хозяйства феодалов. Данные источников свидетельствуют о том, что в XVII—XVIII вв. в Джунгарском ханстве существовало очень большое имущественное неравенство в смысле обеспеченности хозяйств скотом. Чем больше скота было в хозяйстве феодала, тем больше требовалось ему самостоятельных аратских хозяйств, могущих принять на выпас этот скот, способных гарантировать его сохранность и расширенное воспроизводство. При такой организации хозяйства прикрепление аратов к земле, равно как и стремление феодала увеличить численность подвластных ему самостоятельных аратских семей, вызывалось объективными экономическими интересами развития феодального хозяйства. В этом же заключается, на наш взгляд, экономический смысл той непрерывной борьбы, которую вели между собой в XVII в. ойратские феодалы и в XVII — XVIII вв. калмыцкие феодалы за обладание улусами, т. е. за захват самостоятельных аратских семейств, за превращение их в своих подвластных, за прикрепление их к земле своего владения. Источники полны описаниями этой борьбы. Мы лишены возможности приводить здесь указания источников. Интересующиеся найдут их в изобилии в документах калмыцкого, зюнгарского, ногайского и киргиз-кайсьцкого фондов ЦГАДА и АВПР.
Крепостнические права ойратских феодалов находят подтверждение и в русских материалах. Сошлемся для иллюстрации на «Рассуждение Коллегии иностранных дел о российских подданных калмыках, каким из них быть вольными и крепостными», представленное в Сенат в июле 1755 г. В этом документе предлагалось разрешить русским людям покупать иноверцев, в том числе и калмыков, «с письменными видами от продавцов, то есть от их ханов, владельцев, тайшей... и всем таковым быть вечно крепостными... То же чинить и с таковыми калмыками... которые от их ханов и других владельцев, старшин и протчих будут кому подарены, и о том на них даны или с ними присланы будут письма за их печатьми или руками». Приведенный документ убедительно свидетельствует, что социальное положение трудящихся аратов Джунгарском ханстве Калмыкии не отличалось от положения крестьян в России — в обоих случаях непосредственные производители... были прикреплены к земле "своих господ, которые могли их продавать, покупать, дарить и т. д.
Итак, арат был обязан принимать на выпас господское стадо, а также до глубокой старости, держать в исправности свое оружие и снаряжение, быть готовым, первым требованию идти на войну во имя интересов своих господ. Кроме того, он был обязан вносить владетельному князю натуральный оброк продуктами своего; хозяйства, выполнять разного рода государственную барщину (шить обмундирование, работать в ханских мастерских, изготовлять предметы военного снаряжения и т. п.), нести подводную повинность и т. д. Именно потому, что аратство было обязано выполнять эти и многие другие повинности, в его среде сложилось сословие албату (алба — повинность, албату — несущий повинности). Таким оно было и в Джунгарском ханстве.
Вторым аратским сословием в Джунгарии были шабинары. Оно возникло в связи с победой ламаизма и появлением церковных феодалов. Но шабинары (от слова «шаби» — «ученик», «послушник»)были крепостными высших лам и несли в их пользу так же повинности, как и араты-албату в пользу светских феодалов. Но шабинары были целиком освобождены от каких-либо повинностей в пользу владетельных князей и феодального государства. Они не привлекались к военной службе и не отбывали государственной барщины. Они были целиком и полностью потомственными подданными князей церкви, эксплуатировавших их так же и теми же в основном методами, что и светские феодалы своих албату. Даже в судебном отношении шабинары были подведомственны не светским, а церковным институтам.
Князья церкви как феодалы были заинтересованы в увеличении числа шабинаров, что могло быть достигнуто и достигалось за счет сокращения рядов албату. Албату охотно шли в шабинары, ибо эксплуатация их церковными феодалами при всей ее суровости, была все же более мягкой, чем эксплуатация светскими владетельными князьями. На этой почве возникла и с течением времени обострилась борьба между светскими и церковной феодалами, о которой говорит, например, эпизод, зарегистрированный в русских архивных материалах. В конце 1732 г. в Царицын «прибежал» из Калмыкии арат Лекден, сообщивший, что когда-то он принадлежал «к улусу владельца Дондук-Даши, зайсанга его Накбая. И не по хотя тамо в холопстве служить, еще в малых летех ушел в улус... к гелюн-эмчиным шабинарам, и женясь, жил все в том улусе особливою кибиткою... В прошлом году он был взят в плен Дондук-Омбою. И его, Дондук-Омбины, калмыки, уведав, что он, Лекден, не природной шабинар, обрав у него весь скот и багаж его, взяли в свой улус, и был он в аймаке у зайсанга... Лекбея». Приведенный случай характерен не только для Калмыкии, но и для Джунгарского ханства.
Заслуживает внимания то обстоятельство, что в отличие от Халхи и Южной Монголии в Джунгарии и Калмыкии не было сословия хамжилга (hamjaanai ail). Известно, что его не было и в Халхе и в Южной Монголии до их присоединения к Цинской империи. Из этого следует, что сословие хамжилга было вызвано к жизни цинскими властями, стремившимися внести предельную ясность в организацию монгольского войска, исключив из списков военнообязанных (sumnai ail) потомственных дворовых (хамжилга), шабинаров и дарханов.
Дарханы представляли собой привилегированное сословие, комплектовавшееся в основном из аратства, но за особые заслуги освобожденное от всех податей и повинностей, пользовавшееся к тому же и некоторыми другими привилегиями. По словам Абульгази, «тархан означает такого человека, с которого не берут дани; когда он приходит в дом хана, его никто не может остановить; он входит и выходит по своему произволу. Если он сделает преступление, то с него до девяти вин не взыскивается; после девятой он уже подвергается взыску. Это право переходит и на его потомство до девятого рода». По всем данным, сословие дарханов в Джунгарском ханстве было немногочисленным, заметного влияния на жизнь ойратского общества оно не оказывало.
Попытки выделить в особое сословие ойратских военнообязанных должны быть отвергнуты, ибо военная служба была одной из повинностей аратов-албату.
В ойратском обществе помимо классов феодалов и аратов была еще прослойка рабов. Важно отметить, что в монгольских и ойратских источниках XVII—XVIII вв. рабы упоминаются очень редко и сведений о них мы встречаем там крайне мало. Это обстоятельство дает нам основание полагать, что рабский труд в производственной жизни ойратского общества не имел большого значения. Источники свидетельствуют также и о том, что рабами были исключительно или почти исключительно пленные, захваченные в боях; случаи обращения в рабство коренных ойратов были, по-видимому, крайне редкими. Рабы в Джунгарии являлись товаром, который продавался русским купцам и чиновникам. Или вывозился на невольничьи рынки Средней Азии. Но не каждый пленный обращался в раба и отправлялся на продажу. Пленные в ханстве весьма ценились как средство получения выкупа или обмена на своих пленных.
Галдан-Церен и его министры отклонили требование майора Угримова отпустить в Россию русских пленных вместе с их женами, приобретенными в Джунгарии, независимо от их этнической принадлежности. Батур-зайсан, представитель Галдан-Церена, говорил Угримову, что этого «сделать будет невозможно, понеже де оне имеют жен казачьих и буруцких, а у нас де с ними полоном всегда бывает размена». То же говорил Угримову и Галдан-Церен, который в это время старался задобрить правительство России в надежде на ее военную помощь. Он соглашался отпустить пленных в Россию и их жен, «кроме токмо казачьих баб, понеже де у нас с казаками положено, чтоб как нам, так и им пленников со обоих сторон никуды в другие край не отлучать и выдавать на размену назад». В. Бакунин, обобщая свои многолетние наблюдения за жизнью калмыцкого общества, о роли пленных писал: «Брали в плен, а потом давали за выкуп».
Некоторые сведения о рабах и невольниках у ойратов, казахов и других кочевых народов России содержатся в трудах путешественников и исследователей XIX и XX вв. Все они, как и более ранние источники, подтверждают сделанный выше вывод: рабы в производительном труде ойратского общества не играли сколько-нибудь заметной роли.
Какова была общая численность населения Джунгарского ханства? Н. Бичурин, ссылаясь на «Синь цзян чжи ляо» («Описание Синьцзяна»), опубликованное в 20-х годах XIX в., считает, что к середине XVIII в. в Джунгарии насчитывалось около 200 тыс. кибиток (т. е. семейств) с 600 тыс. душ обоего пола, из которых около половины входило в домен самого хана.
В монгольских источниках мы, к сожалению, не находим полного описания административного и политического устройства Джунгарии, вследствие чего принуждены пользоваться материалами русских архивов и описаниями Калмыцкого ханства. Несомненно, однако, что, элементарной частицей ойратского общества был хотон; — группа семейств связанных узами близкого кровного родства, совместно кочевавших и хозяйствовавших. По наблюдениям Костенкова, хотон в Калмыкии состоял из прадеда, деда, отца с сыновьями и внуками; делами такого объединения ведал глава его, старейший представитель этого большого семейства. Численный состав хотона был неопределенным: он объединял и 5, и 10, и 50 семейств. По всем данным, это была своеобразная большесемеиная община, а совместное пользование ею пастбищными угодьями позволяет считать установленным преобладание общинной формы землепользования в Калмыкии, а следовательно, и в Джунгарии.
Несколько хотонов составляло аймак, или оток, — низшую ступень феодального владения. Группа аймаков, или оттоков, образовывала улус, а совокупность улусов была ойратским феодальным государством — Джунгарским ханством.
Джунгарский хан управлял своим государством при помощи уже упоминавшегося нами зарго. «Зарго на их языке, — писал В. Бакунин, — а на нашем языке суд бывает всегда при доме ханском, и присутствуют в особливой кибитке ханские первые и вернейшие зайсанги, между которыми бывают и из попов по человеку и по двое, на которых верность хан надежду имеет, а всех по их древнему обыкновению больше 8 человек не бывает. По стольку же человек бывало и в зарге венгерских ханов и главных владельцев, которых они называют ехе нойон, т. е. великий князь».