Молчать – или судить вас будут без вас!
Что касается обвинительного заключения (обвинительное заключение – это список глупостей, в которых суд обвиняет подсудимых), то оно было во-о-от такой длины.
Эрнест и Селестина обвинялись:
в краже со взломом,
в преступном сговоре,
в побеге,
в повторной краже со взломом,
в спекуляции зубами,
в незаконном проникновении,
в побеге,
в действиях, вызвавших всевозможные разрушения,
в краже красного фургона,
в краже сладостей,
в укрывательстве краденого (это когда не хотят вернуть то, что украли),
в разрушении магазина (они обвиняли Эрнеста в том, что он нарочно пустил красный фургончик прямо в витрину «Сахарного короля», – нарочно! с вершины холма! кроме шуток!),
в оскорблении суда
и так далее.
Список получился нескончаемый, и, когда сложили всё вместе, в сумме вышло двести или триста лет тюрьмы. Если, конечно, не будет решено попросту рассечь преступников пополам.
Словом, положение было безнадёжное.
Тем более что свидетели, как наверху, так и внизу, были многочисленны и единодушны:
– Да, это он, господин судья, я его узнаю!
– Да, это она, господин судья, я её узнаю!
– Да, это они, господин судья, я их узнаю!
– Да, господин судья, я их видел!
– Так же ясно, как сейчас вас вижу, господин судья!
– Никакого сомнения, господин судья!
– Обознаться невозможно, господин судья!
– Клянусь жизнью, господин судья!
– Эрнест? Бездельник негодный! С малых лет такой, господин судья!
– Селестина? Сущая чума, господин судья!
– С самого рождения, господин судья!
– Это у него в крови, господин судья!
– Она вечно что хотела, то и творила, господин судья!
Наверху громче всех кричали Жорж и Люсьена:
– В тюрьму Селести-и-и-ину! В тюрьму! Нет, смерть ей! Даёшь мышеловку!
Внизу все голоса заглушал голос Серой Грымзы:
– Смерть Страшному Злому Медведю! Да! Сме-е-ерть!
И наверху, и внизу вся публика подхватывала их крик.
– Молчать! – гремел судья гризли. – Я разделяю ваше мнение, но запрещаю вам его высказывать! Законность должна быть!
– Молчать! – орал судья бобр, что есть силы стуча молотком с большим запасом прочности. – Я с вами полностью согласен, но нечего об этом говорить! У нас независимый суд! Молчать!
Словом, между двумя судами было некоторое сходство.
Читатель: У вас что, не было адвокатов?
Селестина: Были, но мой всё время спал. Это был медведь панда, меланхоличный бобыль, который пришёл в суд с бутылкой. Когда я его разбудила, он только и сказал: «Вам всё равно пропадать, бедная моя малютка. Всё, в чём вас обвиняют, соответствует действительности, не так ли? А у меня, с вашего позволения, сиеста…» Отхлебнул из бутылки и снова уснул.
Эрнест: Мой не спал, но его выступление было таким долгим и скучным, что уснул судья! Судья, заседатели, присяжные, публика, один за другим… Все уснули, все до единого! Как будто им подсыпали снотворного в завтрак! А в конце концов мой адвокат и сам уснул. До того усыпительный, что ухитрился самого себя усыпить, представляете?! Один я не спал!
Читатель: И ты воспользовался этим, чтоб удрать? Потихоньку, на цыпочках?
Эрнест: Нет, я мог бы, но решил вместо этого разбудить всех, кто там был, и резануть им правду в глаза!
Читатель: И ты это сделал, Эрнест?
Эрнест: Вот именно.
Читатель: А что ты им сказал?
29Чем кончился суд
Так вот Эрнест сказал им, что ладно, пусть они с Селестиной совершили все глупости, в которых их обвиняют, он готов это признать, но судят его сейчас не за это.
– Да ну? А за что, по-вашему, вас судят? – невольно сорвалось у судьи бобра.
– Вы судите меня по причине, в которой сами себе не признаётесь! То же самое, впрочем, было бы, если б меня судили медведи.
– Что вы такое несёте? – спросил судья бобр. – Я ничего не понял из ваших слов! И мне не нравится, когда меня сравнивают с медведем!
– Вы судите меня потому, что мы с Селестиной – лучшие друзья! Вот почему вы меня судите! Медведь и мышь дружат – где это видано! Государственная измена! Тягчайшее преступление! Медведи наверху, мыши внизу, с незапамятных времён это так! Вам это всякий скажет. Вот почему вы меня судите. Вы судите дружбу Эрнеста и Селестины!
Внезапно Эрнест обратился к присяжным, которые теперь окончательно проснулись и обнаружили, что судебная процедура начинает быть увлекательной.
– Слушайте меня, присяжные: вы собираетесь вынести мне обвинительный приговор из-за того, что вам с малых лет вдалбливали в головы всякую чушь про Страшного Злого Медведя. Вы собираетесь судить меня потому, что с незапамятных времён всегда найдётся какая-нибудь старуха-мышь, глупая, невежественная, лживая, сварливая, одинокая, трусливая и злобная, и заставит вас верить в Страшного Злого Медведя!
Тут он обернулся к Серой Грымзе:
– Разве не так, Грымза?
Грымза подскочила:
– Что-о-о? Это он мне? Это на меня он смеет намекать, этот… это стопоходящее?! Да заставьте же его молчать, господин судья, что за безобразие!
«А правда, почему я-то его слушаю?» – вдруг опомнился судья бобр. И поднял свой молоток:
– Эрнест, замолчите или я…
– Нет! Пусть говорит! – раздался чей-то новый голос. – Он правду говорит!
Этот голос, ясный и звонкий, перекрыл шум в зале (сна теперь ни у кого не было ни в одном глазу). Принадлежал он мышонку, который вспрыгнул с ногами на скамью рядом с Серой Грымзой.
– А ну молчать! – зашипела на него Грымза. – Вот погоди, вернёмся в приют, ты у меня получишь!
Но было поздно. Стоило выступить одному мышонку похрабрее, как языки развязались у всех.
– Мой друг прав! – крикнул другой мышонок. – Серая Грымза каждый вечер пугает нас Страшным Злым Медведем!
– Ради вашего же блага! – возразила Грымза.
– Вот и нет! Это потому, что она по правде в него верит, бзик у неё такой! – крикнул третий. – «Там, у нас над головой, ходит Страшный Злой Медведь!» Она нам это повторяет каждый вечер! Она в него верит, точно вам говорю! Совсем чокнутая!
– В этом есть доля истины, – прошептал один из присяжных на ухо соседу, – я ведь тоже мальчишкой натерпелся от неё, когда был в приюте, от этой Грымзы. Она уже и тогда была психованная.
– Всё это полная чушь, то, что Грымза нам говорит! – снова взял слово первый мышонок. – Медведи такие же, как мы, бывают злые, бывают добрые, бывают ни злые и ни добрые…
– Она говорит нам, что Страшный Злой Медведь всех нас съест!
– Точно, – шепнул соседу тот же присяжный, – она даже кулинарные рецепты приводила.
– Жареными, варёными, тушёными, в виде паштетов, в виде бутербродов, с гарниром, под соусом, в супе! – хором выкрикнули мышата.
– И даже сырыми и прямо живьём, с башмачками и рюкзачком! – пискнул один испуганный голосок, которого никто не услышал.
– Эрнест, скажи честно, – потребовал первый мышонок, – ты когда-нибудь в жизни ел мышей?
– Никогда, – заверил Эрнест, – ни одной! Клянусь Селестиной! Медведи не едят мышей!
– Медведи едят абсолютно всё! – завопила Серая Грымза. – Медведи чудовищно прожорливы! И если среди абсолютно всего попадается мышь, они глотают мышь, как и всё остальное!
– Ничего не изменилось со времён моего детства, – посетовал присяжный на ухо соседу. – Грымза всё такая же ненормальная!
– Что бы вы ни говорили, – отозвался сосед, – а Страшный Злой Медведь существует, это факт.
– Это факт для кретинов!
– Что вы сказали?
– Кретин! – подвёл итог присяжный.
Кулак соседа взлетел и опустился.
– Хулиган!
– Сам кретин!
И началось. Кто за, кто против, тумаки, оплеухи, наконец, всеобщая свалка.
Напрасно судья бобр пытался молотком с большим запасом прочности восстановить порядок.
– Тихо! Ти-и-ихо! Замолчите, орава дикарей! Ну-ка все сели! Ти-ши-на!
Но было поздно.
Судья бобр теперь так яростно колотил по кафедре, что керосиновые лампы приплясывали на месте.
– Уймитесь! Здесь вам не поле битвы, здесь суд!
Пока не случилось то, что должно было случиться:
Одна лампа упала к подножию помоста.
За ней вторая.
И помост загорелся.
– Пожар!
Заседатели спрыгнули с помоста и пустились наутёк.
Всеобщая паника. Все обратились в бегство.
Судья – тот всё ещё стучал молотком.
– Оставайтесь на своих местах! Я не приказывал очистить зал!
Никто не слушал. Занавес уже пылал. Огненные языки взбирались по рядам, начинали лизать потолок. Какой уж тут суд! Все рвались к выходу. Каждый спасал свою шкуру, каждый хотел первым добраться до дверей, каждый сметал всё на своём пути, все толкались, шагали друг по другу, вываливались в двери.
Скоро в объятом пламенем зале суда остались только Эрнест и судья бобр: Эрнест, теперь свободный, и судья бобр в огненном плену на горящем помосте, всё ещё, однако, стучащий молотком:
– Вернитесь немедленно, подлые трусы!
Селестина: И пожар перекинулся на верхний суд!
Читатель: О нет!
Селестина: Да-да! Я толкала медведям примерно такую же речь, как Эрнест («Вы судите сейчас дружбу Эрнеста и Селестины!»), как вдруг почуяла запах гари. Не успела я сообразить, откуда он взялся, как судья гризли вспыхнул! Огонь, должно быть, уже какое-то время разгорался у него под помостом. Его широкая пурпурная мантия разом запылала. Заседатели так перепугались, что попадали с помоста. Весь зал заорал в один голос – и все как один рванули к выходу. Пожар! Горим! Спасайся кто может! Замечу в скобках: медведи, которые, топча друг друга, ломятся в двери – это куда внушительнее, чем мыши! А судья гризли – тот даже не