ку давали десятипроцентную надбавку к зарплате, и если у тебя, как говорили камчадалы, "сто на сто", то есть десять надбавок, то принять решение о возвращении в родные места было непросто. "Не хочу думать о деньгах, - такую психологическую разгадку услышал я от одной своей подруги, сотрудницы Института вулканологии, маршрутной напарницы, - тут я захотела что-то купить, пошла и купила, а в Москве долго считать пришлось бы, хватит или не хватит".
Экономисты так расшифровывали смысл ежегодных надбавок - эти регулярные доплаты должны рассматриваться не только как льготы, способствующие закреплению кадров, но и как регулярные премии за личный трудовой вклад, возрастающий по мере роста опыта [22].
Льготы были и жилищные - за тобой сохранялась квартира по месту выезда, поэтому уезжая в "не столь отдаленные", ты не сжигал за собой мосты, и если на новом месте не понравилось, ты мог через три года, по истечении срока договора, вернуться назад. Обеспечивалась прописка и право приобретения жилья в теплых краях, хоть в Сочи, хоть в Риге, хоть в Кишиневе, и многие северяне воспользовались этой льготой, в результате чего после перестройки оказались в ловушке, - на новом месте жительства их называют оккупантами, русскими свиньями, терроризируют и принуждают распродавать по дешевке все накопленное и бежать в Россию.
Огромную роль играли моральные стимулы: энтузиазм, гражданский долг, престижность работы на ударных комсомольских стройках. На БАМ только в первый год после начала работ пришло 150 тысяч заявлений с просьбой принять на работу. Десятки тысяч людей приезжали и сами, без вызова.
Вот как распределился контингент новоселов по мотивации решения: мотивы общественно-патриотические (чувство долга, желание принести пользу Родине) - 22,8% строителей; мотивы личного самоутверждения (романтика, интерес к новому, желание проверить себя) - 43,4%; мотивы материальные (заработать деньги, купить машину, обеспечить семью) - 53% [23]. И все же это не относится к проблеме формирования постоянного населения Дальнего Востока. Лишь 5% строителей имели намерение остаться жить в этих районах по завершении строительства [24].
Те, кто не собирался жить на Дальнем Востоке, были нетребовательны ни к социально-бытовым, ни даже к природно-климатическим условиям. Какой уж там комфорт - перебьемся, перетерпим как-нибудь и с нужной суммой денег вернемся домой, где уже и будем обустраиваться надолго, чтобы жить по-человечески. Чтобы не слишком врастать корнями в чужую землю, они свои три-пять лет, как было обозначено в договоре, сидели на чемоданах, не обзаводились малотранспортабельными вещами длительного пользования (мебель, холодильник, стиральная машина, телевизор и пр.). Деньги копили на те приобретения, которые собирались сделать по возвращении на место прежнего проживания.
А вот для тех, кто собирался остаться, необходима была пригодная для полноценной жизни база. Ведь даже если молодежь и ехала сюда по комсомольскому призыву, по зову души, то через год-два у энтузиастов появлялись семьи, рождались дети, возникала настоятельная потребность в отдельной квартире, в детских садах и яслях. А далее необходимыми становились прочие слагаемые социальной инфраструктуры - спортивные сооружения, объекты просвещения, науки, культуры, сферы услуг. Это и показал опыт строительства стройки века - Байкало-Амурской железнодорожной магистрали.
Формировались здесь и настоящие образцовые высококультурные центры, как, например, поселок Улькан, построенный комсомольско-молодежным коллективом СМП (строительно-монтажного поезда) "Юность Сибири". Для трех тысяч строителей, средний возраст которых не достигал и 29 лет, было построено много благоустроенных молодежных общежитий, полным ходом шло строительство для молодоженов жилья с центральным водоснабжением и отоплением, работали клуб, кинотеатр, детский сад, поликлиника с родильным отделением, школа, спортивный комплекс "Ульканские Лужники" - баскетбольно-волейбольная площадка с деревянным настилом, трибунами и летним душем, плавательный бассейн, стрелковый тир, хоккейная площадка; сооружена здесь была и взлетно-посадочная площадка для малой авиации. Соответственно и текучесть кадров уменьшилась в 1977 году по сравнению с 1975 годом в три раза [25].
Однако такое было далеко не везде. И хотя признавалось единогласно, что обеспеченность жильем должна быть на Дальнем Востоке лучшей, чем в других регионах, наблюдалось отставание - у нас приходилось по 12 кв. м на человека, тогда как в среднем по РСФСР - 13 кв. м. Повышенной оказалась по сравнению со среднесоюзной и доля деревянных строений, домов барачного типа. Конечно, интенсивно строились клубы, кинотеатры, учреждения здравоохранения и образования. Объем бытовых услуг вырос на Дальнем Востоке за период с 1970-го по 1982-й год в два раза, а в сельской местности - в три раза. И все же этот рост отставал от потребности экономического и социального развития региона, что автоматически отражалось на показателях текучести кадров, эффективности производства и прочих экономических показателях.
Тем не менее усилия по привлечению населения на Дальний Восток не пропадали даром. За период 1961-1977 гг. оно увеличилось более чем на треть, причем этот процесс происходил за счет миграции населения из других районов страны. Значимость этого явления трудно переоценить, потому что таким образом действительно возрастал экономический потенциал региона, его оборонная мощь [26].
Широкое распространение получил и такой подход, как формирование рабочих коллективов на месте выезда. Тридцать краев и областей СССР приняли в этом активное участие. Так возникли МолдавстройБАМ в Алонке, Укрстрой в Ургале. На этих мощных предприятиях и организованность была выше, и подбор специалистов гораздо лучше; там на месте выезда сразу формировались партийная и комсомольская ячейки, профсоюзные комитеты, высокой была сознательность, а также степень личной и коллективной ответственности.
Эти коллективы высылали на место передовые отряды, которые возводили сначала поселки со всей положенной инфраструктурой - жильем, объектами соцкультбыта, дорогами и коммуникациями, а потом начиналось производственное строительство. Так было в Нерюнгри, угольной столице Дальнего Востока, и потому проблемы трудообеспечения ощущались там меньше, вопросы закрепляемости населения стояли не так остро.
И все же такая форма трудообеспечения годилась скорее не для создания постоянного населения, а для строительства производственного потенциала Дальнего Востока. Показатели стабильности населения оставались низкими - в нашем регионе доля личных домов, построенных за счет индивидуальных средств населения, составляла всего 2%, что было в четыре раза меньше, чем в среднем по РСФСР.
В общем, в регионе повторилась ситуация начала XX века, когда при строительстве Амурской железной дороги тоже возникли было надежды на привлечение сюда постоянного населения, когда тоже принимались разнообразные меры и выделялись значительные средства, чтобы стимулировать закрепление строителей в районе дороги. Однако все было тщетно. Оставались немногие. Проблема выходила далеко за пределы любых не только экономических или административных решений, она оказалась, как говорят математики, инвариантной даже относительно смены общественно-политического строя. И глубина ее порождала сомнение в ее разрешимости вообще.
Ведущими в регионе в советские, равно как и в царские времена, были "мужские отрасли" - флот, рыбодобыча, судоремонт, лесоповал и лесопереработка, шахтная и карьерная добыча руды... Эту однобокость надо было преодолевать, требовалось создавать "женские отрасли" - сферу услуг, легкую промышленность, имея в виду, что это еще больше усугубит убыточность региональной экономики. Увы, но и при царях, так же как и при секретарях, руководители грустно констатировали нехватку женщин, что создавало неизбежные перекосы в социальном и экономическом развитии: в конце XIX века доля женщин составляла в Амурской области 43,2%, в Приморской области 31,7%, на Сахалине - 27,1% [27]. И хотя генерал-губернаторы не выдвигали, подобно Валентине Хетагуровой, лозунга: "Комсомолки - на Дальний Восток!", - все же и им пришлось принимать меры, повышая ставки на переселение женщин.
При строительстве БАМа очень скоро пришлось взять курс на подготовку специалистов на месте, так как приезжие обычно по истечении предусмотренных договором сроков уезжали обратно. Но и это, как скоро выяснилось, - палка о двух концах. На "стройку века" приезжало много романтически и патриотически настроенной молодежи. Ехали по велению души. А специальности у них не было. Да и среди тех, кто приехал сюда "за длинным рублем", тоже было много таких, которые мало зарабатывали "на материке" из-за своей низкой рабочей квалификации. Всех приходилось обучать строительным и дорожным специальностям. Так, в Главбамстрое в 1975 году было подготовлено 318 рабочих, а в 1978 году - уже 4579 [28].
Но такая забота о повышении квалификации кадров приводила к парадоксальному результату - не Запад стал кузницей кадров для Востока, а наоборот. Специалисты, подготовленные в наших краях, уезжали назад на свою малую родину, потому что с полученной специальностью они могли уже устроиться на месте выезда гораздо лучше, чем до отъезда, а в нашем регионе они так и не получали приемлемых условий. Обеспеченность жильем, детскими дошкольными учреждениями здесь оставалась ниже, чем в центральной России, еще хуже дело было со сферой услуг, образованием и культурой. И вот романтически настроенная холостая молодежь, получив специальность и уверенность в себе, обзаведясь семьей и детьми и помаявшись в общежитиях, коммуналках и на частных квартирах, в конце концов уезжала обратно, к родителям [29]. А жилищный фактор среди прочих факторов повышения приживаемости стоял на первом месте - 46-52% [30]. Обозначилась и другая проблема - переманивание кадров с других дальневосточных предприятий. В зоне БАМа, например, в Амурске, 80% вновь прибывших рабочих приехали из других районов Дальнего Востока [31].