и, как цивилизованные люди.
Председатель совета министров П.А. Столыпин пытался рассматривать проблему российской государственности на Дальнем Востоке в неразрывной взаимосвязи всех ее слагаемых: "Пути сообщения имеют значение не только стратегическое: не только на армии зиждется могущество государства; оно зиждется и на других основах. Действительно, отдаленные, суровые, ненаселенные окраины трудно защитить одними привозными солдатами. Верно, что говорил предыдущий оратор, что война это народное дело. С воодушевлением свойственно человеку защищать свои дома, свои поля, своих близких. И эти поля, эти дома дают приют, дают пропитание родной армии. Поэтому, в стратегическом отношении, армии важно иметь оплот в местном населении...
Докладчик комиссии государственной обороны сказал тут, что природа не терпит пустоты. Я должен повторить эту фразу. Отдаленная наша суровая окраина, вместе с тем, богата, богата золотом, богата лесом, богата пушниной, богата громадными пространствами земли, годными для культуры. И при таких обстоятельствах, господа, при наличии государства, густонаселенного, соседнего нам, эта окраина не останется пустынной. В нее прососется чужестранец, если раньше не придет туда русский, и это просачивание, господа, оно уже началось. Если мы будем спать летаргическим сном, то край этот будет пропитан чужими соками и, когда мы проснемся, может быть, он окажется русским только по названию.
Я не только говорю об Амурской области. Надо ставить вопрос шире, господа. На нашей дальней окраине, и на Камчатке, и на побережье Охотского моря, уже начался какой-то недобрый процесс. В наш государственный организм уже вклинивается постороннее тело. Для того, чтобы обнять этот вопрос не только с технической, с стратегической точки зрения, но с более широкой, общегосударственной, политической, надо признать, как важно для этой окраины заселение ее. Но возможно ли заселение без путей сообщения?" (41)
Масштабы переселения постоянно возрастали. После посещения Николаевска в 1855 году Н.Н. Муравьев с удивлением увидел здесь в 1858 году крупное поселение, протянувшееся на полтора километра вдоль берега и насчитывавшее только частных домов более двухсот.
По переписи 1897 года в Приамурском генерал-губернаторстве (Амурская, Забайкальская, Приморская области), образованном в 1884 году, числилось 1 040 683 человека. В Хабаровске жило 14 392 человека, в Благовещенске 32 549, во Владивостоке 28 896 жителей. На Сахалине жило 38 230 человек, из них ссыльнопоселенцев 60,3%. "Организацией ссылки на Сахалине имелось в виду сочетать задачи уголовного правосудия с государственной необходимостью заселить край, из которого по самому географическому его положению надлежало создать прочный русский оплот дальней восточной политики", - писал военный губернатор Ляпунов (42) Как видите, экономических соображений не значилось в списках русских приоритетов на Дальнем Востоке ни в первую, ни во вторую, ни в двадцать вторую очередь. И не только на Сахалине.
За время с 1898 по 1902 год в регион переселилось свыше 60 тысяч крестьян и казаков (43)
Начинали переселенцы с привычной по прежнему месту жительства обработки земли, затем, после многочисленных неудач, наметился отток жителей из сельских местностей.
Переселенческое движение "столыпинской волны" было прекрасно организовано. Сначала приезжали на место ходоки, знакомились с природой, землей, условиями жизни. Восторгались просторами и богатствами Дальнего Востока, поражались изобилию рыбы, зверя и птицы, грибов, ягод, орехов и прочих даров природы.
И все же после самых первых лет жизни многие новоселы возвращались обратно на родину, к безземелью и бедности. Скотину на просторах Приамурья чуть не до смерти, а то и на самом деле до смерти заедал гнус, урожай на тяжелой поднятой целине истребляли птицы. Вести привычный образ жизни на новом месте оказалось невозможно. Оставались только самые упорные, умеющие приноровиться к любым тяготам и неожиданностям.
Как выяснилось, неверной была изначальная ориентация как самих новоселов, так и организаторов.
Еще в XVIII веке в нескольких пунктах Охотского побережья, на Камчатке, а потом и на Сахалине, крестьяне пробовали сеять озимую и яровую рожь, ячмень и овес. Продолжались эти попытки, несмотря на все неудачи, вплоть до конца XIX века. О. Ираклий рассказывал А.П. Чехову, как после одного августовского мороза, побившего хлеб, главный агроном острова "поехал в Рыковское, собрал там сход и спросил важно: «Почему у вас был мороз?» Из толпы вышел самый умный и ответил: «Не могим знать, ваше превосходительство, должно милость божия изволила так распорядиться». Агроном вполне удовлетворился этим ответом, сел в тарантас и уехал с чувством выполненного долга" (44)
Пахотнопригодной земли на острове недостаточно, преобладают заболоченные грунты и горные склоны. Кроме того, климат здесь крайне неблагоприятен для земледелия, приходит к выводу писатель: "В двух северных округах ни разу не была наблюдаема сумма тепла, достаточная для полного вызревания овса и пшеницы, и только два года дали сумму тепла, достаточную для вызревания ячменя. Весна и начало лета бывают почти всегда холодные; в 1889 г. морозы были в июле и в августе, и дурная осенняя погода началась с 24 июля и продолжалась до конца октября. С холодом бороться можно, и акклиматизация хлебных растений на Сахалине представляла бы благодарнейшую задачу, если бы не исключительно высокая влажность, борьба с которой едва ли будет когда-либо возможна. В период колошения, цветения и налива, и в особенности созревания, количество выпадающих на острове осадков несоразмерно велико, отчего поля дают не вполне вызревшее, водянистое, морщинистое и легковесное зерно. Или же благодаря обильным дождям хлеб пропадает, сгнивая или прорастая в снопах в поле" (45) Средний урожай составляет едва сам-три. К тому же зерно не пригодно для посева, да еще истощается природное плодородие. И потому сахалинский хозяин, чтобы быть сытым, должен иметь не менее 4 десятин плодородной земли, ценить свой труд ни во что и ничего не платить работникам.
Такие же попытки упорно делались и в Якутии. Р.К. Маак подробно описывает местную агротехнику середины XIX века, сожалеет о том, что местные хлеборобы плохо знают методы обработки почвы, что не используют удобрения. Урожаи редко превышали сам-пять, обычно сам-два или сам-три, часто не удавалось вернуть и семян. А если учесть еще и затраты труда... Но путешественник выражает надежду, что упорный труд обеспечит возможность получения хлеба под 64-м градусом северной широты, где почва едва успевает за лето оттаять на аршин: "В высшей степени было бы желательно, чтобы правительство обратило внимание на водворение сельского хозяйства среди якутов и помогло бы им в этом важном как для них, так и для всего края деле" (46)
В конце концов пришло осознание, что хлебопашество возможно не во всех климатических зонах, что местное население занимается оленеводством (чукчи, эвены, коряки) или коневодством (буряты, якуты) не только по причине своего низкого культурного уровня.
Все же хлебопашество принесло свои плоды в южных частях региона. Но и они оказались ниже уровня ожиданий. И если изначально район формировался как чисто аграрный соответственно крестьянскому составу переселенцев, то к концу XIX века доля сельскохозяйственного населения опустилась ниже среднероссийского уровня, как оно и должно было быть по сравнительной степени пригодности наших земель для сельского хозяйства, - и чернозем дальневосточный оказался не настоящим черноземом, и солнца здесь было мало, и тепла недостаточно, и зимы бесснежные и студеные, и наводнения к срокам уборки урожая... Из выделенных земель засевалось не более 10% площадей. Сельское хозяйство давало только 25% валовой продукции Дальнего Востока. В 1896 году здесь было получено около 21 миллиона пудов хлеба и овощей. Числилось согласно учету более 3,5 миллионов голов скота, включая оленей (47) В конечном итоге экономика региона получила вполне заслуженные оценки: "Нельзя же серьезно говорить, - настаивал в 1908 году П.А. Столыпин, - об экономическом значении края, который находится в состоянии вечной мерзлоты, где годичная температура ниже нуля" (48)
Сельское хозяйство получило наибольшее развитие в Амурской области и в Южном Приморье, где климат был более влажным и лето более жарким. Понятно, что и в этом случае пришлось учитывать особенности дальневосточной природы, изучать опыт аборигенного населения.
Привожу еще один фрагмент из книги Н.Ф. Милушовой об истории села Казакевичево.
...Казачью станицу строили, расчищая от тайги место для домов и улиц. Под пашню сначала использовали обширные луга на островах Амура, но потом пришли к неизбежному решению о переносе основных сельскохозяйственных угодий на прибрежные возвышенности: почва на островах оказалась скуднее, чем на берегу, и под затопление пойменная пашня попадала с устрашающей регулярностью. Начали казаки корчевать тайгу у подножья Хехцира. Лесные угодья сокращались по мере расширения сельскохозяйственных угодий, а также территорий, занятых поселками, городами, дорогами, линиями связи.
Казаки и местные крестьяне заготовляли в большом количестве дрова и продавали на пароходы, на которых в те годы еще почти не использовался уголь. Многие станичники вывозили зимним путем воз за возом в Хабаровск на городской рынок. В дровах занимающиеся заготовками знали толк. В тайге подбирали разные породы - кому ясень, кому березу или тополь. Пилили и кололи полешки аккуратненькие, строго определенных размеров. Как вспоминают старожилы, у каждого дома стояла не одна искусно выложенная поленница, заботливо укрытая навесом от сильных муссонных дождей.
...Казаки и крестьяне вырубали лес не только сами. Они продавали его также на корню. После того как в Амурской и Приморской областях были израсходованы пахотнопригодные площади, переселенцам стали выделять лесные участки, и новые владельцы, попавшие в тяжелые материальные условия, решали финансовые проблемы продажей своих делян лесопромышленникам. Бывало и так, что некоторые из переселенцев составляли себе из этой временной меры источник постоянного дохода. В вырубке леса и в заготовке дров крестьяне Приморья играли меньшую роль, чем крестьяне и казаки Амурской области, отмечает С.Д. Меркулов (49)