альная Франция признавала законным папой. Ослабленная расколом церковь не могла энергично бороться с ересью. Но в 1177 году сила перешла на сторону папы, и Фридрих изъявил ему покорность. Раймунд по необходимости последовал за своим сюзереном (значительная часть его владений зависела от империи) и неожиданно для себя увидел, что он должен остановить распространение ереси; но, несмотря на его могущество, задача оказалась выше его сил. Большинство жителей его городов, независимых и привыкших к самовластию, были катары; многие из его рыцарей и сеньоров тайно или явно покровительствовали ереси; простой же народ презирал духовенство и уважал еретиков. Когда говорил проповедь еретик, то народ стекался толпами слушать его; если же на кафедру всходил католик, что бывало в то время довольно редко, то его с ядовитой улыбкой спрашивали, по какому праву учит он слову Божию? Раймунд, ведший постоянные войны со своими могущественными вассалами и с такими сильными соседями, как короли Арагонии и Англии, не мог, конечно, согласиться на то, чтобы уничтожить добрую половину своих подданных; можно поэтому сомневаться в искренности его желания искоренить ересь; но что бы там ни было, а положение, в котором он очутился, весьма интересно, потому что в нем лежал зародыш тех неприятностей, которые выпали на долю его сына и внука и повлекли в конце концов падение его дома.
Решившись сохранить, по крайней мере, внешние приличия, Раймунд обратился за помощью к Людовику VII и, вспомнив о том, как мощно Бернар подавил ересь генрихиан, обратился к его преемнику, Генриху Клервосскому, настоятелю ордена цистерцианцев. В своем обращении он в самых мрачных красках описал положение вещей в своих владениях: духовенство развращено; церкви пусты и в развалинах; таинства в презрении; дуализм торжествует над тринитаризмом. Как ни горячо было его желание стать орудием Божьего мщения, он чувствовал себя бессильным, так как все наиболее видные из его подданных перешли в ересь, то же сделала и вся лучшая часть простого народа. Духовных наказаний более не боялись; можно было добиться чего-нибудь положительного только силой. Если бы король согласился прибыть, то Раймунд провел бы его сам лично через всю страну и сам бы указал ему еретиков, заслуживающих наказания.
Английский король Генрих II, который, в своем положении герцога Аквитанского, был очень заинтересован в этом деле, только что заключил мир с королем Франции, и оба монарха постарались соединить свои силы и вместе пойти на помощь Раймунду. Со своей стороны, клервосский аббат написал Александру III, призывая его выполнить свою обязанность и подавить ересь, подобно тому как подавил он схизму. Самое меньшее, что мог, по его словам, сделать папа, это приказать своему легату, кардиналу Петру Сен-Хризогонскому, остаться во Франции и вступить в борьбу с еретиками. Скоро, однако, рвение королей остыло, и вместо того, чтобы выступить со своими армиями, они ограничились тем, что послали посольство, в состав которого вошли кардинал-легат, архиепископы Нарбонны и Буржа, Генрих Клервосский и другие прелаты; в то же время они обратились с просьбой к графу Тулузскому, виконту Туреньскому и к дворянам оказать помощь посланным.
Если бы Раймунд был искренен, то он заслуживал бы не такой помощи. Короли решили предоставить свободу действия духовенству, и Раймунд был настолько благоразумен, что не пожелал истощать своих сил в борьбе со своими же подданными, тем более что в это время против него составлялся по наущению Альфонса II Арагонского заговор между дворянами Нарбонны, Нима, Монпелье и Каркассона. Охотно оказывая свое покровительство прелатам-миссионерам, он и не думал поддерживать их силой оружия. Когда они прибыли в Тулузу, то еретики толпой окружили их, встретили их свистом и ругали их лицемерами и вероотступниками. Генрих Клервосский утешает себя тем, что, если бы он и его спутники прибыли в Тулузу года на три позднее, не нашли бы там ни одного католика, который вышел бы к ним навстречу.
Были составлены и розданы миссионерам длинные списки еретиков; во главе стоял Петр Моран, очень богатый и влиятельный старик, пользовавшийся таким огромным уважением среди еретиков, что народ называл его Иоанном Евангелистом; ввиду этого его наметили первой жертвой преследования. Долго тянулось дело, пока удалось уличить его в ереси; но тогда, чтобы спасти свое состояние от конфискации, он отрекся от ереси и согласился перенести тяжелое и унизительное наказание: раздетого до пояса и жестоко бичуемого с двух сторон — епископом Тулузским и аббатом из Сен-Сернена — его провели на глазах несметной толпы к алтарю собора Св. Стефана, где ему объявили, что он должен предпринять на три года путешествие в Святую Землю, а до отъезда ежедневно подвергаться публичному бичеванию на улицах Тулузы; кроме того, ему приказали вернуть церкви все ее занятые им земли и отдать ей все нажитые процентами деньги и, наконец, обязали уплатить графу Тулузскому пятьсот фунтов серебра как выкуп за оставленные ему земли.
Эти энергичные меры произвели на всех большое впечатление, и множество катаров согласилось вернуться в лоно церкви; но что обращения эти были весьма неискренни, видно из того, что Моран, по возвращении из Палестины, был три раза избираем в синдики, и семья его оставалась непримиримым врагом католицизма; в 1234 году один старик, по имени Моран, был осужден как совершенный, а в 1235 году другой Моран, бывший синдиком, был отлучен от церкви за то, что был против введения инквизиции. Огромный штраф, наложенный на первого Морана, сделал свое дело, возбудив в графе религиозное рвение; но и этого было мало, чтобы заставить его сделать невозможное. Когда легат решил уничтожить двух ересиархов — Раймунда де Бэмиака и Бернара Раймунда, катарских епископов Валь д’Арана и Тулузы, то он был вынужден дать им охранные листы, чтобы они согласились явиться к нему, и ограничился лишь отлучением их от церкви. Немного позднее, во время следствия против могущественного Рожера Тренкавеля, виконта Безье, посадившего в тюрьму епископа города Альби, легат не мог получить полного удовлетворения; правда, он отлучил Рожера от церкви, но епископ остался в тюрьме. Торжественно обставленное посольство вернулось во Францию, не сделав, по свидетельству хроник, ничего положительного; правда, оно добилось, что Раймунд Тулузский и его дворяне издали указ об изгнании еретиков, но указ этот остался мертвой буквой.
В сентябре того же 1178 года Александр III созвал третий Латеранский собор; в приглашении упоминалось о плевелах, которые заглушают пшеницу и должны быть вырваны с корнем. Собор собрался в 1179 году и отметил, что патарены открыто совращают верных по всей Гаскони, Альбигойе и графству Тулузскому; он призывал светскую власть силой заставить их отказаться от своих заблуждений и, как всегда, предавал анафеме еретиков и всех тех, кто давал им пристанище и оказывал покровительство; к еретикам были отнесены котерцы, брабансонцы, арагонцы, наварцы, а также баски и тривердинцы. Затем собор принял другую, более внушительную меру, а именно — объявил крестовый поход против христиан, и с этого времени церковь стала пользоваться и в своих частных распрях услугами этой всегда легко собираемой армии. Прощение всех грехов на два года было обещано всем, кто поднимет оружие на защиту святого дела; церковь брала их под свое покровительство и обещала вечное спасение всем, кто падет в борьбе за ее интересы; понятно, подобные обещания привлекли под знамена церковной рати массу воинов, на душе которых лежали всевозможные преступления и которые не требовали от церкви за свою службу ни копейки жалованья.
Вернувшись с собора, нарбоннский архиепископ Понс тотчас же опубликовал этот декрет, дополнив его анафемами и интердиктами против тех, кто вымогал с путешественников новые дорожные пошлины, чем очень злоупотребляли феодальные сеньоры и на что, как мы увидим ниже, постоянно жаловались в делах с альбигойцами. Генрих Клервосский отказался занять беспокойную тулузскую кафедру, которая оставалась незанятой с конца 1178 года, но ему дали звание кардинала Альбано, и вскоре он был послан, в качестве папского легата, проповедовать и вести крестовый поход. Благодаря своему красноречию он собрал значительные силы, во главе которых в 1181 году вступил во владения виконта из Безье и осадил крепость Лавор, куда со многими видными патаренами скрылась дочь Раймунда Тулузского, виконтеса Аделаида. Современники сообщают нам, что Лавор был взят чудом и что повсюду во Франции были разные знамения, предвещавшие победу христиан. Роже из Безье поспешил смириться и клятвенно обещал не поддерживать более еретиков. Катарские епископы Раймунд де Бэмиак и Бернар Раймунд, которые были заключены в тюрьму, отреклись от ереси и получили хорошие приходы в Тулузе; много и других еретиков проявили раскаяние, но все они вернулись к своим заблуждениям, как только миновала гроза. Крестоносцы были созваны под знамена лишь на короткое время, и уже на следующий год кардинал-легат вернулся в Рим, в сущности не сделав ничего и только увеличив ожесточение в землях еретиков, опустошенных его войсками. Раймунд Тулузский в это время был поглощен безнадежной войной с арагонским королем и, по-видимому, совершенно безучастно отнесся к крестовому походу.
Скажем теперь несколько слов о котерцах и брабансонцах, которых Латеранский собор признал еретиками наравне с катарами и с которыми нам не раз еще придется встретиться. Поддержка, оказываемая им Раймундом VI Тулузским, была причиной враждебного к нему отношения церкви не менее, чем его покровительство еретикам. Это были флибустьеры, предшественники тех сомнительных вольных банд, которые, в особенности в XIV веке, наводили ужас на мирных граждан и нанесли огромный вред цивилизации. Разнообразие названий, под которыми они были известны — брабансонцы, геннегаусцы, каталонцы, арагонцы, наваррцы, баски и т. д., — показывает, как широко было распространено зло и как всякая отдельная провинция старалась отнести на счет соседей происхождение этих разбойничьих шаек. Более обычные названия: Brigandi, Pilardi, Ruptarii, Malnatae и т. п. указывают на характер их занятий; названия же Cotarelli, Palearii, Triaverdins, Asperes, Vales открывают широкое поле для фантазии этимологов. Банды эти составлялись из лентяев, гуляк, разоренных войнами крестьян, беглых рабов, лишенных прав, бежавших из тюрем арестантов, развратных священников и монахов и вообще из п