Такова разноголосица, охватывающая, как мы видим, обширный круг важных вопросов ранней истории ойратов, Как же нам установить истину? Обратимся к источникам.
«Алтан Тобчи» — первая дошедшая до нас летопись послеюаньского периода — рассказывает, что однажды приближенный Эльбек-хана (1392—1399), ойратский сановник Хутхай-Тафу (xudxai tafu) сопровождал хана на охоте. Хутхай-Тафу обратил внимание хана на Ульд-зейту-Гоа, жену его сына Харгацуг-Тугуренг-Тэмур-хун-тайджи, которая «белее снега, а ее ланиты — как кровь на белом снегу». Вскоре хан, плененный красотой невестки, убил своего сына, а ее взял себе в жены. Хутхай-Тафу рассчитывал получить от Эльбек-хана соответствующее вознаграждение, почетный титул и должность. Но спустя некоторое время Хутхай-Тафу пал жертвой мести молодой ханши, инсценировавшей попытку Хутхай-Тафу изнасиловать ее. Разгневанный Эльбек-хан убил Хутхая. Ульдзейту-Гоа вскоре призналась хану в содеянном. Эльбек-хан, убедившись в невиновности убитого и чувствуя раскаяние, призвал сыновей Хутхай-Тафу — Батулучинсанга и Угэчи-хашига — и назначил их правителями четырех ойратских туменов. Но они «в год змеи, на шестом году царствования Эльбек-хана убили его, взяли четыре тумена ойратов и, отделившись, сделались непримиримыми врагами. Таким образом власть монголов перешла к ойратам».
«Шара Туджи» и «Эрдэнийн Тобчи» в общем подтверждают сведения, изложенные в «Алтан Тобчи». «Шара Туджи» опускает некоторые подробности, а «Эрдэнийн Тобчи» называет Хутхай-Тафу тысячником, вкладывает в уста Эльбек-хана обещание наградить Хутхай-Тафу за услугу в овладении красавицей Ульдзейту-Гоа и пожаловать ему титул чинсанга, а также назначить правителем всех ойратов. Наряду с этими новыми данными «Эрдэнийн Тобчи» в одном случае исправляет автора «Алтан Тобчи», называя мужа Ульдзейту-Гоа, Хар-гацуг-Тугуренг-Тэмур-хунтайджи, не сыном, а младшим братом Эльбек-хана. В другом случае «Эрдэнийн Тобчи» в согласии с «Шара Туджи» уточняет сообщение «Алтан Тобчи», указывая, что Эльбек-хан после убийства Хутхай-Тафу призвал не обоих сыновей последнего, а одного Батулу, которому пожаловал титул чинсанга, дал ему в жены свою дочь Самор Гунджи и назначил его правителем всех ойратских туменов. «Шара Туджи» при этом прямо указывает, что Хутхай-Тафу происходил из рода Чорос. Во всем остальном показания этих трех монгольских источников совпадают.
Имея в виду совпадающие данные трех монгольских летописей, мы можем считать твердо установленным следующее. В послеюаньский период ойратские деятели впервые упоминаются источниками в годы правления Эльбек-хана, правнука последнего юаньского императора Тогон-Тэмура, т. е. спустя четверть века после изгнания монгольских завоевателей из Китая. В течение всего этого времени, а возможно и раньше, в период пребывания Юаней у власти, ойратская знать находилась в тесном и разностороннем сотрудничестве с восточномонгольской знатью, в частности с потомками юаньских императоров, к которым ойратские феодалы относились как вассалы к своим сюзеренам. Первым открытым выступлением ойратских феодалов против восточномонгольских явилось убийство Эльбек-хана в 1399 г. — через шесть лет после смерти ойратского тысячника Хутхай-Тафу, после чего ойраты вышли из-под власти всемонгольского хана. В этот период, как единодушно отмечают наши монгольские источники, ойраты не знали иного разделения, кроме общепринятого в тогдашней Монголии деления на тумены, тысячи и т. д.; они представляли собой этнически и политически единое целое, население одного объединенного феодального владения, во главе которого стояли единоличные правители и иногда соправители, так называемые джинонги.
Основательность этих выводов подтверждается еще и тем, что неизвестные авторы «Алтан Тобчи» и «Шара Туджи», будучи несомненно выходцами из восточномонгольской знати, не могли быть проойратски настроенными; тем более не мог быть ойратофилом Саган-Сэцэн, автор «Эрдэнийн Тобчи», крупный феодал, владетельный князь Ордоса. Все это дает основания с полным доверием отнестись к их сообщениям.
Отметим, что и официальная история Минской династии «Мин ши» со своей стороны подтверждает некоторые приведенные выше важные показания монгольских источников. Так, например, по данным «Мин ши», один из юаньских военачальников Мункэ-Тэмур еще до свержения Юаней (или вскоре после этого) объявил себя правителем ойратов и оставался им до своей смерти, после чего его владение разделилось на три части, каждой из которых управлял отдельный правитель: Махаму, Тайпин и Бату-Болот. «Мин ши» говорит, что эти правители были первыми из монгольских князей, искавшими мира с Китаем и направившими с этой целью в Пекин послов с данью.
В 1409 г. император Чжу Ди пожаловал трем ойратским правителям почетные титулы. Послы из Джунгарии в Китай направлялись без длительных перерывов один за другим. Эти мирные и дружественные отношения прервались и уступили место вооруженным вторжениям ойратов в китайские пределы лишь после того, как ойраты подчинили своей власти всю Монголию. Летопись Минской династии подтверждает, следовательно, сообщения монгольских источников, что первым ойратским правителем был военачальник, находившийся на службе у потомков юаньских императоров, что при нем ойраты были объединены в одном феодальном владении, которое разделилось лишь после его смерти, что борьба ойратов против восточных монголов началась далеко не сразу после свержения Юаньской династии.
Отделившись от восточных монголов, т. е. отказавшись подчиняться общемонгольским ханам, ойраты прочно обосновались на западе Монголии, где, управляемые своими ойратскими князьями, повели с начала XV в. самостоятельную внешнюю политику. Монгольские источники ничего не говорят о ней, но данные «Мин ши» свидетельствуют, что ойратские правители в эти годы стремились установить добрососедские отношения с Минской династией. Такая политика диктовалась общей внутренней и внешней обстановкой Западной Монголии. Важнейшей особенностью этой обстановки был разрыв традиционных торговых связей Монголии с Китаем, последовавший за изгнанием монгольских завоевателей и военными действиями между Минской династией и монгольскими ханами. Восстановление торговли с Китаем было жизненной необходимостью для ойратских правителей; добиться этой цели они могли либо мирным путем, либо войной и предпочли решать задачу мирным путем. «Мин ши» содержит многочисленные упоминания об ойратских посольствах, прибывавших ко двору минского императора. Не приходится сомневаться, что эти посольства были не только и, пожалуй, не столько дипломатическими миссиями, сколько купеческими караванами. Забегая вперед, скажем, что так было не только в начале XV в., но и позже, вплоть до XVIII в. Посылка караванов свидетельствовала об объективно-экономической заинтересованности ойратов, так же как и восточных монголов и всех вообще кочевых скотоводческих народов, в налаженном торговом обмене с их оседлыми земледельческими соседями. Следует при этом отметить, что для ойратских князей военный путь решения задачи был в начале XV в. затруднен развернувшейся на западных рубежах их владений борьбой против могулистанских ханов, с конца XIV в. укрепившихся в Восточном Туркестане в районах между р. Или, Болором и Куньлунем. В это время владения ойратских феодалов располагались на сравнительно небольшой территории, ограниченной западными склонами Хангайских гор на востоке, гобийскими песками на юге, Могулистаном на западе, верховьями Иртыша и Енисея на севере. Таким образом, ойратские владения оказались со всех сторон окруженными кочевыми скотоводческими ханствами и княжествами, широкой полосой отделившими их от оседлых земледельческих стран и народов.
В этих условиях Китай действительно был единственно возможным рынком сбыта излишков скотоводческой продукции ойратов и источником снабжения продуктами земледелия и ремесленного производства. Мирный торговый обмен с Китаем облегчался еще и тем, что, как свидетельствует «Мин ши», минские императоры в начале XV в. стремились привязать к себе ойратских правителей в связи с борьбой за престол, начавшейся после смерти Чжу Юаньчжана (1399), и пытались использовать ойратов для борьбы против восточномонгольских ханов, представлявших в то время главную опасность для молодой Минской династии.
На западе, как мы видели, дорогу к рынкам оседлых земледельческих народов Средней Азии преграждали ойратам земли Могулистана.
Вооруженная борьба ойратских феодалов против Могулистана безусловно началась раньше, чем борьба против Китая. Тюркоязычные источники сообщают, что ойратские нападения на Могулистан происходили еще в конце XIV в., но тогда они успеха, по-видимому, не имели, ибо как раз в то время правитель Могулистана Туглук-Тимур-хан полностью овладел всей территорией от Или до Болора и Куньлуня. Правда, в 1408 г. ойраты овладели Бешбалыком, но это еще далеко не закончило могулистано-ойратскую борьбу, которая, напротив, тянулась с переменным успехом в течение всего XV и начала XVI в. Экономической основой вооруженных столкновений между ойратскими и могулистанскими феодалами являлась борьба за торговые пути, за выход к рынкам сбыта и источникам снабжения ойратов. При этом играли роль и такие факторы, как стремление феодалов обеих сторон расширить сферу феодальной эксплуатации путем увеличения подвластной им территории и числа подданных, захватить военную добычу и т. д. Монгольские, китайские, тюркоязычные, а с начала XVII в. и русские источники содержат множество данных, свидетельствующих о том большом значении, которое имели эти факторы в военной истории монгольских феодальных владений в послеюаньский период, в их междоусобной борьбе и в их нападениях на пограничные районы Китая, России и т. д. Но факты тем не менее убедительно свидетельствуют, что главную роль во внешней политике монгольских феодалов играла борьба за пути к рынкам сбыта и источникам снабжения, за возможность бесперебойного обмена между кочевниками-скотоводами и оседлыми земледельцами и ремесленниками.
В годы правления Вейс (Увейс)-хана (1418—1429) между ойратами и Могулистаном шла непрерывная вооруженная борьба. В 1422 г. Вейс-хан занял Турфанский оазис, расположенный к югу от ойратских кочевий, и перенес в г. Турфан столицу Могулистана. Интересно отметить, что в том же году, когда Турфан был занят могулистанцами, произошло нападение ойратов на Хами. Не исключено, что это было не случайным совпадением, а отражало борьбу за господство над торговыми путями между ойратскими и могулистанскими феодалами. В. Бартольд, ссылаясь на «Тарих-и-Рашиди», сообщает, что за годы своего правления