Доктор независимо от своих коллег из России и Японии пришел к выводу, что он имеет дело с легочной чумой и что передается она воздушно-капельным путем. В организованном У Ляньдэ китайском противочумном госпитале было приказано носить толстые ватно-марлевые защитные маски. Это спасло многих китайских солдат и врачей от смерти. До того санитары переносили трупы голыми руками, а если у них и были маски, то они не надевали их, оставляя висеть на шее.
Харбин был поделен на 16 участков. За каждым участком закрепили бригаду в составе врача, 2 фельдшеров и 4 санитаров, которые обходили дома и осматривали местное население. Были устроены пропускные пункты для медицинского осмотра всех прибывающих в город, две дезинфекционные камеры, обсервационный и чумной бараки на западном сортировочном тупике, печь для сжигания трупов. Для перевозки трупов сформировали летучий отряд, а для обеззараживания помещений – дезинфекционный отряд, имеющие запасы карболовой кислоты, хлористой извести, сулемы и зеленого мыла. Врачи, фельдшеры, санитары и часовые несли службу в специальных средствах защиты – противочумных костюмах, масках и рукавицах.
Эпидемия уже распространилась далеко за пределы Харбина – в разных городах Маньчжурии массово умирали люди. Порой умирали целые семьи. В январе 1911 года были зафиксированы 183 человека, умерших в один день. Это оказался максимум. Тела умерших китайцев массами вывозились за городскую черту и хоронились в гробах в неглубоких могилах, вырубленных в промерзшей земле. Зачастую трупы оставались непогребенными, их объедали собаки. Только в Харбине в это время умерло более 25 % китайского населения.
Понимая, насколько это может подстегивать эпидемию, У Ляньдэ испросил разрешения на кремацию трупов. По китайским законам кремация тел простолюдинов была уголовным преступлением. Но иного выхода не было, и разрешение было получено. Трупы собирали на пустырях, укладывали в деревянные гробы и, облив керосином, поджигали. Первое массовое сожжение продолжалось без перерыва 3 дня. Было кремировано более 3500 трупов. Кремированные останки захоронили в глубоком котловане, засыпав их известью. Весь январь 1911 года специальные команды из солдат и рабочих-кули продолжали очистку китайских городов и поселков от трупов. Дома либо сжигали полностью, либо, если они представляли собой ценность, дезинфицировали и опечатывали. Вещи больных и умерших сжигали.
У Ляньдэ с большим трудом добился того, чтобы солдаты и кули ничего не брали из этих вещей. За процессом кремации лично приезжали наблюдать высокопоставленные китайские чиновники, для контроля.
После окончания кремации основной части трупов У Ляньдэ дал странное на первый взгляд распоряжение – всем китайцам было предписано весело праздновать китайский Новый год, который пришелся на 31 января 1911 года, и было предписано взрывать как можно больше хлопушек. Дело в том, что после подрыва хлопушки выделялись продукты сгорания, содержавшие много серы. Сера и ее активные соединения были довольно эффективным дезинфицирующим средством.
Последний заболевший в Харбине был зарегистрирован 1 марта 1911 года. К апрелю 1911 года с эпидемией в целом было покончено.
За успехи в борьбе с чумой У Ляньдэ был удостоен аудиенции у императора Сюаньтуна. Помимо официального признания заслуг в ликвидации чумы, У Ляньдэ получил высокие имперские награды и предложение возглавить министерство здравоохранения Китая. Однако он отказался, мотивируя это тем, что он в первую очередь – практикующий врач, чьи знания и опыт нужны сотням больных, а в связи с тем, что чума в Маньчжурии не побеждена окончательно, он считает, что должен находиться не в министерском кресле, а в кабинете врача, помогая страждущим.
В 1916–1920 годах У Ляньдэ возглавлял Китайский комитет здравоохранения и энергичными действиями сумел локализовать и погасить очередную вспышку чумы в Маньчжурии в Чжалайноре в 1920 году. 9 сентября 1926 года доктор У Ляньдэ основал Харбинский медицинский колледж, в 1958 году преобразованный в Харбинский медицинский университет. В 1935 году У Ляньдэ был выдвинут на получение Нобелевской премии за успехи в борьбе с чумой.
По сведениям из различных источников число учтенных умерших колебалось от 44 до 50 тысяч. Всего во время эпидемии погибло 942 медицинских работника, в том числе 8 врачей, 4 студента-медика, 6 фельдшеров и 924 санитара.
Среди погибших от легочной чумы не было ни одного чина пограничной стражи, так как противоэпидемические меры, принятые командованием Заамурского округа в отрядах, охранявших линию КВЖД на протяжении 2,5 тысяч верст, были чрезвычайно жесткие. Объединенными усилиями чиновников КВЖД, медицинского персонала дороги и Заамурского округа отдельного корпуса пограничной стражи (ОКПС) удалось предотвратить развитие эпидемии чумы в войсках и заноса ее в пределы Российской империи.
Эпидемия тифа в России в 1918–1921 годах
Тиф был известен человечеству с древнейших времен. Он иногда поражал армии эффективнее, чем живой противник. Есть теория, что «Афинская чума» была эпидемией сыпного тифа. Вторая крупная эпидемия этой болезни датируется 1505–1530 годами. Итальянский врач Фракастор наблюдал за ней во французских войсках, осаждавших Неаполь. Тогда отмечали высокую смертность и заболеваемость до 50 %.
В Отечественной войне 1812 года Наполеон потерял треть войска от сыпного тифа. Армия Кутузова потеряла от этой болезни до 50 % солдат. А в эпидемии 1918–1921 годов, как считается, заболели 6 миллионов, а погибли около 3 миллионов человек.
Проведенными в 70–80-е годы XIX века героическими опытами самозаражения русские исследователи О. Мочутковский и Г. Минх доказали, что возбудитель находится в крови больного сыпным тифом, и предположили, что в естественных условиях болезнь может передаваться кровососущими паразитами человека. В 1908 г. Н. Гамалея утверждал, что сыпной тиф распространяется только при наличии вшей, а в 1909 г. французский ученый Ш. Николь экспериментально подтвердил это предположение. В 1910 г. американец Г. Риккетс, изучавший сыпной тиф в Мексике, обнаружил в крови больных и в фекалиях найденных на них вшей короткие овальные палочки. Схожие образования в 1913 году выявил чешский ученый С. Провачек; оба они погибли от сыпного тифа. Их работы продолжил бразильский исследователь да Роха-Лима, назвавший возбудителя сыпного тифа риккетсиями Провачека.
По мнению Ш. Николя, родиной сыпного тифа является Северная Африка, откуда он был занесен мореплавателями в Европу. Бывшие ранее многочисленными эпидемии сыпного тифа всегда сопутствовали войнам, стихийным бедствиям, голоду, разрухе, социальным потрясениям. В Мексике в 1576–1577 годах от сыпного тифа погибли более 2 миллионов индейцев; в 1915 году в Сербии умерли от сыпного тифа свыше 150 тысяч человек, в том числе 126 из работавших там 400 врачей.
В России сыпной тиф появился более 800 лет назад. В 1891–1892 годах заболеваемость им составляла 155 на 100 тысяч населения; особенно высокой она была во времена Первой мировой и Гражданской войн. Во время Великой Отечественной войны заболеваемость вновь увеличилась, особенно на оккупированных территориях. В послевоенные годы в СССР число больных неуклонно уменьшалось. Начиная с 1958 года исключительно редко возникал эпидемический сыпной тиф. Между тем в некоторых странах третьего мира (Бурунди, Эфиопия, Руанда, Перу) до сих пор сыпным тифом болеют ежегодно сотни человек.
В 1918 году помимо «испанки» – пандемической формы птичьего гриппа H1N1, в тюрьмы и концлагеря Временного Сибирского правительства Колчака пленные красноармейцы занесли сыпной, брюшной, возвратный и другие тифы, что способствовало вспышке заболеваний среди заключенных. Бездействие властей спровоцировало восстания в ряде тюрем (Тобольской, Усть-Каменогорской), но их жестоко подавили, а оставшимся еще и урезали паек, что выздоровлению не способствовало. Более того, уголовники, содержавшиеся вместе с политическими, имели выход в город. Они снимали с мертвых одежду, которую продавали на рынках и тем самым распространяли инфекцию.
Отступающий под натиском 5-й армии Тухачевского А. Колчак хотел вывезти с собой как можно больше. Транссибирская магистраль была забита составами с вагонами, груженными войсками, оборудованием, сырьем, беженцами, и вскоре встала. Колчак даже велел увести заключенных, больных и здоровых, которых сначала гнали этапом вдоль железной дороги. Ослабевших конвой пристреливал, а оставшихся в живых вскоре посадили в вагоны и повезли вплоть до Забайкалья, отчего была заражена вся Сибирь.
О том времени вспоминал современник: «Целые вагоны вымирают от тифа. Врача ни одного. Медикаментов никаких. Целые семьи в бреду. Вдоль дороги трупы. У станций штабеля трупов». Туханевский отмечал, что дорога от Омска до Красноярска представляла собой сплошное царство сыпного тифа. Переболели все начальники дивизий и бригад «красных», в том числе сменивший Тухачевского Р. И. Эйхе. А военспецы генералы Таубе, Красильников и начштаба армии Ивасилов умерли.
Командование понимало, что наступление 5-й армии надо остановить и заняться борьбой с эпидемией, но Ленин и ЦК партии не хотели потерять инициативу в разгроме противника.
В захваченном красными Омске, колчаковской столице, красноармейцы столкнулись с 15 тысячами брошенных больных белогвардейцев.
Положение сложилось катастрофическое. В Омске ежедневно заболевали 500 человек и 150 умирали. В помещениях для больных, которые находились по всему городу, люди лежали на нарах вповалку, на полу на гнилых тюфяках. На новосибирской станции Кривощеково стояли 3 штабеля по 500 трупов в каждом. Еще 20 вагонов с умершими находились поблизости. Аналогичное положение сложилось повсеместно.
В Новониколаевске (с 1926 года Новосибирск) 31 декабря 1919 года было официально зарегистрировано свыше 14 000 больных, из них госпитализированы лишь 5000. Многие инфицированные оставались в своих домах, заражая окружающих.
4 января 1920 года в городе организуется сибирский Чекатиф – Чрезвычайная комиссия по борьбе с тифом. Ее возглавил член Сибирского революционного комитета В. М. Косарев. За короткий период своего существования (осень 1918 – весна 1920 года) ЧК по тифу провела 26 заседаний, издала 11 постановлений, ряд приказов и циркулярных распоряжений, что позволило эпидемию победить.