лся. Спасся он и на сей раз – наш единственный "шнорер", единственный попрошайка во всем еврейском Вильно".
К весне 1942 года в "большом гетто" Вильнюса оставалось в живых около 15 000 человек. "Особенно много безумных появилось после массовых расстрелов… Всех сошедших с ума немцы забирают и немедленно уничтожают…" – " Всего страшнее участь маленьких детей… совершенно одиноких, каким-то чудом уцелевших в этом море смерти…"
Авраам Суцкевер (гетто Вильнюса): "Явился Швайнбергер с засученными, как у мясника, рукавами, с нагайкой в руке… Он высок, элегантен, у него нежная, как у девушки, кожа… Швайнбергер крайне чувствителен. Услышав однажды, как еврейская женщина пела за работой, он подарил ей золотую брошь, только что снятую с убитой: "Ваш голос довел меня до слез", – сказал он…"
3
После прихода немцев евреям Каунаса "запретили ходить по тротуарам, ездить на автомашинах, автобусах и велосипедах, торговать в магазинах и на базарах, разговаривать с местным населением, въезжать в город и выезжать из города, посещать рестораны, театры, кино, школы и университеты. Еврей, появившийся на улице без желтого "магендавида" на груди и на спине, подлежал расстрелу…" – "Наконец объявили, что до 15 августа все евреи обязаны переехать в Слободку – на окраине города, за Неманом…"
Слободка была центром еврейского религиозного образования. Молодежь обучалась там в иешивах; там располагалась и знаменитая Слободкинская иешива, в которую стремились попасть многие, там же поселились евреи, желавшие находиться в атмосфере благочестия и неуклонного исполнения заповедей. Местные жители разрушили в Слободке синагоги, уничтожили свитки Торы, убили раввинов, учеников иешив и еврейские семьи, которые жили в том районе. После этого евреев Каунаса согнали в Слободку, создали гетто и огородили его под предлогом защиты от "гнева" окружающего населения.
Из первых впечатлений девочки, попавшей в гетто: "Тут и там стены Слободки были заляпаны ярко-красными пятнами. Мне это понравилось – красный цвет был моим любимым. Помню, я попыталась поделиться своей радостью с родителями: "Смотрите, как красиво разрисовано…" Никто не сказал мне ни слова. Я всё поняла сама. Это была человеческая кровь…" Вскоре объявили, что "для студентов и людей с высшим образованием выделены специальные рабочие места… Сотни молодых людей собрались на площади – в надежде на работу, которая даст возможность поддержать родителей… Всех до единого их расстреляли из пулеметов…"
Из дневника Е. Бувидайте-Куторгене (Каунас, 1941 год):
"12 августа. Сегодня я была в гетто… у знакомых врачей. В одной комнатушке в восемь квадратных метров живут две семьи… Понимают, что они обречены… Работы нет, еды нет, света нет, топлива нет, книг нет… И ожидание неминуемой смерти!..
8 сентября. В гетто каждый день убивают… Ходят упорные слухи, что до октября все евреи будут уничтожены; в провинции уже убили всех женщин и детей. Страшно!
2 октября. Их гонят в ямы, заранее уже вырытые, в ямы, на дне которых стоит холодная осенняя вода. Окрестные жители уверяют, что на другой день после массовой казни земля еще слегка колышется, вздрагивает, стонет…
30 октября. В ямы прежде всего бросали детей. Все убийцы были пьяны. Немецкий солдат-очевидец сказал моему знакомому, что он написал своей жене-католичке: "Вчера я убедился – Бога нет. Если бы Он был, то не мог бы допустить того, что свершилось…"
15 декабря. Зашла сегодня к коллеге; у нее тепло, уютно, за красивым чайным столом сидят гости… Как ни в чем не бывало, разговаривают о модах, портнихах, завивке и тому подобном…"
Труди Биргер:
"Самая жестокая и массовая акция в Каунасе состоялась 28 октября 1941 года… Стоял пронизывающий холод. Нас построили в колонны, а затем нацисты заставили всех пройти мимо немецкого офицера, стоявшего в совершенном одиночестве и определявшего судьбы едва ли не тридцати тысяч человеческих существ. Едва заметным движением руки он отправлял появлявшегося перед ним направо или налево. Направо означало работу, паек и какую-то безопасность; налево – смерть… Офицер был волен принимать любые решения, и мы могли заметить, что ему нравится разбивать семьи… В этот день увезли из гетто десять тысяч человек. Всех их убили за городом. Это место называлось Девятый форт. Десять тысяч человек! И это было только начало..."
Через день после той акции прибежал в гетто десятилетний Ицик Блох – он был в одной рубашке, испачканной кровью. Мальчик видел, как расстреливали евреев; мать крикнула ему: "Спасайся! " – он побежал, в него стреляли, но не попали. Когда Ицик рассказывал эту историю, ему не верили, не хотели, не могли поверить… Вскоре привезли евреев из стран Европы. "Они были хорошо одеты, с чемоданами. Шли с вокзала бодрые и почти веселые: они думали, что их привезли на работу. Через несколько дней их уже не было в живых…"
После акций уничтожения гетто Каунаса насчитывало около 15 000 человек. В гетто Шяуляя оставалось менее 5000 евреев, в Свенцянах – около 500; почти все еврейские общины Литвы к концу 1941 года перестали существовать.
4
Румыния была союзницей Германии в той войне. В последние дни июня 1941 года в румынском городе Яссы убили за два дня погрома не менее 10 000 евреев; их обвинили в том, что подавали сигналы советским летчикам, совершавшим налеты на город.
Румынская армия начала боевые действия 1 июля 1941 года. Еще шли бои на территории Бессарабии и Северной Буковины, а румынские солдаты и жандармы при содействии эйнзацгруппы "D" и местных добровольцев уже приступили к массовому убийству евреев. Немецкое командование докладывало из Бессарабии: "У румын нет никакой системы в обращении с евреями. Не может быть возражений против многочисленных казней, если сами казни организованы надлежащим образом. Однако румыны обычно оставляют тела казненных на месте расстрела и не закапывают их. В связи с этим эйнзацкоманда выпустила инструкцию для румынской полиции, предписывающую действовать более упорядоченно".
Румыния‚ союзница Германии‚ получила во владение Молдавию и земли Украины между реками Днестр и Южный Буг (Одесскую область, южные районы Винницкой и западные районы Николаевской областей); эта территория получила название Транснистрия (Заднестровье). В состав Транснистрии входили Жмеринка‚ Тульчин‚ Могилев- Подольский‚ Бершадь, Балта, Брацлав, Шаргород и другие города и местечки; Одесса стала ее административным центром. Заместитель председателя Совета министров Румынии заявил на заседании правительства: "Я за принудительное переселение евреев из Бессарабии и Буковины, их нужно выбросить за границу… Мне всё равно, если история назовет нас варварами… Прошу вас быть неумолимыми… Если нужно – стреляйте из автоматов".
С сентября 1941 года началось изгнание евреев из Бессарабии и Буковины, а также из некоторых городов Румынии: их свозили в места временного содержания, а затем отправляли пешком в Транснистрию. В пути люди слабели от голода, жажды, усталости; конвойные их избивали, отбирали вещи, насиловали женщин; вдоль дорог были заготовлены огромные ямы, куда сбрасывали тела погибших. "Крестьяне из близлежащих деревень приносили продовольствие в обмен на одежду и другие вещи, которые у нас еще не отняли… За рубашку мы получали яйцо, за брюки – буханку хлеба, за пару обуви – бутылку молока. Жандармы прогоняли крестьян, но они продолжали идти за нами, преследуя отстающих, раздевая и грабя тех, кто падал без сил у обочины дороги".
Шая Клейман:
"Всё еврейское население… погнали пешком, под конвоем жандармов. Отстававших пристреливали или забивали палками. Днем нас гнали, а вечером мы останавливались в каком-нибудь колхозном дворе, складе, коровнике…
Нас всё время грабили, нередко раздевали, снимали головные уборы, а время было очень холодным – морозы, снег… По дороге к нам присоединяли евреев из тех мест, где мы проходили… Убежать было не трудно, просто некуда было бежать…
Помню страшную деревню, где мы остановились. Нас расположили в колхозном коровнике, который был полон трупов умерших и полуживых, еще дышащих людей. Наверно, за день до нас здесь прошла другая колонна евреев…
Во время привала к нам подошел немецкий офицер интеллигентного вида. Он увидел двух женщин, мать и дочь, закутанных в красивые и добротные покрывала. Офицер сказал им, что скоро их убьют и очень жалко, чтобы такие ценные вещи пропали. Поэтому он заберет у них покрывала, а им пошлет обед, чтобы они сытно поели напоследок. Он выполнил обещанное…"
Румыны депортировали в Транснистрию не менее 150 000 человек. Многие погибли в пути, утонули при переправе через Днестр, были застрелены охранниками; выживших разместили в гетто городов и в рабочих лагерях Транснистрии совместно с еврейским населением юга Украины. Лейзер Зингер (было ему тогда пять лет): "Нас загнали в свинарники, которые и стали нашим жильем. Жильем без дверей, а когда наступили морозы – и без окон: их выбили жандармы, чтобы нам, по их словам, не было жарко".
В Бершади собрали в гетто более 5000 евреев Украины, Бессарабии, Буковины. "Сыпной тиф, голод. Люди умирали по 150–200 человек в день. Их не хоронили, а грузили на украинскую гарбу, вывозили и выбрасывали зимой в поле…" – "Расстреливали за всё: за то, что ты еврей, за то, что ты еще жив… Ночью раздавались крики тех, кого собирались уничтожить, и никто никому не мог помочь…"
В Жмеринке "взрослых и детей заставляли ремонтировать пути, убирать вокзал, а летом водили на сельскохозяйственные работы. Помню случай, когда нас послали собирать гусениц с капусты; если надзиратель находил гусеницу, он заставлял ее съесть. К концу работы у детей началась рвота, они не могли стоять на ногах…"
На территории Транснистрии создали лагерь смерти Печора‚ один из самых страшных лагерей в румынской зоне оккупации. Туда сгоняли евреев из городов и местечек Украины, а также из Бессарабии и Буковины, – большинство из них погибло от голода и болезней, смертность у детей была почти стопроцентной. "Нас поместили в бывшую конюшню без крыши. Дождь лил беспрерывно, согреться негде, достать продукты невозможно. За попытку обменять вещи убивали. Опухшие от голода, мы ожидали конца…" – "Людей живьем съедали вши. Утром вставали, выходили во двор и стряхивали нас