На какой же основе развивались в эти годы русско-ойратские отношения, что составляло их содержание, какие противоречия разделяли Джунгарское ханство и Россию? Многочисленные русские архивные документы позволяют с уверенностью утверждать, что русско-джунгарские отношения в рассматриваемое время определялись главным образом вопросами взаимной торговли, размежевания границ, сбора ясака, возвращения пленных и перебежчиков. На них мы и остановимся.
Уже не раз говорилось о том, какую исключительную роль играет меновая торговля в истории кочевых народов вообще и монголов в частности. Источники, повествующие о русско-ойратских отношениях XVII и XVIII вв., убедительно свидетельствуют о том, что решающей причиной преобладания мира и доброго соседства во взаимоотношениях Русского государства и Джунгарского ханства была их общая и равная экономическая заинтересованность во взаимном обмене. Именно это создавало в XVIII в., как и в XVII, прочную, основу мирного урегулирования спорных вопросов и разного рода конфликтов, которых в годы правления Галдан-Церена было довольно много. Именно поэтому хан Джунгарии говорил в сентябре 1729 г. послу М. Этыгерову о своем желании сохранить традиционную дружбу с Российской империей. «Желаю де против прежнего, как великий император (Петр I. — И. З.) и как мой отец жили в совете и в любве... Указ между белым царем и между моим отцом в миру и в совете жить, и я также желаю жить». Как мы покажем ниже, этими словами правитель Джунгарского ханства формулировал подлинные основы своей политики по отношению к России. Разумеется, немалую роль в мирном ее характере играло опасение оказаться перед роковой необходимостью войны на два фронта, против Китая и России, но еще большую роль играло опасение потерять практически не ограниченный рынок сбыта в России продукции своего хозяйства и мощный источник снабжения товарами. Следует отметить, что и в основе политики России по отношению к Джунгарскому ханству в эти годы лежало стремление не доводить споры до вооруженных столкновений, а искать пути к мирному их разрешению. Характерен в этом смысле указ от 19 января 1721 г., собственноручно написанный Петром I и повелевавший сибирскому губернатору Черкасскому добиваться того, чтобы сибирские жители «жили с контайшей в согласии и обид бы не чинили».
За 18 лет своего правления Галдан-Церен направил в столицу России четыре крупных посольства для непосредственных переговоров с русским правительством: в 1728, 1730, 1733 и 1741 гг. К нему за эти годы было послано три посольства: из Тобольска в 1729 г. М. Этыгерова, из Петербурга в 1731 —1733 гг. Л. Угримова и из Оренбурга в 1742—1743 гг. майора Миллера. Помимо этих посольств местные власти Сибири и правитель Джунгарского ханства часто обменивались послами и посланиями, служившими иногда подготовкой к непосредственным переговорам правительств России и ойратского государства. Укажем для примера на сержанта С. Томского, которого посылали к джунгарскому хану в 1722, 1729, 1746, 1747, 1748 и 1750 гг. В 1746 и 1748 гг. он к нему ездил по два раза в год 140. Все это свидетельствует о весьма интенсивных дипломатических отношениях, отражавших разнообразные экономические и политические интересы, связывавшие оба государства.
Одно из первых мест в переговорах занимал вопрос о торговле. Непрерывный рост объема русско-джунгарской торговли сделал необходимым ее регулирование с учетом интересов русского купечества и русской казны. Надобности в таком регулировании не было до тех пор, пока эта торговля не выходила за рамки Ямышевского и Семипалатинского районов. Но начиная со второго десятилетия XVIII в. джунгарское купечество стало заметным фактором на рынках Сибири, на Ирбитской ярмарке и даже за их пределами. В наших источниках нет исчерпывающих сведений о динамике торговли Джунгарии с Россией, но некоторое представление об этом дают сведения Ямышевской и Семипалатинской таможен за 1724— 1725 гг. Из Джунгарии через указанные города в 1724 г. было доставлено в Тобольск товаров на 3633 р. 24 к., в 1725 г. — на 3621 р. 40 к., в 1726 г. — на 16203 р. 70 к., в 1727 г. — на 11679 р. 42 к., в 1728 г. — на 12233 р. 91 к.; всего же за пять лет — на 47371 р. 67 к.
В эти же годы для Джунгарии из Тобольска и Ямышева было привезено товаров, главным образом сукна, в 1724 г. на 4446 р. 60 к., в 1725 г. — на 3691 р., в 1726 г. — на 4837 р. 81 к., в 1727 г. — на 4041 р. 45 к., в 1728 г. — на 18413 р. 24 к., всего же за пять лет — на 35430 р. 10 к.
Приведенные цифры, конечно, не охватывают всего объема русско-джунгарской торговли, но и они свидетельствуют о том, что эта торговля постепенно превращалась в фактор общероссийского значения. Джунгарское купечество, беспрепятственно расширявшее сферу своей деятельности и свободное от таможенного обложения, оказывалось в более выгодном положении, чем русские купцы. Интерес к русско-джунгарской торговле начала проявлять и российская казна. Отсутствие государственного регулирования отдавало эту торговлю полностью на усмотрение местных властей, что порождало множество конфликтов. Сибирский губернатор Гагарин, например, облагал пошлинными сборами джунгарских купцов, а сменивший его Черкасский возвращал купцам полученные с них пошлинные сборы. Вообще же сибирские власти не считали возможным освободить купцов от таможенного обложения, так как опасались, что казне будет нанесен большой ущерб, «понеже оные приезжают немалыми караванами со многим числом товаров». Но Галдан-Церен, отстаивая интересы джунгарского купечества, в операциях которого он принимал большое участие, настойчиво добивался сохранения старого порядка ничем не ограничиваемой и никакими сборами не облагаемой торговли русских купцов в Джунгарии, а ойратских — в России.
Переговоры по этим вопросам велись в течение всех лет правления Галдан-Церена. Одной из важных задач миссии майора Угримова было заключение специального торгового договора на основе следующих предложенных правительством России принципов: джунгарским купцам: предоставляется право свободно торговать в Ямышеве и; Семипалатинске, где их товары будут освобождены от таможенного досмотра и таможенных сборов; им предоставляется также право везти свои товары в иные города-России, но в этих случаях с них будут взыскиваться установленные таможенные пошлины; русские купцы, торгуя в Ямышеве и Семипалатинске, также будут освобождены от таможенного обложения; в случаях, когда русские купцы будут приезжать в Джунгарию, власти последней могут по своему усмотрению взыскивать с них соответствующие пошлины.
Угримову не удалось добиться согласия ойратского правительства соблюдать эти принципы, вследствие чего торговый договор не был заключен. В дальнейшем, хотя переговоры по нерешенным и спорным вопросам неоднократно возобновлялись, достигнуть соглашения так и не удалось. Несмотря на отсутствие договора, сама торговля не прекращалась. Мы имеем основание полагать, что упорство правителей Джунгарского ханства в значительной мере питалось именно тем, что их отказ от предложений русской стороны мало отразился на самих торговых операциях, которые по-прежнему развивались, не встречая в России сколько-нибудь серьезных препятствий. Джунгарские купцы ездили куда хотели, причем иногда пошлины с них взыскивали, а иной раз — нет.
Более сложными и острыми были русско-джунгарские противоречия по территориальным вопросам. Их первым проявлением следует считать протест Цэван-Рабдана в 1713 г. по поводу того, что русские построили на принадлежавшей ему территории Бийскую и Бикатунскую крепости. Через год он пошел еще дальше и заявил, что Томск, Красноярск и Кузнецк построены русскими также на его земле и поэтому должны быть уничтожены. Отношения между Русским государством и Джунгарским ханством достигли небывалой остроты в 1716—1721 гг. в связи с продвижением России на юг, к истокам Иртыша и Енисея и строительством Ямышевской крепости. В районе крепости произошло настоящее сражение, закончившееся осадой крепости и засевшего в ней гарнизона. В 1719 г. Цэван-Рабдан впервые выдвинул версию о том, что приблизительно за сто лет до того, т. е. во втором десятилетии XVII в., в результате переговоров была определена граница между русскими и ойратскими владениями по линии р. Омь — Черный мыс на р. Обь; территория к северу от этой линии отходила к России, а на юг от нее — к Джунгарии. Позднее Галдан-Церен уточнил и дополнил эту версию указанием на то, что на линии границы была сделана засека, а на южном берегу р. Омь, на дереве был вырезан человек «при всей амуниции». «И постановлено было, — утверждали в 1742 г. послы Галдан-Церена, — чтоб со обоих сторон далее того не переходить. И на тех землях жили их люди. И с российской стороны, переступи оные границы, построены городы Томск, Кузнецк, Красноярск, и крепости по Иртышу, и заводы медные Демидова в Кузнецком уезде, и чтоб оные снесть».
Начиная с 1719 г. вопрос о границе стал непременным пунктом переговоров при каждой встрече представителей Джунгарии и России. В сентябре 1729 г. Галдан-Церен говорил М. Этыгерову: «Вот де ваши городы строят на Иртыше и на Обе реках, и ради чего построены? А та де земля моя!».
В июле 1737 г. прибывший в Тобольск из Джунгарии купец Авасбай заявил губернатору Бутурлину по прямому поручению Галдан-Церена: «Которые де реки впали в океан-море с устья до вершины, и исстари де они были их владения де. А ныне де российские министры назвали своими. И прежде де сего выше Омского устья никогда никого не бывало... А ныне де все те места своими назвали». В марте 1742 г. посол Галдан-Церена Лама-Даши, прибывший для переговоров в Петербург, вручил великому канцлеру князю Черкассому письмо своего повелителя, адресованное императрице Анне Ивановне. В этом письме Галдан-Церен обстоятельно излагал позицию джунгарской стороны. Он писал, что в прошлом «во время великого белого царя и наших великих владетелей как россияне в нашу, так и наши люди в российскую землю въезжали и ловили зверей, отчего и ссоры происходили, что видя, оные государи согласились те места разграничить. И тако