галдан-Церен очень хотел получить военную помощь России. Он сказал Л. Угримову, что после поражений 1731 г. Цины никаких послов к нему не присылали, «а мне де и посылать было не для чего. Оне де надеются на свое людство. И я де хотя не столько людей имею, однако с однеми ими управиться надеюся. И ныне де я отправил на них к Алтаю войска своего нарочито, ежели оне пожелают драться». И вот в предвидении возможных новых сражений Галдан-Церен решил обратиться к императрице Анне Ивановне с просьбой о присылке русских войск. «Я де, — говорил он Л. Угримову, — не для того говорю, якобы боясь, и помириться желаю,, но я еще ими и горжю... и николи мириться не буду, ежели они сами не похотят. А ежели де постольку хотя и впредь своих войск присылать будут, то я с однеми ими управиться могу». Помощь русскими войсками позволила бы ему перейти от обороны к наступлению, что принесло бы «прибыль», как он говорил, и ему и России. Нет сомнения, что ему эта «прибыль» рисовалась по меньшей, мере в виде Халхи, присоединенной к ойратскому государству. Но его надежды на военную помощь России были тщетными.
И все же Галдан-Церен, идя по стопам своих предшественников, не переставал думать о присоединении Халхи. Курьер Хадан-Шараб, посланный ханом на Алтай к командующему ойратскими войсками Церен-Дондобу-младшему, в начале августа 1732 г. вернулся в ханскую ставку и рассказывал русскому купцу Девятияровскому, что стотысячная цинская армия расположилась на джунгарской границе в урочище Модон-Цаган-куль, «где построена, сказывают, немалая крепость... и калмыцкие войска тысяч с тридцать их дожидаются». Но, как выяснилось, цинская армия не намеревалась покинуть крепость и, начав наступление, выйти в поле. Галдан-Церен приказывал Церен-Дондобу: «Ежели от китайских войск с ними при Алтае до 23 числа августа ничего происходить не будет, то... со оного числа иттить в мунгалы». Курьер Хадан-Шараб привез Галдан-Церену донесение Церен-Дондоба о том, что «он уже и универсалы к мунгальскому народу послал... чтоб оне, мунгальцы, не дожидаясь себе разорения, шли под владение зенгорское».
23 августа 1732 г. 30-тысячная армия Церен-Дондоба-младшего выступила в поход на восток по направлению к Толе и Керулену. Но этот поход не принес успеха Джунгарскому ханству. Армия Церен-Дондоба потерпела серьезное поражение. Ренат, пользовавшийся доверием Галдан-Церена и получавший информацию о положении на фронте из первых рук, рассказывал Л. Угримову, что 16 сентября в ханскую ставку пришло донесение от Церен-Дондоба. Последний докладывал, что 23 августа его войска выступили с исходных позиций, а 26 августа дали бой 22-тысячной группировке войск противника у г. Модон-хотон и разбили ее. 29 августа Церен-Дондоб возобновил движение на восток с целью «их, мунгальцев, всех в свою сторону забрать, к которым он, Черен-Дондоб, наперед за два дни послал и универсалы, дабы они, не дожидаясь разорения, по единоверию шли все в их, калмыцкую, сторону». Некоторые халхаские владетельные князья действительно перешли на ойратскую сторону. Церен-Дондоб надеялся, что «и все мунгальцы в протекцию к ним придут».
Такие же сведения были сообщены Л. Угримову самим Галдан-Цереном 17 сентября. Хан рассказал, что китайцы построили на границе город, который был атакован ойратскими воинами. «А к мунгальцам де послали, чтоб оне в их, китайские, дела не мешались и шли б в нашу сторону без опасения, понеже де оне одного с нами закону».
Но радость в ставке Галдан-Церена длилась недолго. 21 октября туда прибыл курьер с сообщением о серьезном поражении, нанесенном цинскими войсками ойратской армии на территории Халхи. Ойраты сначала разбили резиденцию главы церкви в Халхе — монастырь Эрдени-дзу на р. Орхон, взяли пленных и добычу, но «китайские войска приуготовлены были близ оных мест в прикрытых местах и оных калмыцких войск в тесном месте зело немало разбили». Ренат показывал Л. Угримову письмо, присланное ему одним из ойратских артиллеристов, участвовавшим в бою и сообщавшим, что из десяти артиллеристов трое были убиты, двое ранены и трое взяты в плен, потеряны одна пушка и три мортиры.
Положение усугублялось неутешительными сведениями об операциях ойратских войск против казахов. «А которые де войски посланы от них, калмыков, были на казахов, но и оные де возвратились так же с великим ущербом, так что едва и не все там остались. А прежде разглашали, что весьма много полону людей и скота у (казахов взяли. А после от довольного скота и сами многие пришли пеши, которым с великою осторожностью велено стоять в крайних своих улусах от приходу казачьего и более малолюдством не ходить».
В ноябре 1732 г. остатки войск Церен-Дондоба разошлись по домам, а старшие начальники явились в ханскую ставку, где были судимы, и «приговорили их штрафовать в одеяние женского платья за то, что оне по наступлению китайских войск, не чиня дальнего отпору, побросав свои знамена и оставя войски, бежали».
Галдан-Церен не скрыл от Л. Угримова, что его войска осенью 1732 г. потерпели в Халхе поражение. В марте 1733 г. незадолго до отъезда Угримова на родину Галдан-Церен изложил ему свое понимание истории войны Джунгарского ханства с Цинской империей. Он говорил, что Цины еще при жизни Цэван-Рабдана неоднократно конфликтовали с Джунгарским ханством. Когда умер Сюань Е, его преемник Инь Чжэнь прислал к Галдан-Церену послов с предложением разобрать и устранить накопившиеся недоразумения, установить мир и дружбу между империей и ханством, выдать цинским властям главаря восстания 1723 г. в Кукуноре Лубсан-Даньдзина и других участников этого восстания, нашедших приют и убежище в Джунгарии. Галдан-Церен решил принять предложения Инь Чжэня и выдать ему Лубсан-Даньдзина. «И с тем, — говорил Угримову Галдан-Церен, — своего посланца к ним отправил, чтобы обо всех прежних ссорах подлинно переговорить и о землях согласие учинить»127. Но послы джунгарского хана, не доехав до Алтая, узнали, что цинские войска движутся на Джунгарию. Послы немедленно вернулись назад. Вскоре цинские войска напали на ойратский отряд в районе Баркуля, но были отбиты. «И потому оне, китайцы, сами оной ссоры начинатели явились, а не мы. И от того де времени уже третий год ныне с нами воюют. Однако мы же де над ними всегда при деле счастье имели и многократно их разбивали... А прошлого де году в сентябре месяце... оне, китайцы, наших людей тысячи с три побили и в полон взяли. Однако де то им еще первое счастье послужило».
В этом рассказе обращает на себя внимание заявление Галдан-Церена о том, что, вступив на ханский трон, он считал своей первоочередной задачей договориться с цинским правительством «о землях», т.е. о возвращении Джунгарскому ханству территорий, отошедших к Халхе.
Конфликт между Джунгарским ханством и Цинской империей в описываемое время оказывал заметное влияние на взаимоотношения последней с Россией, в частности на ход и исход переговоров российского посла Саввы Владиславича Рагузинского в 1726—1727 гг., завершившихся подписанием известного Кяхтинского договора.. О глубине и остроте противоречий, разделявших Джунгарское ханство и Цинскую империю, свидетельствует тот факт, что обе державы почти одновременно предложили царскому правительству союз для совместной борьбы против другой стороны. О соответствующем предложении; Галдан-Церена, сделанном через майора Угримова, мы уже говорили. Что же касается Цинской империи, то ее посланцы в 1731 г. дважды приезжали в столицу Российского государства, где вели об этом переговоры.
В январе 1731 г. они сообщили, что им поручено обстоятельно информировать правительство России а войне, которую их повелитель ведет против хана Джунгарии, что первым начал эту войну Галдан-Бошокту-хан„ который был разбит и «сам умертвил себя отравою» Племянник Галдана Цэван-Рабдан «без позволения других ханов и духовных знатных особ собою точию, по согласию семи человек своих советников, учинился над дядиным народом наследником и владетелем и стал подражать злым поступк