е пограничные власти стали принимать ойратских беженцев, поток которых не прекращался вплоть до 1758 г.
В июне 1756 г. в Оренбурге стало известно, что Амурсана, потерпев поражение, вновь бежал из Джунгарии к Аблаю. Неплюев и Тевкелев решили пригласить Амурсану в Оренбург. I июля 1756 г. они написали ему письмо, в котором предлагали прибыть к ним «для лучшего... покоя и безопасности». В Средний жуз был посла» башкирский старшина Абдулла Каскинов, которому официально поручили выяснить у Аблая, почему казахские купцы не приезжают в Орск, где их ожидают русские купцы с товарами. Неофициально же ему было поручено тайно от казахов передать Амурсане письмо русских властей.
Абдулла Каскинов 1 августа выехал из Оренбурга и прибыл в улус Аблая в конце августа. Султан находился в походе против маньчжуров, и Каскинову пришлось ждать возвращения правителя Среднего жуза около полутора месяцев. В этом походе участвовал и Амурсана. Аблай потерпел поражение и вернулся из похода: раненым. Вернулся и Амурсана, которого поместили в одну из юрт под охрану 30 казахов. Как выяснилось, Аблай все время держал Амурсану под бдительным; надзором, «дабы он от них не скрылся и убежать не мог».
Убедившись, что ему не удастся лично повидать Амурсану, Каскинов связался с его приближенными, которые «столько были тому рады, что по своему бедственному состоянию от слез удержаться не могли». Через этих приближенных Амурсана сообщил Абдулле, что Аблай-султан держит его и прибывших с ним 230 ойратов как, невольников, насильно принуждая сопровождать казахские отряды в экспедициях против маньчжуров, что он, Амурсана, намерен бежать от Аблая и просит предупредить об этом русских пограничных начальников. На следующее утро от Аблая прибыл отряд казахов. Взяв с собой Амурсану и других ойратов, отряд выступил против маньчжуров. Амурсана, увидя Абдуллу Каскинова, просил его передать в Оренбург свою благодарность. В дальнейшем Каскинов выяснил, что Аблай-султан не только держал Амурсану на положении пленника, но и отдалил его от семьи, содержа в нищенских условиях, не давая ни скота, ни даже юрты. Обо всем виденном и слышанном в улусах Среднего жуза Каскинов 31 октября 1756 г. представил Неплюеву и Тевкелеву письменный доклад.
Между тем в Джунгарии в ответ на зверства завоевателей стало нарастать стихийное сопротивление ойратов. Уже после того как Амурсана бежал к Аблай-султану, ойраты, по свидетельству очевидцев, стали собираться с силами и совершать нападения на маньчжуро-монголо-китайские отряды и гарнизоны. Но разрозненные действия ойратских воинов не могли освободить Джунгарию от наводнивших ее войск Цинской империи. Эти войска, несмотря на урон, продолжали свое продвижение в глубь страны.
В конце осени 1756 г. Амурсана после пятимесячного пребывания у Аблай-султана вновь появился в Джунгарии. Зиму 1756/57 г. он провел в горах Тарбагатая, сколачивая новые силы для борьбы против господства Цинов. Он рассчитывал объединиться с антиманьчжурскими силами Халхи, где летом 1756 г. вспыхнуло вооруженное восстание, во главе которого стоял крупный феодал Ценгуньжаб.
Положение в Халхе в это время было весьма напряженным. Восстание Амурсаны и возобновление военных действий в Джунгарии вызвали новую волну мобилизаций, реквизиций и поборов. Местные маньчжурские гражданские и военные власти, подхлестываемые разгневанным императором, стали безвозмездно отбирать у населения Халхи последних лошадей и остатки скота. Дело дошло до того, что на тракте Кяхта — Урга почтовые станции были оставлены без сменных лошадей, так что проезжавшие по тракту чиновники, купцы, дипломатические курьеры не имели возможности заменить уставших лошадей свежими, которые по закону и обычаю всегда должны были находиться в достаточном числе на станциях. К военным поборам прибавилось стихийное бедствие — неблагоприятная зима 1755/56 г., сопровождавшаяся сильными морозами и глубокими снегами, вызвавшими массовый падеж скота. В стране свирепствовала эпидемия оспы. В этих условиях антиманьчжурское движение, утихшее было с лета 1755 г., вспыхнуло с новой силон.
Брожение в Халхе усиливали слухи о том, что император Хун Ли насильно задерживает у себя главу ламаистской церкви Халхи богдо-гэгэна, не разрешая ему к Тушету-хану вернуться на родину, так как не верит в их благонадежность. Эти слухи были не лишены оснований. Хун Ли заставил богдо-гэгэна присутствовать при казни его брата Эринцин-Доржи, которого цинские власти винили в побеге Амурсаны. Несмотря на неоднократные и настойчивые просьбы богдо-гэгэна помиловать брата, тот был в апреле 1755 г. повешен в Пекине. Но и после этого император не хотел отпускать богдогэгэна и Тушету-хана домой. Он уступил настояниям главы монгольской ламаистской церкви только тогда, когда последний дал понять, что длительное его отсутствие может толкнуть халхаский народ на крайние меры. Летом 1756 г. богдо-гэгэн и Тушету-хан прибыли в Ургу, куда привезли и труп казненного, преданный здесь сожжению. Долго еще в храмах Урги по указанию богдо-гэгэна производились поминальные богослужения в память Эринцин-Доржи.
Ценгуньжаб до июля 1756 г. находился в составе цинской армии в Джунгарии, командуя двухтысячным отрядом халхаских войск. Возмущенный казнью халхаского главнокомандующего Эринцин-Доржи, он поднял восстание, снял с фронта подчиненные ему войска и вместе с ними вернулся в Халху, в район оз. Косогол, где располагалось его родовое владение. Отсюда Ценгуньжаб стал рассылать гонцов во все концы Халхи к владетельным князьям, приглашая их объединиться и общим» силами выступить против маньчжурских завоевателей. Наряду с этим он вступил в контакт с ойратскими антиманьчжурскими силами и с Амурсаной, когда тот вернулся в Джунгарию. В ответ на требование цинских властей сдаться Ценгуньжаб заявил, что не боится чгроз, ибо вся Халха против маньчжуров, никто из халхасов не поддерживает их и не присоединится к их войскам.
Восстание Ценгуньжаба получило широкий отклик во всей Монголии. Халхаские князья, через владения которых пролегали коммуникации в Джунгарию, бросали посты, почтовые станции и откочевывали в отдаленные районы, вне пределов досягаемости цинских властей. Это серьезно ухудшило службу связи и снабжения цинских войск, действовавших в ойратском ханстве. Не доверяя халхаским князьям и опасаясь дальнейшего ухудшения своего положения в Монголии, пекинское правительство вывело из Джунгарии все халхаские войска и вернуло их в Халху.
Цинские власти принимали чрезвычайные меры к спасению своих позиций в Монголии. В Джунгарии они продолжали зверски истреблять ойратское население, в Халхе — широко пустили в ход средства провокации, шпионажа, подкупа и террора. 17 января 1757 г. цинским властям удалось, захватить Ценгуньжаба и увезти его в Пекин. Разыскав его двух скрывавшихся сыновей, они также увезли их в Пекин. 12 июня 1757 г. Ценгуньжаб с сыновьями были казнены. За третьим сыном Ценгуньжаба, которому было всего семь лет и который находился у своих родственников на северо-западе Халхи, были посланы специальные агенты с поручением убить ребенка на месте. Были пойманы, увезены в Пекин и там казнены многие другие участники восстания, а также их жены и дети. Сорок менее активных повстанцев были казнены публично в самой Урге. Тушету-хан, Цецен-хан и многие другие высшие чиновники Халхи были сняты с постов, разжалованы, лишены титулов и званий. «Вся Мунгалия сумневается, — говорили современники, — что их мунгальские главные начальники будут один по одному искоренены».
24 января 1758 г. в возрасте 34 лет умер богдо-гэгэн, через 2 месяца — чулган-дарга тушетуханского аймака Яемпил-Доржи, а еще через 2 месяца был похоронен и сам Тушету-хан. Есть основание полагать, что смерть этих трех халхаских деятелей, открытая антиманьчжурская ориентация которых была тогда хорошо известна, была не случайной, что к этому событию приложило руку цинское правительство. Слухи об их отравлении были в то время широко распространены в Халхе. Русский посол Братищев и майор Якоби, возвращаясь из Пекина в начале 1757 г., встретили маньчжурский отряд, везший на расправу в Пекин жену и детей незадолго до этого казненного князя Дамдина, собиравшегося бежать в Россию.
Положение народных масс Халхи было исключительно тяжелым. Монгольские крестьяне, вконец разоренные, лишенные скота, становились нищими. «Во всем монгольском народе, — говорят источники, — премногое множество бедных, не имеющих пропитания... По всей дороге (из Урги в Кяхту. — И. З.), инде и на одной версте местах в десяти и больше находились нищие и, стоя на коленях, просили милостину».
Но стихийное антиманьчжурское возмущение монгольского народа в Халхе было задавлено прежде чем оно успело вылиться в активное массовое вооруженное восстание.
Тем временем Амурсана собирал новые силы для продолжения борьбы против господства Цинской династии в Джунгарии. По свидетельству источников он в 1756 г. наладил связь и контакт с Ценгуньжабом, планируя на 1757 год совместные операции. Об этом говорили местному русскому командованию некоторые урянхайские старшины, которые, как выяснилось, сами ездили к Амурсане в конце 1756 г. и знали об этом с его слов. Урянхайские старшины снабжали Амурсану продовольствием и лошадьми. Они же несли службу связи между Амурсаной и Ценгуньжабом, который в одном из писем сообщал, что располагает войском в 30 тыс. воинов, «да к тому же и три пограничные хана (т. е. три хана Халхи. — И. З.) ему вспоможение чинить намерены».
Укрепляя контакт с Ценгуньжабом, Амурсана решил в то же время просить помощи у правительства России. В январе 1757 г. он отправил с этой целью послов в Петербург с письмом на имя русской императрицы Елизаветы. В июне-июле 1757 г. в Петербурге шли переговоры с его представителем — зайсангом Давой. От имени Амурсаны Дава просил, чтобы российские власти помогли ему собрать под его власть всех ойратов и все ойратские улусы, чтобы между Иртышом и оз. Зайсан построили для него крепость, защитили Амурсану и ойратов силами русской армии от цинских войск и т. п. Даве ответили, что выдвинутые Амурсаной условия перехода в русское подданство неприемлемы для России, ибо могут вызвать конфликт с Китаем, а Россия ни с кем воевать не хочет, но если Амурсана пожелает сам, с небольшой свитой, получить в России безопасное убежище, то «не только принят, но и со всяким удовольствием в пище, в платье и в протчем призрением... пока сам похочет, содержан быть может». Если эти предложения окажутся для него неприемлемыми и он решит остаться в Джунгарии, чтобы занять там трон ойратского хана, то со стороны России ему в этом «препятствовано не будет, да и впредь, без задаваемых разве от него самого причин, он и зенгорский народ оставлены быть имеют в покое». 23 сентября 1757 г. Дава уехал из Петербурга, увозя с собой письменный ответ царского правительства и подарки для Амурсаны.