Они одними из первых прибыли на болото. И здесь уже Эдгар доверился чутью оленя. Но двоих везти по болоту зверю было тяжело,поэтому мужчина слез на берегу.
Эдгар срезал мечом ствол молодой березки, сделав посох, стал идти впереди ощупывая дорогу.
Самая драгоценная ноша, его возлюбленная прижалась к шее оленя.
Буро-зеленая чавкающая жижа, уже доходила до бедер женщины, а спасительного острова все не было.
Рядом гибли в топи кабаны, лисы, звери полегче спасала скорость, рядом с оленем вдруг оказалась пара волков, признавших в оборотне вожака. А олень испугавшись шарахнулся в сторону от тропы и тут же провалился по самую голову. Он втягивал шею, откидывал гордую голову с великолепными рогами назад, трубил, зовя на помощь. Но Эдгар мог спасти только любимую. Он протянул ей посох, и приказал прыгать в топь.
Гинтари неуклюже слезла со спины оленя, и тут же провалилась по самое горло.
Трясина жадно зачавкала, затягивая красавицу все глубже, уже остались видны только глаза и чистый белый лоб, но рука уже нащупала посох, протянутый мужем, и вцепилась так сильно, как только могла. Эдгар потихоньку шаг за шагом стал отступать по тропе, вытягивая жену из болота. Оказалось, что остров от он рядом, просто кустарники скрывали спасительную твердую землю.
Гинтари громко застонала, когда ее чрево наконец-то отпустила трясина, у нее уже не было сил встать.И муж подхватил ее на руки, и медленно понес к острову.
Волки,стоящие на твердой земле ,помогали, тянули его за рубашку.
Скоро все они спасенные лежали на прогретой солнцем земле, и смотрели в огромное синее небо. Вокруг была тишина, ветер словно помогая беглецам поменял направление и теперь гнал огонь в противоположную сторону, и это охладило пыл преследователей, которые вернулись в Вильно ,чтобы праздновать свою победу.
Но наслаждаться тишиной беглецам долго не пришлось.
Гинтари затонала, а потом и закричала ,начались схватки, до срока еще было месяца два, но боги, призвали в этот мир дитя раньше.
Схватки не прекращались их частота возрастала ,и Эдгар поспешил разжечь костер, вымыв руки в болотной жиже, он прогрел их над костром. Потом помог жене, развязать тугой узел на платье.
- Расплети косы , –попросила Гинтари.
Это был славный народный обычай, помогающий роженице, и Эдгар выполнил ее просьбу.
Лицо жены было серого землистого цвета, по подбородку из искусанных губ, текла руда.
Ребенок шел ножками вперед. Семь потов сошло с врача, пока смог развернуть младенца, и вот на свет тихонько поскуливая, явился младенец.
Мальчик, как у всех недоношенных у него была в младенческом пухе вся спинка. И светлые волосы на головке стояли так смешно, словно грива.
-Волчонок, чистый волчонок, – улыбнулась измученная мать.
-Вот пусть и будет Волчок.
Эдгар вырвал прядь своих волос и перевязал сыну пуповину, потом прокаленным мечом перерезал ее.
И словно встречая нового жителя леса, пошел грибной дождь, в небе веселым коромыслом, повисла радуга, словно пожелала: «В добрый путь».
Это была болотная страна. Около двадцати крупных островков, и пару больших.
Эдгар выбрал самый удаленный, к тому же не близко, но было озеро, а значит рыба.
Для спасенных лосят и лосих он поставил изгородь, и скоро Гинтари лакомилась молоком, а для пойманных на охоте кабанчиков построили сарай. Сложнее было с курами. Пришлось Эдгару изловчиться и поймать перепелов. Силки плела Гинтари из своих золотистых волос.
Эдгар старался надолго и далеко не покидать жену с маленьким сыном.
Когда Волчок спал, они с женой, под ее нежное пение ,мастерили стрелы. Наконечники пока были костяные. Несколько стальных мужчина держал про запас, на случай обороны.
Гинтари и так не была особенно разговорчива, а тут вовсе загрустила.Если бы она упрекала Эдгара, плакала и высказала всю свою боль, ему бы было легче.
Но гибель близнецов словно отдалила их друг от друга.
Пока однажды ,Вочок не простыл ,Гинтари ушла доить лосих, дверь приоткрыло сквозняком. На улице уже мела снежная пороша, а малыш был в одной рубашонке, выполз, да так шустро, что догнали его уже у края острова.
Ночью он лежал и весь горел, Гинтари тоже слегла ,скорее не от простуды, а от нервной горячки.
Видя какой у Эдгара озабоченный вид ,как внимательно он слушает хриплое дыхание малыша, женщина дала волю чувствам. Настой подорожника помогал, но болезнь от Волчка не отступала.
Она плакала засыпала и снова плакала, пока Эдгар не прияно решение.Он усадил дитя на лавку ,и сделал надрез над седьмым ребром, сзади, вставил в разрез соломинку. И стал отсасывать болезнь.
У самого кружилась голова, тошнило, но пока не услышал легкого дыхания малыша, не останавливался.
Болезнь от сына отступила.
Теперь надо было лечить жену.
В доме запахло мято и валерьяной, он старался быть, как можно нежнее и чаще ласкаться к жене.
Правда после принятия родов, он некоторое время не испытывал к жене мужского желания.
Он даже сам себе удивлялся, ведь Гинтари сейчас хороша, как никогда. После родов Гинтаре расцвела, груди, так призывно выпирали из рубахи, кожа белая и матовая, словно молоко.
Но однажды видя ,когда в избе было натоплено, что невозможно было спать он встал выпить воды, и увидел, как задралась на жене рубашка. Гинтари лежала раскинув руки и ноги, между ног чернели завитки волос, при светлой коже и косах, брови и интимные места украшали темные волосы.
Эдгар, так ее захотел взять, вот прямо сейчас, сонную податливую, словно воздушное тесто.
Он взял нож и осторожно разрезал рубашку на жене до самого горла.
Груди тяжелые от молока, раскинулись по обе стороны, живот упругий, небольшим холмиком манил кругом пупка.
Эдгар разделся и сначала стал целовать пупок, потом подобрался к грудям, жадно засасывая нежную кожу.Потом стал мять руками эти белые груди. Жена проснулась, а из сосков брызнуло молоко, он слизал его сладкое ,и соленое одновременно.
Но сил терпеть уже не было, и он лег всем теломна любимую, раздвигая бедрами ее ноги.
И ввинчивая свое вздыбленное естество в сладкую влажную щель.
Так неистово он не любил ее даже в медовый месяц.
Он стонал ,забыв про спящего сына, он извивался в судорогах желания, раз за разом тараня желанную цель.
Это было невероятно! Впервые, за многие годы их брака, тело жены отозвалось: она то выгибала спину то подмахивала ему в такт бедрами.
И наконец, спазмы сотрясли их обоих. Она не желала отпускать его, сжимала все быстрее и быстрее своим лоном, а он наоборот стремился проникнуть кАк можно глубже, и там излиться до последней капли.
Они так и уснули ,обнаженными, скинув на пол из под себя полотно со следами бурной страсти, они спали обнявшись. И не не дай бог, кто-то бы пришел с недобрыми намерениями, они так бы и умерли, не расцепив объятий.
Но беды не случилось, а когда Эдгар очнулся от сладкого сна, Гинтари уже кормила сына, а другой рукой пряла новую рубашку.
Огромное счастье переполняло их до краев.
Он хотел любить жену, даже чаще чем в их медовый месяц.
Гинтари была как родниковая вода, вроде уже утолил жажду, а все равно хочется еще и еще.
Правда Эдгара огорчало, что всегда любовные игры первым затевает он.
Начинает прижиматься к любимой, ласкать потаенные места, покусывать мочку нежного ушка.
А сама Гинтари словно и не хотела его, так как он желал.
Нет, она стала пылкой, и всегда шла навстречу его желаниям ,но только на встречу. Ни разу за все эти годы она не начинала любовных утех сама.
Эдгара это обижало, но говорить об этой обиде он стеснялся.
Олени и косули уходили все дальше от болотной страны и скоро Эдгару ,искавшему их, пришлось встретить человека, который мог прервать его такую удачливую охоту в здешних пущах.
Могли бы стать друзьями
В стародавние времена появился на краю леса близ заброшенного шляха дом. Добротный, не очень большой, да и для кого его большим делать. Жили в нем сам хозяин Грицко Пилипенко, его жена и маленькая дочь.
В Купянах долго об этом говорили: и об арбе, и о женщине, укутанной с ног до головы в темные покрывала, и о грамоте самого князя Радзивила.
По той грамоте, что читали сам кзендз Илия и корчмарь, выходило, что Грицко Пилипенко награждается уделом земли у Оленьей дубравы. И может бить птицу и дичь и ловить рыбу в княжеском лесу. Зато должен лес и озеро охранять и спуску ворам не давать, казнить или миловать на свое усмотрение.
Долго народ решал, рядил за кружкой хмельного пива, за какие такие заслуги простому парню такая милость.
И все сошлись в одном, видно спас, этот с виду простой мужик, саму княжескую честь и жизнь.
И хоть теперь носил Грицко, как все, волосы, стриженные в круг, но когда в корчме выпивал лишнее, то смотрел на всех так, что взгляда его боялись не только местные крестьяне, но и заезжие лыцари–шляхтичи. И мнились тогда многим в пьяном угаре и сабля острая на боку мужика, и русая чуприна.
С таким вот взглядом и встретился князь Радзивил в позорном своем заточении на туретчине. Освобождал тогда славный казак Грицко Пилипенко простых украинских и русских селян, и в башню заглянул, услышав тонкий, словно детский, плач. Плакала то тринадцатилетняя Гульсун, по договору вельможному пану до прибытия выкупа положены были в числе многих привилегий и молоденькие девственницы.
Так и сложил бы свою напомаженную и надушенную голову князь, да спасло его то, что брезглив он был от природы, и смуглая худышка-девчонка совсем его не прельстила.
С ней, Гульсун, и приехал казак до родного дому. Да тем, что не пошел вопреки воли жены, и не крестил иноземку, вместо славы сникал себе анафему и изгнание.
Про то неведомо было местным крестьянам. Каждый раз они шли в корчму, чтобы испытать страх и ужас.
Спасала всех от казавшейся неминуемой погибели жена бывшего казака, маленькая, юркая, она гладила смуглой рукой голову мужа, брала его за руку, и тот шел за ней, виновато улыбаясь.