Что говорят наши источники об организационных основах скотоводческого хозяйства крупных монгольских феодалов? Как выясняется, главным принципом организации такого хозяйства являлась раздача скота мелкими партиями на выпас подвластным аратским хозяйствам, обладавшим собственным стадом, достаточным, чтобы гарантировать феодала от возможных потерь. Делиб-хутухта говорил, что в Наробанчинском монастыре овцы, рогатый скот и лошади отдавались для выпаса на началах издольщины, т. е. небольшие стада, отары и табуны распределялись между подвластными аилами под их ответственность за вознаграждение в виде части молока и шерсти. Собственное семитысячное овечье стадо Делиб-хутухта делил на отары в 300—800 голов, которые раздавались на выпас хозяйствам, владевшим собственным стадом, насчитывавшим около 300 овец. Численность выпасаемой отары зависела от величины собственного стада и обеспеченности рабочей силой. По словам хутухты, выпасающее хозяйство получало 70 % шерсти, все молоко летом и всех ягнят. Что касается верблюдов, то в Наробанчине их пасли наемные пастухи.
Есть все основания полагать, что Наробанчинское монастырское владение и в этом отношении не было исключением, что раздача скота на выпас состоятельным аратам была в Монголии повсеместным явлением и общей основой организации хозяйства феодалов. Во всяком случае в послереволюционной Монголии органы народной власти твердо установили, что в 20-х годах около 20% аратских хозяйств продолжало выпасать скот бывших феодалов и других крупных скотоводов на условиях, аналогичных описанным выше.
Мы уже отмечали, что владетельные князья в Монголии являлись собственниками всех нутугов и всех улусов в своих владениях. Но между этими двумя видами собственности существовало серьезное различие. Владетельные князья были полными и безраздельными собственниками по отношению к нутугам, но не по отношению к улусам. Обычное и писаное монгольское право — постановления ряда княжеских чулганов и ханские указы, равно как и законодательство Цинской династии по делам Монголии и правительства России по делам Калмыкии, предоставляя князьям право покупать, продавать и дарить аратов, запрещало их убивать. В этом смысле монгольские феодалы не были полными собственниками своих улусов.
Так было во всей Монголии, так было в Калмыкии, так было и в Джунгарском ханстве.
Структура ойратского общества была довольно сложной. Все исследователи единодушно отмечали наличие в нем сословий, но расходились в определении их числа и характера. По мнению Н. Бичурина, ойраты делились на два сословия — военных и духовных, причем первое в свою очередь разделялось на группы дворян и податных. Богоявленский насчитывал у ойратов три сословия — воинов, черных людей и рабов, Хаслунд — четыре: белую кость, т. е. аристократов, черную кость, т. е. податное население, дарханов, т. е. освобожденных от повинностей, и духовенство.
Посмотрим, что говорят о сословиях источники.
«История Убаши-хунтайджи» сообщает о совещании представителей «высших, средних и низших сословий» Биография Зая-Пандиты несколько раз и в разных вариантах говорит о «высших, низших и средних», «о великих и малых нойонах», «о духовенстве и мирянах», «о знатных и простонародии». В тексте «Цааджин бичиг», как заметил еще С. Богоявленский, упоминались: улусные чиновники, знаменосцы, трубачи, телохранители, придворные, воины, простолюдины, рабы, великие и малые князья. Делиб-хутухта утверждал, что население Наробанчинского владения разделялось на два класса — тайджи и харачу, т. е. на аристократию («белую кость») и на «чернокостных» аратов. Последние в свою очередь разделялись соответственно их правам и повинностям на группы: хамжилга (hamjaanai ail — supporting family), албату (albatai — having duty) и дарханов (darhatai — having freedom).
Некоторые важные сведения содержатся и в русских архивных материалах, а также в трудах ученых и путешественников, наблюдавших и изучавших жизнь Калмыцкого ханства на Волге. А калмыки, говоря словами К. Костенкова, принесли в Россию свое общественное устройство из Джунгарии.
Взятые в целом показания источников приводят к убеждению, что монгольское общество, в том числе и ойратское, в рассматриваемое время делилось, как и всякое феодальное общество, на два основных класса — феодалов и крестьян-аратов, т. е. рядовых кочевников-скотоводов. Первые были монопольными собственниками земли, пастбищных, территорий, вторые были Лешины собственности на землю, и потому представляли собой феодально-зависимый класс. Оба класса делились на сословные группы. Наибольшей четкостью отличался сословный строй в Халхе и Южной Монголии, где благодаря законодательству Цинов права и обязанности сословий подверглись наиболее полной и строгой регламентации. Но цинское законодательство, как известно, не вносило каких-либо принципиальных изменений в общественную структуру Монголии, оно шло главным образом по линии юридического оформления существовавших там общественных институтов и приспособления их к интересам Цинской династии. Это позволяет утверждать, что общественный строй Джунгарского ханства в основном соответствовал общественному строю Халхи и южной Монголии до их включения в состав Цинской империи, а в Калмыцком ханстве существовали те же общественные отношения, что и в Джунгарии, с теми, однако, изменениями, которые со временем появились в Калмыкии под влиянием социального строя России.
Во главе ойратского феодального общества стоял хан из дома (или омока) Чорос. Положение этого хана, прочность его власти основывались на ресурсах его личного владения — его домена и ими определялись. Доменом джунгарского хана были земли, люди и скот, находившиеся в его личном владении, а также во владении его ближайших родственников, чоросских владетельных князей. Роль и значение ханского домена образно охарактеризовал весной 1724 г. один из влиятельных калмыцких феодалов Доржи Назаров. «Кому не быть ханом, — говорил Доржи, — все равно, и токмо что прибыток ему будет один титул и место первое; а пожиток его с одних только с его собственных улусов, а прочие де владельцы всяк владеет своими улусами и управляет, и хан к ним ничем интересоваться не повинен, и слушать его в том никто не будет». Из этих слов явствует, что прочность ханской власти, ее авторитет были прямо пропорциональны размерам и богатству ханского домена. Сказанным объясняется та яростная борьба, которую вели ханы и претенденты на ханский трон за расширение своих доменов. Укажем для примера, что Пунцук, отец калмыцкого Аюка-хана, «старался двоюродных своих братьев и их детей улусами обессилить и для того их между себя приводил в ссоры, а противного себе родного племянника своего, именуемого Джалбу разбил... а улусом его завладел»205. Ойратская история XVII — XVIII вв. богата эпизодами такого рода. Выше мы приводили рассуждения калмыцких князей о причинах их междоусобиц, а также их ссылку на действия Аюки, «передавившего» родственников и овладевшего их улусами, как на образец решения внутренних конфликтов. Точно так же поступали в свое время и Хара-Хула и Батур-хунтайджи. Опираясь на мощь своего домена, включавшего многочисленные улусы и обширные нутуги, располагая значительной военной силой, хан имел возможность навязать свою волю другим владетельным князьям и держать их в повиновении.
Хан Джунгарии был первым лицом в государстве ойратских феодалов. Ступенью ниже на феодально-иерархической лестнице стояли другие великие князья — правители хошоутских, дэрбэтских, хойтских и других крупнейших улусов, тайджи, именовавшиеся в русских источниках и исследованиях тайшами. Владение такого тайши в свою очередь состояло из ряда улусов, во главе которых стояли его родственники, члены его омока, являвшиеся самостоятельными правителями, но зависимыми от данного тайши. Правители таких улусов были, по терминологии ойратских источников, малыми князьями в отличие от тайшей и хана — великих князей, хун-тайджи. Каждый тайша располагал своим владением, являвшимся главным условием его власти над малыми князьями. Поэтому забота о расширении и укреплении собственного владения всегда стояла в центре внимания ойратских тайшей.
Князья, нойоны, имевшие в своем, владении отдельные улусы, близкими родственникам и соратникам. Каждая такая часть называлась тоже улусом или аймаком, а их владельцы и правители именовались зайсангами. В. Бакунин писал, что у калмыков «каждой улус имеет особливое свое звание и нойона, а у каждого нойона есть по нескольку зайсангов, из которых каждой имеет свой, аймак, так как и российские дворяне собственные свои деревни. В аймаках их бывает по нескольку кибиток, не по равному числу, в ином 5, 10 и больше, а в ином от нескольких сот до тысяч и больше. По смерти же нойонов улус каждого разделяется сыновьям его по частям, в том числе большему сыну против Других его братей достается несколько больше, и каждая такая часть называется потом особливым улусом; а то ж чинится и по смерти зайсангов с их аймаками».
То же сообщал и П. Паллас: «Обыкновенно князь (тайдчи) правление своего народа (улуса)... оставляет старшему своему сыну. Протчим же детям дается по небольшому числу семей, над коими они, как и князь над своим народом, суть государи (нойоны), однако же от улуса владеющего князя не отделены остаются, и в некоторой зависимости и подданстве у него пребывают, так же и всем его военным и мирным учреждениям повинуются». К. Костенков в свою очередь свидетельствует: «Тайша был правителем целого поколения... разделявшегося на улусы. Лучшим и обширнейшим улусом тайша заведывал сам непосредственно, а менее обширные раздавал в управление и в кормление своим сыновьям и братьям... Нойоны иногда присваивали себе звание «тайшей», но на самом деле они тайшами не были, состоя к этой власти в вассальных отношениях... Для ближайшего управления аймаками нойоны раздавали их своим дальним родственникам или избранным лицам, которые... назывались цзайсан». Зайсанги были институтом наследственным, но владетельный князь, нойон, «дававший аймак в управление известному лицу, мог отнять его и передать другому, принимавшему в свою очередь звание зайсанга».