Есть основания полагать, что император Хун Ли собирался отметить насильственное присоединение к империи территории последнего независимого монгольского государства — государства ойратских феодалов — торжественной церемонией. Она должна была состояться в Долонноре, там же, где за 64 года до описываемых событий таким же образом было оформлено подчинение Цинской династии Халхи. Основанием для такого предположения служит сообщение Якоби от 7 августа 1755 г. об указе Хун Ли, повелевавшем Тушету-хану Дондок-Доржи и ургинскому богдо-гэгэну срочно прибыть в Долоннор, куда собирался приехать и сам император, чтобы объявить «радостные и важные вести о переходе контайшинцев в подданство Китая».
Но не успели еще в Пекине отпраздновать победу над Джунгарским ханством, не успели еще демобилизованные воины добраться до семейных очагов, как обстановка коренным образом изменилась: Амурсана отказался от китайского подданства и с отрядом в 500 человек вернулся в Джунгарию.
Из доклада Якоби от 19 октября 1755 г. и из последующих событий можно сделать вывод, что Амурсана, обманувшись в своих ожиданиях стать с помощью Цинов всеойратским ханом, в сентябре 1755 г. восстал против Цинской империи и начал вооруженную борьбу. В это время он находился в Халхе, на ее западной границе, куда прибыл, сопровождая пленного Даваци. Имея при себе небольшой отряд ойратских воинов, действуя в сговоре с некоторыми халхаскими военачальниками, в частности с Делегваном и Ванжилваном из аймака Цецен-хана, Амурсана напал на маньчжурские войска, охранявшие границу, разбил их и бежал в Джунгарию. Маньчжурское командование отправило вдогонку большой отряд, но погоня вернулась, не поймав беглеца.
Восстание Амурсаны и его бегство в Джунгарию вызвали в Пекине сильнейший переполох. Хун Ли пришел в бешенство. Отпущенных из армии воинов снова призвали в ее ряды. Якоби докладывал губернатору Сибири Мятлеву, что демобилизованные «первопоехавшие уже ныне доехали в свои места в Нерчинское ведомство, а прибывшие в Тушетухановскую ургу и недоехавшие до оной все одержаны и по вышеозначенному разглашенному о убеге Амурсаны известию посылаютца обратно к контайшинской границе в войско». В ноябре того же 1755 года к Якоби поступили новые сведения, согласно которым «нынешней осени, назад тому другой месяц, бывший в китайском подданстве контайшинский перебежчик Амурсана, разбив пограничные караулы, бежал в свою контайшинскую сторону». По этим же данным, Амурсана увел с собой некоторое число ойратских воинов, а также «из мунгальских военных лутчих к войне людей несколько человек... и ныне де по причине оного его убегу имеет китайская сторона опасность... и для того распущенные из войска военные люди собираютца паки в войско на контайшинскую границу».
Между тем Амурсана, обосновавшись сначала в Тарбагатае, а потом в бывшей главной ставке ойратских ханов на р. Или, использовал зимние месяцы 1755/56 г. для организации своих сил. Он списался с ойратскими князьями по всей Джунгарии, приглашая их присоединиться к нему, изгнать из ойратской земли завоевателей и восстановить независимое ойратское государство.
На призыв Амурсаны откликнулись некоторые нойоны и зайсанги. Его приглашение отклонили те, кто считал унизительным для себя подчиниться человеку недостаточно высокого происхождения, а также те, кто затаил старую вражду. Не присоединились к нему и те улусы, правители которых в свое время поддержали Даваци против Амурсаны, а потому опасались мести. Несмотря на все это, сторонники Амурсаны в конце 1755 — начале 1756 г. провозгласили его ханом. 17 февраля 1756 г. один из зайсангов Каракольской волости говорил представителям русского командования, что Амурсана «жительствует ныне на том же месте, в большой урге, где был ноён Дебачи... войска де ныне при Амурсанае до 10 тысяч... Известно, что он, Амурсана, в зенгорской землице вместо Дебачи-хана уже владельцем».
Вскоре, однако, в стане Амурсаны начались раздоры. От него откололась группа князей, начались вооруженные столкновения, и Амурсана в конце концов потерпел поражение, заставившее его вернуться на р. Или, чтобы собрать новые силы. Он призвал на помощь Аблая. Тот согласился помочь и с 10-тысячным отрядом прибыл в Джунгарию. Но и эта помощь не изменила положения. Узнав о приближении большой маньчжурской армии, Амурсана оставил Джунгарию и в начале лета 1756 г. бежал в Средний жуз к Аблай-султану, где вновь нашел убежище.
Не теряли времени и власти Цинской империи. Они сурово расправились с теми, по вине которых, как думали в Пекине, Амурсане удалось бежать в Джунгарию. По приказу Хун Ли в Пекин был вызван и там казнен знатный халхаский феодал, родной брат ургинского богдо-гэгэна Эринцин-Доржи Тушету-хан: он, неся ответственность за охрану халха-ойратской границы, не воспрепятствовал этому побегу. Одновременно началось формирование новой, еще более многочисленной армии для второго похода в Джунгарию, на этот раз против Амурсаны. 11 января 1756 г. Якоби докладывал, что «мунгальское войско, собранное из манжуров, мунгальцев и солонов, состоит в контайшинской стороне... без малого с 400 тысяч под командою 6 генералов, из которых 5 человек из маньчжуров, а шестой, именем Шадарван, мунгальской хотогоец». При этой армии содержалось много ремесленников — китайцев, мунгальцев, Сахаров (чахаров. — И. З.)... для строения на тех реках перевозов, судов и лоток». Хун Ли приказал генералам «в марте месяце (1756 г. — И. З.) неотменно следовать войску в контайшинскую сторону со всяким поспешением как для поймания Амурсаны, так и искоренения и приводу в подданство контайшинцов».
Цинские власти уже тогда пытались привлечь к борьбе против Амурсаны правителей Среднего жуза. Они направили к казахам специальную миссию в составе 30 человек, которая в январе 1756 г. появилась в Урянхайских улусах, заявляя о своем намерении пройти к Аблаю прямым путем через территорию России, ибо путь через Или был для них закрыт Амурсаной. Через русскую территорию их не пропустили. Они вернулись назад, не выполнив поручения. Но казахские феодалы и без того почти не выходили из ойратских улусов, «помогая» то одному, то другому деятелю, уводя с собой каждый раз богатую добычу скотом и пленными. В этих операциях участвовали феодалы не только Среднего жуза, но и других казахских феодальных владений, которые, по свидетельству очевидцев, «имения и пленников много привозят, которые де как покупкою, так и протчими случаями и в Меньшую орду весьма прибыльно доходят», почему и Айчувак «собирается совершить набег на Джунгарию».
Между тем цинские войска, наводнившие Джунгарию, не имея перед собой организованного противника, без особого труда преодолевая встречавшиеся им разрозненные очаги сопротивления, приступили к поголовному истреблению ойратского населения. В июле 1756 г. двухтысячный цинский отряд вступил в пределы России и, разыскивая Амурсану, подошел к Колыванскому заводу, под стенами которого укрывались ойратские беженцы. 25 октября того же года еще более многочисленный отряд маньчжурских воинов подошел к Устькаменогорской крепости, желая увести с собой находившихся здесь урянхайцев, бывших подданных ойратского хана. Узнав, что Амурсана скрывается в кочевьях Аблай-султана, отряд направился в Средний жуз. В августе 1756 г. произошло сражение между ополчением Аблай-султана и войсками цинского императора, закончившееся поражением казахов, начавших отступление к русским укрепленным линиям. Казахские правители обратились к русским властям с просьбой о защите от преследовавших их маньчжурских войск.
С просьбами о защите, о приеме в русское подданство к русским властям стали обращаться и феодальные правители многих ойратских улусов. Начало было положено еще в 1753 г., когда нойоны и зайсанги жаловались на «злое время» и выясняли возможность перехода в российское подданство. В дальнейшем движение за добровольное присоединение к России усилилось. В сентябре 1755 г. уже около 40 ойратских зайсангов ждали решения царского правительства по вопросу о переходе в российское подданство. Одновременно с этим из глубинных пунктов ойратского ханства к границе России шли и ехали десятки и сотни беженцев, князей и крестьян с остатками своего имущества, с членами семей, ища на русской земле спасения от беспощадного меча завоевателей.
Правительство России оказалось в затруднительном положении. Располагая в этом районе малыми военными силами, оно столкнулось с прямой угрозой распространения цинской экспансии за пределы Джунгарии, на территории Восточного Туркестана, Казахстана и Средней Азии. Рядом указов Петербург определил свое отношение к событиям в Джунгарии. Он решил проводить прежнюю политику невмешательства во внутреннюю борьбу в ойратском ханстве, «понеже со здешней стороны никакого резона или пользы нет в их междуусобные ссоры вступаться и одного против другого оборонять».
Правительство России вполне отдавало себе отчет в той опасности, которую могло представить для Сибири соседство с сильным ойратским ханством, поскольку его правители продолжали претендовать на часть сибирской территории, собирая ясак с обитавших там бывших своих данников. Вместе с тем и чрезмерное ослабление этого ханства противоречило интересам России. Тем более нежелательным было полное завоевание Джунгарии Цинской империей. Сибирский губернатор Мятлев 26 июня 1756 г. докладывал в Петербург, что если цинские войска подчинят ойратов и казахов, то пограничные районы России «подвержены будут всекрайней опасности».
Учитывая особенности момента, царское правительство предложило местным властям принимать ойратских беженцев, давать им убежище и разрешить им кочевать, где пожелают, стремясь к тому, чтобы цинские власти оставили их в покое. Возможные претензии Цинов следовало отводить, ссылаясь на то, что ойраты не являются подданными цинского императора, и разъясняя, что Россия не вмешивалась и не вмешивается во внутренние дела Джунгарского ханства и что цинскому правительству также не следовало бы в них вмешиваться, тем более что в 1731 г. его послы в Петербурге сами говорили об отсутствии у императора возражений против приема Россией беженцев из Джунгарии и даже предлагали передать России часть ойратской территории. Руководствуясь этими указаниями, русски