Нелегко давался девчатам тяжелый и для мужика труд на сенокосе. "Кто не косил, тот не испробовал сполна деревенской жизни", - говорит Дарья Григорьевна. Сенокос начинается в самой середине лета, в июле, когда стоит невыносимая жара, когда истекающее потом тело поедом ест неотвязный овод, жжет как огнем мошкара. Когда кажется, что нет конца полю и что боль в спине не даст сделать уже ни единого взмаха, и вдруг откуда ни возьмись открывается второе дыхание. И вспомнится, что от этого вот, твоего сегодняшнего труда зависит, переживет ли скот тяжелую зимнюю пору. К вечеру горели ладони от натертых мозолей.
Но еще тяжелее были лесозаготовки. При этих воспоминаниях Дарья Григорьевна глубоко вздыхает и вытирает уголком платочка набежавшую на ресницы слезу. Мама тогда говорила: "Девоньки, родные, выдержите ли, не знаю, но надо работать, надо". Уж более мужского труда для женщин не могло бы выдумать и районное начальство.
С первыми заморозками в правление колхоза приходила разнарядка на лесопункты поселков Матай, Полетное, Бичевая. И мама сновала по дому и собирала дочерей, приговаривая, чтобы трудились не хуже других, заботились друг о друге, никому не давали в обиду. До самой весны валили лес бригады со всех окрестных сел, и повсюду слышались крики: "Берегись!" - запросто могло и убить падающей лесиной.
Дарье с напарницей, такой же юной, как и она сама, поручили пилить бревна. И пила в их руках казалось такой длинной и неудобной! Но скоро взгляды изменились, пила стала удобной и послушной. На всех выдавали нормы выработки. Конечно, сильно уставала Дарья от постоянного напряжения, ныла поясница, болели руки. Иногда казалось, что уже и не разогнется. От стылой земли мерзли ноги.
На перекурах все спешили к костру. Казалось, что ноги откажут и не сможет она дойти до барака. Вечерами растирала обмороженные ступни. К тому же не хватало продуктов, особенно хлеба. Подъедали каждую крошку.
И как это можно было выдержать? Ведь каждое бревно, прежде чем распилить, надо было приподнять, перевернуть. Но преодолела все: и жгучий мороз, и обжигающий ветер, и полуголодные дни - и выполняла свою норму. Заготовленный лес, шпалы, доски и другой пиломатериал шел полностью на военные нужды. И кто знает, может, не раз при наведении мостов боец-понтонёр Григорий Петрович Азаров брал в руки шпалы и доски, заготовленные его будущей невестой в далекой и родной дальневосточной тайге.
Зинаида Алексеевна Голубева. Она была с детства жилистой, потому что рано познала тяжелый труд на полях и сенокосах. В первые годы войны подала Зина заявление на учебу, когда набирали молодежь на военные заводы.
На оборонном заводе работали сотни девчонок, они вытачивали, начиняли бомбы и мины взрывчаткой. Отсюда, с Дальнего Востока, шли эшелоны с боеприпасами на все фронты великой войны. "Работали, как солдаты", - вспоминает Зинаида Алексеевна. С раннего утра подъем, построение, завтрак, наряды на работу. В цеха водили строем, так же как и на учебу и в столовую. Кормили очень плохо. И все как дара божия ждали посылку из дома с заветным куском домашнего сала. Знали, что не лишнее, необходимое высылали родные, отрывали от своего и без того скромного пайка.
Счет бомб и мин, сделанных Зиной, шел на тысячи. От плохого питания, утомительной работы заболели глаза. На какое-то время она потеряла зрение почти полностью. Такое случалось. Зину перевели на усиленное питание. С благодарностью вспоминает она, как помогали подруги, делились куском хлеба, а сами недоедали, голодали. А ведь смена тянулась по восемь-десять часов, приходилось ворочать нелегкие снаряды. Поправившись, Зина вновь встала в строй, на конвейер.
С трепетом ждали новостей с фронта, жадно внимая всем вестям про войну, про работу в тылу. Бывали и дерзкие по тем временам нарушения режима. Когда дневалила, а ночью чистила картошку, то потихоньку от командира, сговорившись с подругами, жарили ее, добыв к ней селедочки на закуску. Эта маленькое удовольствие грозило дисциплинарным наказанием.
Работала Зинаида в этом цехе до самого конца войны. В один из обычных дней неожиданно, хотя и знали все, что война скоро кончится, в цех вбежала женщина и кричит: "Женщины, девчата, война кончилась. Мы победили! Не надо больше мин!" Сколько радости было! Тут же остановили станки, и завод прекратил работу впервые за долгие годы. Сирена гудит, и все плачут. Но это были слезы радости. Вечером по всему Эльбану шло гулянье.
На следующий день Зинаиде и другим рабочим вновь пришлось встать за станки. Все понимали, что здесь будет новая война, и боеприпасы понадобятся уже совсем близко от дома. В августе 1945-го пришлось работать на строительстве оборонительных сооружений. "Одному богу известно, - говорит Зинаида Алексеевна, - сколько нам довелось перекидать земли и в дождь, и под палящим солнцем".
Война с японцами была быстротечной. После нее Зинаида продолжила работать на заводе. Лишь в 1947 году она вернулась домой повзрослевшей женщиной, за плечами которой был неимоверно тяжелый труд во имя победы над врагом. И великая наша Победа была и ее победой.
Марина Васильевна Крепак. В военные годы на полях Приморья колосился богатый урожай зерновых. Во время уборки милиционер на посту следил, чтобы не было хищений. А когда видел, что руки уже не держат серпы, командовал: "Серпы в воду, косите косами!" Работали до глубокой ночи, при свете фар и костров.
Познакомилась Марина Васильевна и с сенокосом. Когда метали стога, а на эту работу ставили в обычные годы самых сильных, самых жилистых мужиков, поднимали девушки по многу центнеров сена. К вечеру опухали руки, дрожали ноги, безжалостно ныла спина. А дома оставались дети, которых надо было бы вовремя накормить, да и свой огород ждал внимания хозяйки.
В весеннюю страду выходили на поля целыми семьями. Тех, кто отказывался от работы, привлекали к ответственности как врагов народа. А осенью убранный хлеб почти весь отправляли в заготконтору в район, на трудодни же выдавали буквально по краюшке на человека, чтобы не умереть с голоду.
Но самая тяжелая доля выпадала женщинам на лесозаготовке. Колхозам спускали план, и когда заканчивалась уборка, все трудоспособное население отправляли в лес, с пилами и топорами, с узелками провизии. Жили в бараках. На деляну шли с песней, а к вечеру мозг сверлили одна мысль: "Скорее бы добраться до нар, обсушиться, поесть что бог послал и поспать".
Приходили в обледеневших валенках и брюках, которые прямо колом стояли. А однажды после дождя ударил сильный мороз. Обувь вымокла, ноги примерзли к валенкам. Еле дошла до барака. Ноги сводило судорогой, от боли хотелось кричать. Пока оттаивала их и отогревала, не отступал страх, что отморозила насовсем. Но обошлось.
Женщины валили огромные лесины, обрубали сучья, которые жгли в кострах, распиливали стволы и стаскивали их в штабеля на просеке. И поднимали при этом тяжеленные сырые бревна. За весь труд платили в колхозе трудоднями, к ним получала Марина Васильевна детские пособия, а самих детей за время войны видела очень редко, они знали, что мама на работе.
Заведовала фермой. Ветхие, промерзшие сараи. Тяжело было смотреть на исхудавших коров и телят, давила сердце тревога, - а выживут ли они? Кормов не хватало, падёж был очень большой. У полуживой животины и взгляд был каким-то застывшим. Часто приносила она из своего пайка корочку хлеба, снопок сена из дома, чтобы хоть чуточку поддержать животное. И бывало, что, повоевав за корма с начальством, горько плакала от беспомощности. Из района привезли телят, а кормить их оказалось нечем. К военным невзгодам добавлялись погодные. Сильное наводнение затопило пойменные луга. Кормов собрали мало. Пришлось Марине Васильевне раздавать телят по домам, односельчане кормили молодняк из своих скромных запасов.
В конце войны, по ранению, вернулся с фронта муж. Ушли с ним работать на пасеку. Здесь она и узнала, что кончилась война. Задыхаясь от радости, обежала Марина Васильевна почти всех односельчан, стучала ночью в окна и собирала людей в клуб. На митинге было столько радости, что все лишения позади, а сколько слез пролили те, в чьи дома родные уже не вернутся!
Мария Кузьминична Будильник. Приехала на Дальний Восток в 1940 году по комсомольской путевке. Вышла замуж и стала работать бухгалтером-кассиром в большом радиоцентре у поселка Черная речка. А муж ушел на действительную военную службу. Вся деятельность центра относилась к разряду секретных. В бункерах под землей посменно несли вахту телефонистки. Духота, вентиляции не было. Иногда женщины теряли сознание. В связи с вечной нехваткой кадров на долю Марии досталось обслуживание четырех участков. В 1941 году перед самой войной появляется у нее дочурка Зина, которую приходилось оставлять в яслях и бежать на работу, надеясь, что с ней будет все в порядке.
В Хабаровске Мария получала деньги, хлебные карточки, продовольствие со складов. Автобус тогда до радиоцентра не ходил, и до города надо было добираться пешком или на попутных машинах.
Однажды в студеный, лютый февраль послали Марию в управление за деньгами и карточками. Туда она доехала на машине, а на обратном пути шофер ее не дождался. Что делать, ночевать с драгоценным и долгожданным грузом или в сорокаградусный мороз идти пешком? Поднялась метель, снег залеплял лицо. Но она знала, что должна дойти, ведь дома ее ждет малютка, а на радиоцентре люди не получат хлеба: карточки - это жизнь.
Ноги увязали в сугробах по колено. Но едва остановившись, она чувствовала, как веки смыкает сон. Мария знала, что нельзя поддаться слабости. Так хотелось присесть, отдохнуть, но это означало вмерзнуть в сугроб и никогда уже не увидеть дочку. А двигаться значит жить. Когда руки переставали чувствовать тяжесть сумки, она понимала, что это подбирается неотвратимый конец. Заставляла себя встрепенуться и идти, идти дальше во мгле ночи и метели, и для подкрепления решимости она представляла себе лица самых нуждающихся подруг, в семьях которых нет уже и крошки хлеба. И отступала слабость, исчезал страх.