В этой докладной записке были перечислены евреи в Большом театре – главный режиссер, художественный руководитель балета, главный концертмейстер, дирижеры, заведующие хором и оркестром. Перечислили еврейские фамилии в Московской консерватории, где всё "почти полностью находится в руках нерусских людей", – Гольденвейзер, Фейнберг, Цейтлин, Ямпольский, Дорлиак и другие; упомянули и евреев, преподавателей Ленинградской консерватории – Островский, Штейнберг, Эйдлин.
В той же докладной записке назвали имена музыкантов, исполнявших "главным образом произведения западноевропейских композиторов", – Ойстрах, Гилельс, Флиер, Фихтенгольц, Гинзбург. Не забыли напомнить про музыкальных критиков с "нерусскими" фамилиями – Шлифштейн, Рабинович, Коган, Альтванг, Цукерман, которые замалчивали творчество "лучшего советского пианиста Софроницкого (русского)". Советовали обратить внимание на подбор кадров в центральных газетах и приводили фамилии евреев – Юнович, Рабинович, Горелик, Гринберг, возглавлявших отделы театра, литературы и искусства.
Авторы докладной записки рекомендовали начать "уже сейчас частичное обновление", и вскоре уволили А. Гольденвейзера, директора Московской консерватории. После войны Гольденвейзера решили наградить орденом, а чтобы в ЦК партии утвердили представление о награждении, указали в документе: "Гольденвейзер Александр Борисович – русский" (добавив на всякий случай: "отец – еврейского происхождения").
Летом 1942 года председатель Комитета по делам кинематографии не утвердил актрису Ф. Раневскую на одну из ролей в фильме С. Эйзенштейна "Иван Грозный". В письме в ЦК партии он объяснил причину этого: "семитские черты у Раневской очень ярко выступают, особенно на крупных планах", и для убедительности приложил к письму фотографии актрисы в анфас и профиль.
В том же году возникло предложение переименовать киностудию "Мосфильм" в "Русьфильм", чтобы русские режиссеры и операторы снимали фильмы российского национального содержания. Режиссер М. Ромм написал Сталину: "За последние месяцы в кинематографии произошло 15–20 перемещений и снятий крупных работников… Все снятые работники оказались евреями, а заменившие их – не евреями… За последние месяцы мне очень часто приходится вспоминать о своем еврейском происхождении".
Сталин был прагматиком и не поощрял антиеврейские кампании во время войны. Он понимал, что подобные действия могли вызвать нежелательные отклики во всем мире и испортить отношения с союзниками, в помощи которых Советский Союз был чрезвычайно заинтересован. Москва постоянно подчеркивала, что в СССР – стране равноправия и нерушимой дружбы народов – не существует "еврейского вопроса", однако официальный антисемитизм постепенно проявлял себя.
3
Академик Л. Штерн свидетельствовала:
"Я была главным редактором одного медицинского журнала… Редколлегия имела двух… секретарей с нерусскими фамилиями. Меня вызывают и говорят, что нужно заменить этих двух секретарей. Это было в 1943 году. "Почему?" – спрашиваю я… Существует такое постановление, что нужно уменьшить число евреев в редакции… Видите ли, говорит он, Гитлер бросает листовки и указывает, что повсюду в СССР евреи, а это унижает культуру русского народа.
Я сказала, что если так подходить, то меня тоже надо снять, у меня тоже фамилия не русская. Он ответил, что меня слишком хорошо знают за границей, и поэтому меня это не касается".
Л. Штерн написала письмо Сталину. Ее вызвал член Политбюро Г. Маленков и разъяснил, что это происки "разного рода шпионов-диверсантов", которых во множестве забрасывают в СССР, а потому "необходимо восстановить всю редакцию в таком виде, в каком она была прежде".
В январе 1943 года в журнале "Большевик" напечатали статью председателя Президиума Верховного совета РСФСР, который назвал количество награжденных к тому времени бойцов и командиров – русских, украинцев, белорусов и представителей других национальностей. В самом конце перечня – после калмыков, бурят, черкесов, хакасцев, аварцев, кумыков, якутов – он упомянул и евреев, хотя в тот момент еврейские бойцы и командиры занимали в стране четвертое место по числу награжденных (а на 1 июня 1943 года – третье место, потеснив белорусов).
В самый разгар войны секретарь ЦК партии по пропаганде А. Щербаков заявил Д. Ортенбергу, ответственному редактору газеты "Красная звезда": "У вас в редакции много евреев… Надо сократить". Ортенберг ответил на это, что "уже сократил спецкоров Лапина, Хацревина, Розенфельда, Шуэра, Вилкомира, Слуцкого, Ишая, Бернштейна. Погибли на фронте. Все они евреи…" Вскоре Ортенберга отстранили от должности.
М. Восленский:
"Когда весной 1944 года нас – выпускников МГУ – распределяли на работу и стоял вопрос о том, чтобы взять меня на службу в Кремль или зачислить в Высшую дипломатическую школу, номенклатурные кадровики придирчиво допытывались: не еврей ли? Нет ли родственников-евреев?
Начальник управления кадров… принялся анализировать мою фамилию. Придя к выводу, что она, вероятно, священническая, он удовлетворенно сказал: "Тогда хорошо: попы никогда евреями не были"…"
Из записей в дневнике (Москва, 1944 год): "Отклонили прием в аспирантуру евреев… так бестактно, что об этом говорит весь университет…" – "На заседании в Госиздате… сказали, что надо выдвигать людей "нашей национальности"…" – "По Москве ходит слух о какой-то девочке, заколотой евреями на пасху…"
В 1946 году преподаватели факультета физики Московского университета направили донесение в ЦК партии о "сионистских тенденциях, процветающих в университете"; эти "тенденции" – разъяснили они – имеют "явно выраженное антирусское направление", что может привести к "монополии одной национальности… обладающей рядом отрицательных качеств".
4
Условия военного времени подстегнули бытовой антисемитизм в Советском Союзе. Тому способствовали разруха и лишения тех лет, обострившие борьбу за существование; способствовало тому и появление эвакуированных в Сибири и Средней Азии, которые потеснили местных жителей на работе, уплотнили в их домах, что привело к созданию труднейших условий быта и повышению рыночных цен.
В предвоенные годы на востоке страны было немного евреев, а после начала эвакуации они появились повсюду, с ними сталкивались постоянно, их присутствие раздражало, вызывая язвительные замечания: "жиды Ташкент обороняют", "мы должны воевать за них", "мы на фронте, а жиды в Ташкенте". За годы войны были эвакуированы на восток около 17 миллионов человек, но еврейское население выделили среди прочих и обвинили в разных бедах, постигших страну.
В 1942 году в Москву поступил секретный доклад из НКВД Узбекистана "о фактах антисемитских проявлений в республике". В том же году прокуратура Алма-Аты сообщала о "проявлениях антисемитизма" в Казахстане: "избиения на улицах, открытое одобрение политики Гитлера по отношению к евреям, повреждение имущества, отказ от предоставления работы, распространение листовок с призывом не продавать евреям продуктов питания, распространение слухов об убийстве евреями детей…"
Германская пропаганда разжигала антисемитские настроения. Немцы разбрасывали листовки на линии фронта: "Переходите на нашу сторону! Вам нечего бояться. Мы уничтожаем только жидов, которые гонят вас на смерть…" Возвращаясь с фронта, раненые и инвалиды усиливали антиеврейские настроения, существовавшие в тылу; антисемитизм проявлял себя в школе и на работе, на улице, в трамвае и автобусе, в скученности коммунальных жилищ и на детской площадке.
О проявлениях антисемитизма во Фрунзе (Киргизия, 1943 год): "Демобилизованные из армии раненые являются главными его распространителями… Я был свидетелем того, как евреев выгоняли из очередей, избивали даже женщин те же безногие калеки…"
Из города Рубцовска Алтайского края написали в ЦК партии (1945 год):
"В последнее время участились случаи антисемитских выпадов: избиения и оскорбления евреев на рынке, в магазинах, школах, даже в учреждениях и предприятиях, просто на улице, причем всё это сопровождается улюлюканьем и подзадориванием хулиганов со стороны некоторой части публики, глазеющей на избиение…
Многие из наших близких отдали жизнь за Советскую Родину. И многие награждены. Нам ли после этого слышать угрозы: "Подождите, наши возвратятся с фронта – всех евреев перебьем…" Мы больше не можем молчать! Атмосфера сейчас накалена, эксцессы нарастают с каждым днем, мы деморализованы и не в состоянии работать".
Письмо подписала группа работников завода "Алтайсельмаш".
5
Жители оккупированных территорий стали свидетелями того, как еврейский народ был поставлен вне закона в атмосфере полного произвола. Газеты, радио, кинофильмы германской пропаганды внедряли в сознание населения образ еврея-"недочеловека"; нацисты постоянно подчеркивали, что они воюют лишь с "жидо-большевиками", а приближение частей Красной армии объясняли возвращением "жидо-большевистской" системы с ее колхозами и гонением на церкви.
Антисемитская пропаганда немцев не прошла даром. Особенно обострились отношения‚ когда евреи начали возвращаться на освобожденные территории. Их квартиры и дома были заняты местными жителями‚ имущество расхищено; по закону вернувшиеся из эвакуации имели право на оставленное жилье, но выселить новых жильцов было чрезвычайно трудно, а если евреям это удавалось, то становилось дополнительным поводом к разжиганию ненависти. "Мы воюем, а наши квартиры жиды занимают…" – "Скоро всех нас отсюда выгонят, так как уже начали съезжаться евреи…" – "Зачем вы, евреи, прибыли, кому вы нужны, никто вас не звал…"
Михаил Спивак (Жмеринка, возвращение из гетто): "Казалось, что всем нашим мучениям и страхам пришел конец, теперь можем жить, как все люди, свободно и достойно. Однако… мы столкнулись с такой злобой, с такой ненавистью со стороны определенного числа местных жителей, которую и объяснить трудно. Похоже было на то, что нас всех давно уже похоронили… а мы вернулись вдруг с того света, да еще в квартиры свои пришли, стали требовать свои вещи…"