История Джунгарского ханства — страница 76 из 86

Ойратские источники — «Сказания» Батур-Убаши-Тюмена и Габан-Шараба, биография Зая-Пандиты — и русские архивные материалы подтверждают наблюдения В. Бакунина, П. Палласа, К. Костенкова и других, писавших по этому вопросу. Журналы путешествий Ф. Байкова, И. Унковского, М. Этыгерова, Л. Угримова и множество других документов разного рода свидетельствуют, что и в Джунгарском ханстве структура господствующего класса была подобна Калмыкии, что и там существовала не большая группа великих князей во главе с ханом, ниже их располагалась большая группа малых князей, зависевшая от великих нойонов, а еще ниже стояла масса зайсангов, зависевших от малых князей.

Сравнивая Джунгарское ханство с Калмыкией, мы замечаем одно существенное различие: централизация власти в первом была гораздо более прочной, чем во второй. Несомненно, что со времени Батур-хунтайджи и до конца правления Галдан-Церена, т. е. более столетия, в Джунгарском ханстве не было серьезных и длительных усобиц, которых было так много в Калмыкии. Ханская власть в Джунгарии сравнительно легко справлялась с сепаратистскими стремлениями великих и малых князей, сурово карая всякого, кто пытался оказать сопротивление воле хана. Обычно такие попытки предпринимались в связи со сменой правления, когда место умершего хана должен был занять его наследник. Так было когда Сенге сменял Батура, Галдан — Сенге, Галдан-Церен — Цэван-Рабдана. Смуты, сопровождавшие приход к власти нового хана, каждый раз оканчивались победой «законного» наследника престола, представителя Чоросского омока, а его противники, если и оставались в живых, вынуждены были спасать свою жизнь бегством на Волгу или в Кукунор. Особенно спокойной с точки зрения внутренних усобиц была первая половина XVIII в.

Чем можно объяснить такую сравнительно устойчивую консолидацию ханства? Здесь, по-видимому, играла роль совокупность таких причин, как мощь ханского домена и относительное превосходство его военных сил, умелая внутренняя и внешняя политика, обеспечившая каждому феодалу возможность обогащения за счет эксплуатации аратов и торгового обмена с оседлыми соседями, удачные войны с Цинской империей и казахскими феодалами.

Особую группу джунгарских феодалов составляли князья церкви, высшие ламы, права и привилегии которых, как об этом говорилось выше, постепенно определились целым рядом постановлений княжеских чулганов и особенно законами 1640 г. Высшее ламство в Джунгарии, как и во всей Монголии, пополнялось почти исключительно выходцами из феодалов, главным образом младшими сыновьями владетельных князей, имевшими мало шансов занять место светских правителей. Войдя в лоно церкви в качестве ее иерархов, эти младшие отпрыски аристократических омоков многое приобретали. Они, как и их светские собратья, получали во владение улусы, становились обладателями огромных стад, им выделялись особые нутуги, разрешалось выпасать стада безвозмездно и невозбранно на пастбищах светских князей, они эксплуатировали труд многих сотен, а то и тысяч крепостных. Ламы пользовались большим влиянием в государстве и в народных массах, которые «великие им дачи чинят, — писал В. Бакунин, — и коленопреклонением почитают, да и в прочем их, а паче ламу (верховного в ханстве. — И. З.) или хутухту за меньших богов своих считают. И для того вообще у всех калмыцких и мунгальских народов в духовной чин с охотою вступают нойоны и зайсанги».

Мы можем допустить, что влияние и богатство Зая-Пандиты были явлением исключительным. Но мы не находим качественных различий между, его биографией и биографией любого другого крупного деятеля церкви. Приведем для иллюстрации сведения о верховном ламе Калмыцкого ханства Шохуре, прибывшем на Волгу в 1718 г. по приглашению Аюки, который встретил его «с великой честью и отдал ему во владение, калмыцкий улус… которого в то время счислялось до 4000 кибиток. Оной Шухр-лама был природою торгоутовский калмык, зайсангской сын» 211. Когда Шохуру исполнилось десять лет, его отправили в Тибет «для науки, и тамо будучи слишком 20 лет, обучился тангутского языка и другим наукам, духовным их чинам принадлежащим, и был ламою в тамошнем одном монастыре... и губернатором над провинциею, тому монастырю подчиненною». Вполне возможно, что пополнение рядов высших лам младшими, сыновьями княжеских омоков также играло свою роль в консолидации Джунгарского ханства, способствуя смягчению противоречия между растущим числом претендентов на княжеское владение и ограниченной возможностью удовлетворения их требований. Именно это противоречие, как мы видели, было той главной силой, которая взрывала внутреннее единство класса феодалов в Калмыкии; в Джунгарском же ханстве ее действие было гораздо менее значительным, а в первой половине XVIII в. и вовсе отсутствовало.

Итак, класс феодалов в Джунгарском ханстве разделялся на четыре группы: великих князей, малых князей, зайсангов и высших лам. Сословные различия указанных групп не получили в законодательстве ханства законченной регламентации, но в реальной действительности общественное положение, права и привилегии феодалов определялись принадлежностью их к той или иной группе. Источники свидетельствуют, что в основе феодальной иерархии лежала иерархия землевладения. Великие князья, будучи собственниками всех пастбищных угодий в своих владениях, распределяли территорию для кочевания среди подвластных им малых князей — владельцев отдельных улусов. Малые князья, являясь собственниками своих владений, распределяли их между зайсангами. При этом феодалы всех степеней оставляли для нужд личного хозяйства лучшие пастбищные угодья. Зайсанги отличались от нойонов, малых князей, владельцев улусов тем, что могли быть в любое время по усмотрению последних лишены "владельческих прав и превращены в своего рода беспоместных, дворян; такая операция по отношению к нойонам мирными средствами была неосуществима. Что касается князей церкви, то они были такими же владельцами улусов и нутугов, как их светские собратья, но отличались от них главным образом тем, что были освобождены от повинностей, лежавших на светских владетельных князьях.

На другом полюсе ойратского общества находился его основной производительный класс — араты. Этот класс разделялся на два сословия: албату — зависимых от светских, князей и шабинаров — зависимых от церковных феодалов. Класс аратов составлял фундамент, на котором держалось все здание феодального ойратского общества и Джунгарского ханства; труд аратов был главным источником обогащения феодалов и решающим условием устойчивости феодального государства. Аратство трудилось с целью разведения домашних животных в своем личном, мелком, но самостоятельном скотоводческом хозяйстве, своим трудом обеспечивало производство и расширенное воспроизводство в хозяйстве феодалов, и, наконец, несло всякого рода повинности в пользу феодального государства. Араты выполняли множество повинностей, но прав в феодальном обществе они не имели никаких. «Тайдчи, или нойон, — писал П. Паллас, — имеет над своими подданными неограниченную власть. Он может по своему изволению их дарить кому хочет, наказать, их телесно, велеть им носы и уши обрезать или другие члены обрубать, но только не явно умерщвлять»213. Главнейшей государственной повинностью аратов была воинская. «У монгольских народов вообще каждый простолюдин или черной человек (хара-кеен) есть воин и должен лошадь и оружие в готовности иметь, дабы немедленно по приказанию князя своего явится в поле.

Повинности аратов в Джунгарском ханстве в целом не были регламентированы законом. Мы знаем лишь некоторые статьи законов 1640 г. и указы Галдан-Бошокту-хана, требовавшие от аратов своевременного и неукоснительного выполнения возложенных на них податей и повинностей и в то же время в общей и необязательной форме рекомендовавшие князьям не переобременять аратов и проявлять о них заботу. Аратство было привязано к своим господам узами крепостной зависимости. Ни один арат не имел права самовольно покинуть владение своего князя или зайсанга. Борьба против самовольных откочевок аратов всегда занимала одно из главных мест в феодальном законодательстве Монголии и Джунгарского ханства. Выше мы приводили случай расправы с одним «беглым», которого били и варварски заклеймили за побег, равно как и другой случай, когда откочевавшая от господина аратская семья соглашалась нести повинности в пользу двух господ — старого и нового, лишь бы ее не принуждали вернуться на старое место. Ойратские законы предусматривали суровое наказание не только самих беглых аратов, но и тех князей которые их принимали и укрывали. Законы 1640 г. за подобное укрывательство беглых аратов предусматривали более строгую кару, чем за убийство; виновный должен был уплатить штраф 100 панцирей, 100 верблюдов и 1 тыс. лошадей.

Частые случаи обращения законодателей к вопросу о "борьбе против самовольных откочевок аратов, а также необычайная суровость кары за укрывательство откочевщиков свидетельствуют, во-первых, что такого рода побеги аратов были широко распространены и угрожали устойчивости феодального хозяйства и, во-вторых, что владетельные князья сами были заинтересованы в увеличении любым путем, даже при помощи укрывательства беглых аратов, населения своих улусов.

Следует отметить, что источники не подтверждают мнения исследователей, отрицавших наличие крепостничества в феодальной Монголии и объяснявших запрет покидать пределы владений данного феодала соображениями исключительно военно-организационного характера. Если бы дело сводилось только к этому, то в XIX— XX вв., когда походы и войны перестали интересовать монгольских феодалов, араты могли бы и должны бы были получить право свободного передвижения по стране. Но, как известно, ничего подобного не случилось, и прикрепление аратов к земле феодальных собственников сохраняло свою силу до революции 1921 г.

Крупное скотоводческое хозяйство феодалов для своего развития требовало достаточных пастбищных территорий, а также достаточного числа самостоятельных аратских хозяйств, способных своим трудом обеспечить уход за стадами и обработку скотоводческой продукции данного феодального хозяйства. Важнейшей повинностью аратов был выпас; господского скота причем его сохранность, как и сохранность молодняка, гарантировалась личным стадом аратов. Да и как иначе могли бы организовать уход за стадами крупные хозяйства, обладавшие тысячами и десятками тысяч овец и лошадей, сотнями и тысячами голов рогатого скота и верблюдов? Рабский труд в Джунгарском ханстве, как и во всей Монголии, играл в производстве незначительную роль. Раздача скота на выпас самостоятельным аратским хозяйствам была наиболее типичной и целесообразной формой организации крупного скотоводческого