{125}. Этой мыслью оправдывалось заменившее прежний призыв к покаянию совершение исповеди в традиционных формах римской церкви членами братства.
Первый шаг сделан. С той же самой точки зрения вальденсы начинают подходить и к другим функциям духовенства. «Вышеназванные еретики говорят, что для евхаристии или благословения, связывания и разрешения заслуги имеют больше значения, чем сан или служение. Почему сами они, хотя и не имеют поставления, осмеливаются благословлять, как священники, воображая, что они праведны и обладают заслугами апостолов. Они говорят, что могут освящать тело Господне, связывать и разрешать». Лет пятнадцать спустя после смерти Алана в среде французских вальденсов существуют три учения об евхаристии, стремящиеся оправдать принятие тела Христова из рук грешного клирика. Мы не знаем, не существует ли еще и других. В XIV веке французские «верующие» принимают причастие от католических священников. С другой стороны, нам известно об итальянских вальденсах, что в 1210 г. они и их «верующие» отвергают евхаристию, совершаемую клиром. Отсюда выводят, что Алан «очевидно внес черты ломбардской ветви» в свою характеристику французских вальденсов и что к его показаниям надо относиться с чрезвычайною осторожностью. Я не знаю, откуда Алан мог узнать о верованиях ломбардской группы в конце XII века. Если он ознакомился с ними во Франции, значит, они там были, или воспринятые французской группой, или распространяемые захожими ломбардцами. Но ведь эти ломбардцы были теми же самыми вальденсами, еще не отделившимися от основного ствола — Вальда и его «избранных товарищей»: разрыв произошел лишь в 1205 г. Следовательно, они должны были смешиваться с французскими бедняками, растворяться в их массе. Да и имеем ли мы право и основания предполагать раздельное существование обоих братств в конце XII века? Не вероятнее ли постоянное взаимодействие обеих еще не организованных, не имевших отдельных предстоятелей и одинаково подчиненных Вальду групп? Может быть, еще и нет двух групп, а есть одно бродящее по Франции и Италии братство, начинающее оседать на противоположных концах своего неустанного странствия? Если это справедливо, то нельзя для конца XII века одни учения определенно относить насчет ломбардцев, другие — насчет французов. Учение было общее, а отдельные положения его могли по преимуществу, но не исключительно распространяться в Италии или во Франции; зародившись в Ломбардии, переноситься в Прованс, и наоборот. Далее, в своем «Рескрипте» ломбардцы сознаются, что ранее они разделяли учение французов об евхаристии, т. е. приближались к ортодоксальному. Это «ранее», вероятно, падает на время на 1205–1210 гг. Но в таком случае нет оснований предполагать, что в конце XII в. господствующим среди ломбардцев учением об евхаристии было отличное отучения французов. Что же касается французских вальденсов, то показание Алана неодиноко. Пьер де Во-Сернэ (Petrus Vallium Cemaii 1209–1216) говорит о французских перфектах, что они совершают евхаристию — «quemlibet eorum in necessitate, dummodo habet sandalia, absque ordinibus, ab episcopo acceptis, posse corpus Christi conflcere»{126}. И это находит себе подтверждение в «Рескрипте», из которого ясно, что у французов были ministri. Можно привести также тексты, указывающие на отрицание французами действенности таинств, совершаемых грешным прелатом. А в таком случае приобретают некоторую вероятность и показания первой буллы о Pauperes Catholici.
В конце XII века ломбардцы (за исключением сперонистов) и французы еще единое братство, к которому и относятся показания Бернарда и Алана. Вероятно большее распространение тех или иных учений в том или ином районе действия societas, но нет оснований отвергать то обвинение, которое бросает французским вальденсам Алан, хотя и нельзя считать его господствующим. Впрочем, о господстве какого-нибудь учения трудно говорить в этот период становления вальденской догмы. Еретики ее только еще вырабатывают, по-разному отвечают на одни и те же вопросы и запросы: сегодня так, завтра иначе, послезавтра опять, как сегодня, и т. д. Из их мнений и положений, иногда добытых путем долгой и тяжелой работы, немногие случайно оседают в том или ином дошедшем до нас источнике. Это распространенные учения, но можем ли мы сказать, что господствующие?
Из труда Алана мы узнаем, что вальденсы в таинстве евхаристии отводят важное место моральным качествам совершающего ее. Не отрицая ordo vel officium{127}, они большее значение придают meritum{128}: «Magis operatur mentum ad consecrandum, quam ordo vel officium»{129}. Но в отличие от отношения их к таинству исповеди, они кажется не требуют еще от совершающего евхаристию или мессу священника апостольской жизни. Вот наиболее ясный текст: «Sacerdos in mortali peccato existens, dum cеlеbrаt divina, aut orat, actio ilia mala est, et per hanc sibi meretur poe nam aetemam; ergo eadem non meretur alii relaxationem pœ næ (речь идет о молитвах за усопших): nulla enim actione potest quis mereri bonum et malum. Item dicit auctoritas, quod illius sacerdotis missa audienda non est, de quo indubitanter constat, quod habeat concubincim»{130}. С последнею фразою согласился бы и католик, только под словом indubitanter он бы подразумевал осуждение данного прелата церковью: пока церковь этого не сделала, несомненности конкубината нет. Во всяком случае, отсюда еще нельзя выводить признания несовершившимся таинства, отправляемого католическим священником. Скорее обратное. Таинство католической церкви признается на довольно широких условиях, но рядом с этим в связи со значением, приписываемым ими mеrita, вальденсы утверждают, что и они, новые апостолы, могут совершать евхаристию. Совершали ли они ее? Если да, то в ограниченных размерах: редко (раз в год?) и в среде перфектов со случайным присутствием credentes. — Могли ли апостолы причащаться у торгашей?
Обвиняемые в неповиновении папе и клиру, вызываемые на полемику, вальденсы, исходя из Евангелия, выдвигали апостольский образ жизни как идеал и критерий. Жизнь апостола — главное условие действенности актов священника. Лионских бедняков обвиняли в совершении таинства исповеди, они отвечали на это указанием на свою праведность — необходимое свойство духовника; чем ограничивали число правомочных клириков. А отсюда легко было их привести и к провозглашению необходимости той же (т е. апостольской) праведности священника для того, чтобы действенны были другие его акты. Вполне логичным, с другой стороны, был переход от претензий на право исповедовать к претензиям на право совершать жертву Христову, таинство, которое Он заповедал апостолам творить в воспоминание о Нем. Вальденсы исходили из своего апостольства, но это еще не значит, что они отвергали ординацию. Не будем доверяться католикам: для них перфект, хотя бы и получивший поставление, не был ordinatus. Не будем доверяться и Прегеру, для которого термин sanctus означает мирянина, а не перфекта, и перфект может быть отцом многочисленной семьи. Заметим только одно, что, требуя праведности (хотя бы относительной) от священников, вальденсы признавали необходимость ординации их, что они проводили резкую грань между перфектом и верующим и что позднее, как показывает изданный Мартенем «Аноним», предстоятель их совершал таинство евхаристии только в том случае, если был священником.
Рассмотренный ряд положений вальденсов вытекал из самых основ учения братства и из столкновения его первичных задач с созданными церковью условиями. Под влиянием местных и случайных явлений та или иная сторона создающегося учения выдвигалась вперед, приобретала большую ясность и резкость для того, чтобы потом распространиться в братстве, столкнуться с противоположными настроениями и мыслями и или их преодолеть, сделавшись общим положением, или, отступив перед ними, остаться местным. Так, в наполняемой шумом борьбы с арнольдистами и катарами Италии сильнее выражался оппозиционный дух, определеннее были нападки на клир и церковь, раньше было понято значение meritum в совершении таинств. Во Франции господствовало более примирительное настроение, только в разгар борьбы приводящее к резким формулам.
Но наряду с указанными положениями появились и другие. К ним вело все большее углубление в Священное Писание, все преграды к свободному толкованию которого пали вместе с отлучением. Те же или иные выводы из него подсказывались везде раздававшимися проповедями еретиков. Часто трудно доказать такое влияние в отдельном случае, но в общем оно едва ли вызывает сомнения.
С 80-х годов XII века, а может быть и ранее, вальденсы могли ставить в основу морали требования: «Не клянись» и «Не убий». Почему-то отголосков этого мы не слышим у Бернара, но зато Алан Лилльский подробен и ясен. И Священное Писание, и доводы от разума доказывают недопустимость клятвы. Христианин не должен клясться: ему достаточно и простого утверждения или отрицания. Лгать же он не должен ни в каком случае: «Omne mendacium est peccatum mortale»{131}. Еще менее может быть оправдано убийство. «Они утверждают, что ни в каком случае, ни по какому поводу, ни на каких основаниях нельзя убивать человека. Они говорят, что Господь, говоря в законе: «Не убий», запретил убийство». «Господь дважды одного не судит», и, следовательно, казненный должен быть освобожден от вечной казни, и наоборот. Всякая насильственная смерть противоречит завету Христа: «Возлюбите врагов ваших, благо творите ненавидящим вас». А значит, и власть совершает смертный грех, обрекая на казнь и совершая ее, и тот, кто повинуется ей в этом, расходится с повелениями самого Бога.