Послушаем В.А. Корчмита, в те же времена в той же Корякии работавшего в той же системе на районном уровне.
Существовала строгая управленческая практика: до вынесения вопроса на обсуждение пленума окружкома КПСС велась тщательная подготовка, не менее чем за 3-5 месяцев разрабатывались вопросники, создавались рабочие группы, которые выезжали на места, в поселки, бригады, встречались со специалистами, рабочими, колхозниками, пастухами и ветеринарами, интеллигенцией, и потом разрабатывали предложения и вносили их на рассмотрение. Обратная связь была, все сигналы с мест рассматривались и учитывались при принятии решений.
И как пояснил мне бывший первый секретарь окружкома КПСС, по этим же принципам работали и более высокие звенья управления: ЦК выносил вопрос в обкомы, собирал от своих низовых подразделений сведения, мнения, рекомендации по обсуждаемым проблемам, все эти соображения учитывались перед вынесением их на обсуждение в ЦК, но после принятия постановления принятые решения обретали силу закона и подлежали безоговорочному исполнению, как знаменитый приказ № 227 времен войны - "Ни шагу назад!"
Или вот самый базовый управленческий уровень - оленеводческое звено: "Звеньевой И.В. Энылхут считает, что его личный пример - уже половина успеха. А другая - это полное взаимопонимание и взаимовыручка. ... Все варианты решения того или иного вопроса обсуждаются коллективно. Также коллегиально тут проводят и анализ выполненных работ. Словом, все делается как в хорошей, работящей, дружной семье. Впрочем, почему «как»? Ведь звено - это и есть одна сплоченная семья, состоящая из скромных на слова, но очень надежных в деле людей" [40].
И так было везде: "Автору не приходилось встречать специалистов-оленеводов, преследующих чисто меркантильные цели, - все они были патриотами своего дела, своей профессии, а некоторых можно было отнести в разряду «фанатов тундры»... С высоты прожитых лет автор все больше приходит к убеждению, что только такие «фанаты тундры», обладающие профессионализмом и большой ответственностью, обеспечили достижение значительных успехов и высоких производственных показателей в работе оленеводческих совхозов" [41].
Конечно, и отрицательных примеров было более чем достаточно.
Во всех конторах совхозов и колхозов проходу не было от многочисленных инструкторов и проверяющих, чаще всего учителей, журналистов и культработников по профессии. По всем вопросам сельхозпроизводства они давали указания, как доить коров, как в мерзлую землю сажать картофель, как убирать сено и заготавливать сочные корма, как и куда распределять прибыль и фонд материального поощрения. И все делалось в категоричной форме, по принципу - это мнение райкома или окружкома... [42].
Было такое? Было, да еще как, еще в каких масштабах! И что же в результате?
"Сложился некоторый управленческий парадокс. С одной стороны, во времена административно-командной системы все руководители, и автор в том числе, постоянно выражали протест против мелочной опеки и пресса со стороны партийных и советских органов и всевозможных проверяющих... Но, с другой стороны, эта же опека была как бы сдерживающей силой, как бы страхующим кругом, за пределы которого ни один из руководителей не смел и шагу шагнуть, т. к. все боялись потерять партбилет, должность, зарплату. Автору не один раз приходилось на себе испытывать влияние этих методов управления.
Но как бы то ни было, это была система самонастраивающаяся и самострахующаяся, где все участники должны были работать как слаженный часовой механизм. И вот в один момент весь этот слаженный механизм был разрушен. Причем разбалансировка произошла мгновенно - это и либерализация цен, и приватизация, проведенная кавалерийскими методами - хватай, тащи все, что плохо лежит" [43].
О том же и хабаровский губернатор В.И. Ишаев: "Если раньше простой человек мог пойти в профсоюз и пожаловаться на действия своего директора или начальника цеха, если раньше нерадивого директора, который не заботится о своих подчиненных, могли отстранить от должности, то после приватизационной реформы люди оказались практически беззащитными, не способными опротестовать действия «новых хозяев жизни», более того, им пришлось сталкиваться с откровенным цинизмом начальства" [44].
И далее, про персонал приватизированных предприятий: "Мы почти ничем не могли помочь попавшим в западню рабочим, федеральное руководство не оставило нам никаких рычагов влияния на происходящее. Трудовые коллективы бастовали, писали письма, а многочисленные проблемы тут же легли на плечи краевого руководства... Экономический ущерб, который был нанесен Хабаровскому краю в результате этих непродуманных действий, невозможно подсчитать даже сегодня.
...При этом Москва всегда резко отвергала все наши просьбы передать контрольные пакеты акций в управление краевой администрации. Противились этому, и по вполне объяснимым причинам, директора предприятий. В самом деле, сегодня они никому не подчиняются и только иногда удовлетворяют меркантильные запросы каких-то московских чиновников и многочисленных хозяев. А краевая администрация, обладай она контрольным пакетом, могла бы активно вмешиваться в действия директоров, изменять политику на производстве и даже увольнять тех, кто больше думает о своей выгоде, чем о деле" [45].
Государство все больше и больше передает частнику рычаги управления страной. Вот что Виктор Иванович пишет про премьера В.С. Черномырдина: "Я никогда не соглашался с политикой Виктора Степановича, направленной на то, чтобы распродать и разделить еще работающие российские предприятия. Мне кажется, что это тупиковый путь, который может привести страну если не к краху, то к глубокому кризису, поскольку все последние годы мы только и делаем, что делим и продаем, но не создаем ничего нового. Черномырдин несет ответственность и за разгон наиболее важных, базовых министерств: оборонной промышленности, лесной промышленности, рыбной промышленности... Сегодня эти (когда-то крупнейшие) министерства преобразованы в малозначащие и ничего не решающие департаменты, а все наши валютоемкие отрасли разворовываются..." [46].
Первым среди всех звеньев, необходимых для возрождения оленеводства, В.А. Корчмит называет государственную систему управления и государственную поддержку оленеводства как основной отрасли, обеспечивающей жизненный уровень, культуру, быт и даже выживание и самосохранение коренных малочисленных народов Севера - коряков, эвенов, ительменов, чукчей и других [47].
Это жизненно необходимо, потому что есть чрезвычайно много компонентов хозяйствования, которые частнику просто недоступны. Среди них опытный специалист в управлении оленеводством перечисляет: авиаохрана табунов, отстрел волков с помощью авиации, пожарная охрана, социальная поддержка кочевых семей, оплата проезда в отпуск и на лечение, научное обеспечение оленеводства, ветеринария (борьба с копыткой и оводом), племенная работа (обмен производителями в рамках всей страны), подготовка кадров, проведение слетов для обмена опытом, дотации на транспорт и ГСМ, на завоз кормов, строительство маршрутных домиков, коралей, приобретение оружия, радио- и электростанций, оборудования для переработки мяса, техники (вездеходы, вертолеты), жилкомхоз и соцкультбыт [48].
Характерные черты советской системы управления особенно ярко высвечиваются в сопоставлении. В Корякии теперь функционируют крестьянские (фермерские) хозяйства. Вот два из них - "Айнын" и "Кояна".
Чего же они добились, уйдя из совхоза, за годы своего существования? Свободы от отчетности и контроля - и только. Избавившись от административно-управленческого аппарата совхоза, они вынуждены были сами создавать свой аппарат, но на примитивном уровне.
Н.М. Хечгин, глава хозяйства "Айнын", в прошлом прекрасный оленевод, оказался не готовым к административно-хозяйственной деятельности, а его заместитель - и того хуже. Вдобавок, они постоянно находятся в селе Манилы со своими семьями - вопиющая безответственность перед собственным коллективом, чего раньше им никто бы не позволил. Нет планирования работ, не проводится подсчет оленей, пастухи-пайщики не знают, сколько они должны получить за свой труд и каковы дивиденды от пая. Не видят они ни результатов своего труда, ни перспектив на будущее. И как естественное следствие начинается переход оленеводов-пастухов в совхозные звенья.
Такое же положение дел и в хозяйстве "Кояна". Исключительно плохо снабжаются работники тундры продуктами питания, нет у них радио, газет, нет оружия для борьбы с хищниками. На глазах у пастухов медведи безнаказанно терзают телят. С октября начинается пиршество волков. Оформление разрешения на оружие и его покупка в полной мере лежат на совести глав хозяйств. Они в селах, и не трогают их ни медведи, ни волки. И что же получается? Нет прироста поголовья, хозяйство поедает само себя, и при таком ведении дел неизбежно наступит крах. О зооветеринарной и племенной работе и говорить нечего.
А вот какова картина в пятом звене совхоза "Манильский". Это целая деревня в тундре, с домиками, юртами и баней. Трудно сейчас всем, но в звене высок моральный дух людей и от коллективизма, и от того, что крепко укоренилось в людях недавнее прошлое. Там три умелые хозяйки. У них все организовано, прибрано... А в крестьянском хозяйстве всего одна хозяйка, и будь она хоть семижильная, ей просто не под силу успеть за всеми, особенно в период заготовок на зиму...
Японцы, побывавшие в хозяйстве "Кояна" и в совхозном звене, были удивлены тем, что в "развалившемся" совхозе их угостили полным набором тундрового сервиса, а в "процветающих" фермерских хозяйствах - только мясом.
Наилучшая ситуация в оленеводстве Корякии - в очень хорошо мне знакомом совхозе "Корфский". А причина проста: директор совхоза В.И. Тен заявил: "Называйте как хотите (сейчас это ГУП ОПС, то есть государственное унитарное предприятие оленеводческо-промысловый совхоз), но пока я здесь, все останется как было". В результате такой жесткой, диктаторской управленческой политики хозяйство не было растащено по частным табунам, удалось и сохранить максимум поголовья, и понести наименьшие потери в социальной сфере, численности населения и в его здоровье [49].