ся под крылом «святой веры», то он получает свою долю наследства из числа подлежащих отчуждению рабов его родителей; вообще, если еврей обратится в католическую веру и «очистится в воде святой купели», то он освобождается от всех правовых тягот. В конце своего декрета Сизебут заклинает своих преемников, будущих королей Испании, следовать по этому пути борьбы с неверием и грозит муками ада всем нарушителям декрета.
По всему тону декрета видно было, что это лишь официальное вступление к более решительному политическому акту. Борьба с еврейским рабовладением была только средством воздействия на зажиточных евреев, которым грозило разорение от неимения рабочих рук, с целью склонить их к крещению и связанному с ним приобретению всех благ земных. Так как средство не подействовало или привлекло в лоно церкви очень немногих, то Сизебут решил прибегнуть к простейшему способу, весьма распространенному в те века насильственного крещения целых масс. Он отдал приказ (613 г.), чтобы евреи, не желающие принять крещение, покинули Испанию. Это было тяжкое испытание для испанских евреев. Значительная часть их не принадлежала к торговому сословию, а была тесно связана с землей, с плантациями, с разными видами сельского хозяйства; такие люди не могли бросить всю эту недвижимость и пуститься без средств в чужие края. И многие из них решились на притворное отречение от своей веры: они приняли для виду крещение с твердым намерением тайно соблюдать законы своей религии и открыто вернуться к ней, как только прекратятся гонения. Другие же, духовно более крепкие или по своей профессии более подвижные, покинули страну насилия и переселились большей частью в соседнее Франкское государство, откуда их вскоре стал гнать король Дагоберт (см. выше § 5). Часть эмигрантов направилась в ближайшие области Северной Африки[3].
Событие это имело роковые последствия для дальнейших судеб испанского еврейства. Но в тот момент и в ближайшее за тем время оно, по-видимому, не считалось столь фатальным. Люди, принявшие крещение под угрозой изгнания, продолжали внутренне исповедовать прежнюю религию и ждали только удобного момента, чтобы открыто сбросить навязанное вероисповедание. Такой момент скоро наступил. После недолгого царствования Сизебута власть перешла к храброму полководцу Свинтиле (621-631), который заботился об интересах государства, а не воинствующей церкви. Нужно было обеспечить политическую независимость Испании от притязаний византийского императора Гераклия и устранить неурядицы внутренние, вызванные борьбой интересов светских и духовных сановников. Обе эти задачи начал с успехом выполнять король Свинтила. Ему удалось несколько ослабить гнет католического духовенства, и невольные христиане получили возможность исповедовать свою прежнюю религию. Угнетенные называли Свинтилу «отцом отечества», но угнетателям он не нравился, и аристократия при помощи духовенства свергла его. С тех пор на престоле опять сидели люди, которые отождествляли интересы государства с интересами церкви и упорно стремились к одной заветной цели — утверждению единства веры в вестготской Испании.
§ 7. Бедствия евреев в Испании под властью церковных соборов
Еще в XVIII веке Монтескье следующим образом определил режим вестготской Испании: «Епископы имели огромную власть при дворе вестготских королей, самые важные дела решались церковными соборами. Вестготскому кодексу мы обязаны всеми правилами, принципами и воззрениями нынешней инквизиции, и позднейшие монахи только копировали законы, составленные против евреев епископами тех времен... Законы вестготских королей — изделия ребяческие, нелепые, идиотские». Эти идиотские законы не были, однако, произведениями идиотов, а скорее мономанов, помешанных на принципе: единая религия в едином государстве. Весь государственный строй тогдашней Испании был основан на полном подчинении государства авторитету церкви. Короли были выборные: их избирали светские и духовные сановники, а так как графы, военные и гражданские чины, из среды которых избирался король, делились на партии, имевшие каждая своего кандидата, то побеждала обыкновенно та партия, на стороне которой стояло католическое духовенство, единое в своей воле и стремлениях. Избранный король должен был опираться на духовенство, которому был обязан короной. Высший совет церкви, собор епископов в Толедо, стал парламентом государства. Там вновь избранный король читал свою тронную речь, ставил на обсуждение законопроекты и подписывал принятые решения вместе с епископами. Устанавливался твердый теократический режим, основанный на взаимности услуг: король цеплялся за твердыню церкви, а церковь поддерживала тех королей, которые всецело проводили ее политику. Жертвой этой политики были, главным образом, евреи.
В конце 633 года король Сизенант, бывший нарбоннский наместник, которому вольнодумный Свинтила должен был уступить верховную власть, созвал четвертый собор в столице государства, Толедо. В соборе участвовали 62 епископа под председательством св. Исидора Севильского, летописца того времени. При открытии заседаний король благоговейно встал на колени перед епископом и со слезами просил благословения; он просил также об утверждении привилегий церкви и «древних канонов». Члены собора, конечно, горячо откликнулись на призыв набожного короля и в 75 канонах установили полную конституцию теократии. На первом месте стояло решение таких важных вопросов, как однократное или трехкратное погружение в воду при крещении, подробности чина богослужения и организации клира, а затем следовали десять канонов о евреях. Перед собором стоял серьезный вопрос: что делать с теми насильно окрещенными при Сизебуте, которые при Свинтиле вернулись к своей прежней вере? И благочестивые законодатели разрешили вопрос очень хитро: «На будущее время никто из евреев не должен быть принуждаем к принятию христианства... (Следуют красноречивые доводы о необходимости привлекать в лоно церкви не силой, а воздействием на свободную волю человека.) Однако те, которые при благочестивейшем правителе Сизебуте принуждены были креститься и были допущены к церковным таинствам, обязаны остаться христианами». Тут собор, только что осудивший насилие над совестью верующих, декретирует ряд жестоких насилий над совестью тех жертв насилия Сизебута, которые потом вернулись к иудейской вере. Для этих, уже пострадавших, собор, с согласия короля, установил целую систему инквизиционных мер: каждый епископ имеет право требовать, чтобы они исповедовали христианскую веру; упорствующие караются конфискацией имущества; если они совершили над своими сыновьями обряд обрезания, то дети отбираются у них, а если обряд совершен над рабами, то последние отпускаются на волю. Вообще крещеные дети лиц, оставшихся иудеями, должны быть отобраны у родителей и жить либо в монастырях, либо в семьях добрых христиан, но вместе с тем они сохраняют право на свою долю наследства после смерти родителей.
Еврей, женатый на христианке, обязан также креститься, а в противном случае должен дать ей развод и отпустить вместе с детьми. В случаях сожительства евреек с христианами брак расторгается при нежелании жены креститься, и дети отходят к отцу. Отпавшие от церкви выкресты лишаются права свидетельствовать в суде, «ибо тот не может быть правдив с людьми, кто оказался изменником по отношению к Богу» — очевидно, христианскому, ибо предыдущая измена по отношению к еврейскому Богу не опорочивала того же ренегата на суде. Всякое общение между крещеными и некрещеными евреями воспрещается. По отношению к некрещеным евреям остаются в силе прежние ограничения: недопущение к общественным должностям, запрещение владеть рабами-христианами и т. п. В заключительном постановлении собора духовенство закрепило свою политическую позицию на будущее время: по смерти короля его преемник избирается «главарями народа вместе с епископами».
Таким образом, четвертый Толедский собор, который, подобно собору времени Рекареда, может быть назван конституционным, установил отношения государства к двум категориям евреев: 1) настоящие евреи, никогда не менявшие своей веры, подлежат обычным правоограничениям, имеющим целью обособить их от христианского общества, 2) евреи же, имевшие несчастье под угрозой насилия притворно принять крещение, подвергаются жестоким гонениям уже не как евреи, а как отпавшие сыны церкви, совратившиеся в иудейство, judaizantes. Этих военнопленных воинствующей церкви собор закрепил за ней, сделал их невольниками католического духовенства, а косвенно — и данниками его. Ибо выход из ужасного положения для порабощенных душ все-таки был: откупиться у своих господ деньгами. Сребролюбивые епископы, священники и светские администраторы брали у зажиточных евреев крупные дары и закрывали глаза на все их прегрешения против соборных канонов. Тот самый Толедский собор, который установил вышеприведенные каноны, заклеймил в одном из своих решений поведение тех духовных и светских властей, которые «берут у иудеев подарки и поддерживают их своим покровительством»; собор называет этих взяточников «антихристами» и грозит им отлучением от церкви, «ибо нужно отсечь от тела Христа того, кто сделался покровителем врагов Христа». Влиятельные взяточники, заседавшие в соборе, вероятно, искренно поддерживали это решение, думая: нас от церкви не отлучат, но доходы нам доставят тем большие, чем строже законы против евреев и чем больше риск за покровительство им.
Руководитель четвертого Толедского собора, архиепископ Севильский Исидор, пытался разгромить иудейство и в литературной полемике. Он написал книгу «Против иудеев» (De fide catholica ex Vetere et Novo Testamento contra Judaeos), где обычными толкованиями библейских текстов в духе отцов церкви доказывал заблуждения иудаизма. В этой полемике слышится отголосок религиозных диспутов, которые происходили в тогдашней Испании между евреями и христианами. Доказывая, что библейское пророчество «Не отнимется скипетр от Иуды» оправдалось не в политическом смысле, а в церковном, Исидор опровергал доводы еврейских оппонентов, которые указывали, что еще недавно существовало самостоятельное еврейское государство на крайнем Востоке, то есть эфемерное Химяритское царство в Южной Аравии, разрушенное в VI веке эфиопами.