В июне 1953 года в Восточном Берлине, столице Германской демократической республики, прошли забастовки на заводах, демонстрации на улицах города, – их подавили при участии советских войск. Это был первый сигнал московским руководителям – прекратить террор в странах "социалистического лагеря", позволить им некую самостоятельность в вопросах внутренней жизни, а, главное, обратить внимание на положение в Советском Союзе, чреватое непредсказуемыми последствиями.
Хрущев говорил на закрытом заседании: "Наш многотерпеливый русский народ терпит, но на этом терпении дальше ехать нельзя… Я был рабочим, социализма не было, а картошка была; сейчас социализм построен, а картошки нет".
Уменьшили налог в деревнях с приусадебных участков, ликвидировали недоимки, накопившиеся у крестьян за предыдущие годы, увеличили закупочные цены на сельскохозяйственные продукты. Отменили указ о запрещении браков с иностранцами; упразднили "Особые совещания", которые отправляли арестованных в лагеря или на расстрел; начали пересмотр дел "врагов народа", и появились первые освобожденные.
Р. Зернова, писательница (в 1949 году осуждена на 10 лет):
"Осень и зима 54 года были для нас временем пиров. Пиры были в нашу честь – мы вернулись из лагеря. Впервые за двадцать лет люди стали возвращаться – ВОЗВРАЩАТЬСЯ – не на сто первый километр, а домой, и в 54 году это всё еще были "отдельные случаи"…
Вокзалы тех лет, перроны тех лет… Особенно в Москве, все возвращались через Москву. Ярославский вокзал, сорок первый поезд, шесть сорок утра, старухи и дети на перроне, – и худые, темнолицые – вечный зимний загар работяг – люди в лагерных телогрейках, с деревянными чемоданами вылезают из вагонов; мир перевернулся – мир выпрямился – мир опомнился – мир сошел с ума…"
Медленно, постепенно – с оглядкой на прошлое – происходили малоприметные изменения в жизни советского общества, которые отмечали неизбалованные свободой граждане страны. Не стало в столице правительственной трассы. Исчезли "топтуны" с центральных улиц. Улучшились отношения с Югославией и ее лидером И. Тито, которого прежде называли английским шпионом и "кровавой собакой". Появились первые иностранные туристы – они покупали матрешки, фотографировали храм Василия Блаженного, ходили по залам Эрмитажа, присматривались к жителям незнакомой страны, но с ними еще опасались разговаривать.
Торжественные собрания заканчивались теперь не здравицей в честь "мудрого кормчего", а в честь "Центрального Комитета коммунистической партии Советского Союза, который ведет нас от победы к победе!" Однако в газетах всё еще печатали статьи, прославлявшие "великого продолжателя дела Ленина"; портреты вождя висели повсюду, его цитировали в книгах и журналах, его работы изучали в учебных заведениях, – мало кто догадывался тогда, что вскоре произойдут события, которые всколыхнут всю страну.
5
В 1955 году Маленков потерял пост председателя Совета министров СССР. "Первым среди равных" постепенно становился Хрущев, и на заседании Президиума ЦК партии он неожиданно предложил создать комиссию по расследованию преступлений сталинских времен. Это был смелый шаг – ведь большинство членов Президиума, включая самого Хрущева, были соучастниками тех преступлений и заодно со Сталиным утверждали бесчисленные расстрельные списки.
Ворошилов, Каганович и Молотов воспротивились предложению Хрущева, однако остальные члены Президиума его поддержали; комиссия была создана, представила свой доклад – и наступил февраль 1956 года, 20 съезд Коммунистической партии Советского Союза.
25 февраля, на последнем закрытом заседании съезда, Хрущев прочитал свой знаменитый доклад "О культе личности и его последствиях". Он рассказал о том, как Сталин злоупотреблял неограниченной властью, об арестах по его указанию ни в чем неповинных людей и методах следствия, когда на допросах выбивали показания из заключенных. "Но как можно получить от человека признание в преступлениях, которых он никогда не совершал? – говорил Хрущев. – Только одним способом… путем истязаний, лишения сознания, лишения рассудка, лишения человеческого достоинства. Так добывались мнимые "признания"…"
Очевидец свидетельствовал: "В зале стояла гробовая тишина. Не слышно было ни скрипа кресел, ни кашля, ни шепота. Никто не смотрел друг на друга – то ли от неожиданности случившегося, то ли от смятения и страха, который, казалось, уже навечно поселился в советском человеке… Уходили с заседания, низко наклонив головы. Шок был невообразимо глубоким…"
Прошло лишь три года со дня смерти "великого гения человечества". Руководителей страны называли продолжателями дела Сталина, нескончаемые очереди стояли к мавзолею, чтобы увидеть его рядом с Лениным, – доклад Хрущева стал потрясением для депутатов съезда, а затем и для граждан Советского Союза. Это следовало понять, оценить, принять или отвергнуть; начались споры, ссоры, обвинения, поиски виновных, попытки защитить ленинскую генеральную линию партии, которую исказил кремлевский диктатор.
Из воспоминаний: "Одни впадали в цинизм: всё скверно, всё нехорошо, все сволочи. Другие… пытались "двигать" марксизм вперед либо разочаровывались в нем… Большинство же глубоко переживало разоблачение Сталина – растерялись, замкнулись, на всю жизнь утратили устойчивость…" – "Наконец, были и такие, на кого ничто не подействовало, кто по-прежнему считал Сталина великим человеком и не скрывал этого…"
В июне 1956 года ЦК партии опубликовал постановление "О преодолении культа личности и его последствий". В нем сказано о ближайших соратниках вождя: "Может возникнуть вопрос: почему же эти люди не выступили открыто против Сталина и не отстранили его от руководства? В сложившихся условиях этого нельзя было сделать… Всякое выступление против него в этих условиях было бы не понято народом, и дело здесь вовсе не в недостатке личного мужества".
Из рассказов об ушедшей эпохе:
"В начале 1930-х годов состоялась встреча журналистов с руководителями партии и правительства. В конце ее мы сфотографировались, и я был запечатлен рядом с вождем.
Шли годы и шли аресты. Хранить фотографии врагов народа было опасно, и я начал резать: брал в руки ножницы и отхватывал то одного, то другого. Вожди и журналисты постепенно исчезали с фото. В конце концов остались только Сталин и я. После 20-го съезда я отрезал Сталина и остался один".
6
Д. Волкогонов, историк: "У Хрущева оказалось качество, которого не было у других: способность изменяться… Многие из его реформ… были непросчитанными, спонтанными, легковесными. Но главное – он начал поворот гигантской страны на рельсы цивилизации. Он начал!"
Доклад Хрущева дал первый толчок к крушению партийно-государственной системы страны, той системы, которая прежде казалась незыблемой. С 1956 года началось массовое освобождение политических заключенных, и современники отмечали изменения, поражавшие воображение: "В архипелаге ГУЛАГ закрывались лагеря. Срывалась колючая проволока, рушились вышки, усыплялись сторожевые собаки, натасканные на людей…" – "На улицах, на вокзалах, в поездах появились молчаливые люди, которые по лагерной привычке… берегли каждый дых, ходили подшаркивая и взахлеб курили цигарки…"
Их становилось всё больше и больше, выживших в лагерях и вернувшихся. Они с оглядкой заговорили о том, что творилось на допросах и за колючей проволокой, и переполошили тех, кто доносил на них в прежние времена, бил и унижал на следствии, безнаказанно осуждал на долгие сроки.
Н. Мандельштам:
"Все виды убийц, провокаторов, стукачей имели одну общую черту – они не представляли себе, что их жертвы когда-нибудь воскреснут и обретут язык… Всякого, кого они отправляли на тот свет или в лагерь, они считали навеки изъятым из жизни. Им не приходило в голову, что эти тени могут восстать и потребовать своих могильщиков к ответу. И потому в период реабилитаций они впали в настоящую панику… Среди них воцарился страх.
Мне пришлось в те дни наблюдать скромную стукачку… Ее всё время вызывали в прокуратуру, где она брала обратно свои стародавние показания и тем самым обеляла живых и мертвых…
У этой женщины никогда ничего похожего на совесть не было, но тут она почему-то не выдержала, и ее разбил паралич…"
Последователи Сталина желали приостановить разоблачения культа вождя, однако Хрущев заручился поддержкой партийных руководителей, и в июне 1957 года появилось постановление "об антипартийной группе" Маленкова, Кагановича, Молотова и "примкнувшего к ним" секретаря ЦК Д. Шепилова. Эти люди – как было сказано – "упорно сопротивлялись тем мероприятиям, которые проводил Центральный комитет и вся наша партия по ликвидации последствий культа личности".
Наступили иные времена, и, в отличие от прежних сталинских чисток, очередных "врагов народа" уже не уничтожали. Участников "антипартийной группы" исключили из партии, одних отправили на пенсию, других понизили в должности; Кагановича сняли с поста первого заместителя председателя Совета министров СССР и назначили руководить трестом "Союзасбест" – в городе Асбест Свердловской области.
Газеты откликнулись на это постановление бодрыми заголовками: "Еще теснее сплотим ряды…", "Партия и народ единодушно одобряют…", "Под знаком несокрушимого единства…" Однако отклики населения были не столь единодушны; осведомители сообщали о высказываниях граждан: "Молотов и Каганович отдали очень много сил для строительства социализма. А что хорошего сделал Хрущев?.." – "Не состряпано ли это дело, как дело врачей?.." – "Это работа Никиты толстопузого…" – "Кукурузник, комик и аферист, он прогнал нашего любимого Маленкова…" – "Хрущева на корм свиньям и удобрение кукурузных полей!.."
В 1958 году первый секретарь ЦК партии Хрущев стал также председателем Совета министров и сосредоточил в своих руках всю власть в стране. Теперь его уже называли "выдающимся деятелем коммунистической партии и советского государства", "пламенным борцом за мир" – в 1961 году вышел на экраны страны полнометражный хроникально-документальный фильм "Наш Никита Сергеевич".