§ 56. Палестина и Сирия под властью крестоносцев
Путь первых крестоносцев от берегов Рейна до ворот Иерусалима длился три года, от весны 1096 до лета 1099. Передовые отряды, в особенности буйные германские банды под предводительством графа Эмихо, которые вырезали евреев на Рейне, не дошли до Святой Земли, а погибли в пути. В самом начале похода деморализованные убийствами и грабежом, эти «воины креста» продолжали разбойничать и в тех странах, через которые они проходили: в Венгрии и Болгарии, вплоть до Константинополя; но тут местное христианское население беспощадно истребляло бандитов[28]. Дальше пробрались только пришедшие позже регулярные отряды крестоносцев-«франков» под предводительством Готфрида Бульонского. Они прошли через Византию в Малую Азию и Сирию и там в течение двух лет воевали с местными эмирами из турок-сельджуков и других мусульманских династий. В Сирии франкам и норманнам удалось занять древнейшую колыбель христианства Антиохию, монашеский город Эдессу и еще ряд городов с значительным христианским населением. Только весной 1099 года крестоносцы прибыли в Палестину и в июне приблизились к главной цели своего похода, к Иерусалиму.
Со страхом ждал грозных гостей с Запада святой город, только что отнятый фатимидским египетским халифом у турок-сельджуков. Еврейские жители имели основание беспокоиться, так как до них уже дошли вести о зверствах крестоносцев в Европе. 15 июля 1099 года франки, после шестинедельной осады, ворвались в город и, едва успев поклониться святым местам, принялись за истребление жителей-нехристиан. Мусульмане, сбежавшиеся в большую мечеть Акса, были перебиты: «До колен всадников и до уздец лошадей текла кровь убитых и росли горы трупов». Евреи укрылись в своей синагоге и три дня защищались там против напиравших франков. По одному известию, франки сожгли синагогу вместе с находившимися в ней; по другому, евреи сдались под условием свободного выхода из города и затем отправились в Аскалон[29]. Имущество жителей было разграблено рыцарями креста, вроде прославленного Танкреда, который тотчас по вступлении в город бросился грабить золото в храмах. Иерусалим стал христианским городом, столицей Иерусалимского королевства. Королем был провозглашен вождь крестоносцев Готфрид Бульонский, а после его скорой смерти — брат его Балдуин. Постепенно в состав этого королевства вошли вся Иудея и Галилея вместе с их побережьем от Яффы до Тира. По мере успеха христианского оружия из этих областей изгонялось еврейское население.
Нашествие крестоносцев нанесло смертельный удар еще не окрепшему духовному центру еврейства в Палестине, который претендовал на наследие вавилонской гегемонии. Еще при нашествии сельджуков палестинскому гаону Абиатару пришлось переместиться со своей академической коллегией из Иерусалима в Тир. Около 1096 года мы видим его в другом палестинском порту, Триполи. Вообще, в это смутное время остатки разбитого иудейско-галилейского центра ютятся в приморских городах (кроме названных, держались еще еврейские общины в Хайфе, Акко, Яффе и Аскалоне), пока и эти последние убежища не была взяты крестоносцами, между 1104 и 1123 годом. Эфемерная гегемония еврейской Палестины потерпела крушение с появлением христианских гегемонов Святой Земли. Палестинские духовные вожди рассеялись: одни удалились в Египет, другие — в ту часть Сирии, которая оставалась под властью мусульманских эмиров или «атабегов». Дамаск, Моссул, Алеппо стали главными центрами иммиграции из Палестины. Особенно разрослись здесь еврейские общины после того, как в Моссуле образовалось сильное мусульманское княжество под управлением атабега Зенги (1127-1146) и его знаменитого сына Нуреддина (1146-1179), двух грозных усмирителей крестоносцев на Востоке. Мусульманская Сирия дала приют перемещенным из Палестины еврейским академиям и другим национальным учреждениям, которые не могли развернуть свою деятельность на родине. Когда потухли первые вспышки христианского фанатизма, правители Иерусалимского королевства из династии Балдуинов стали проявлять некоторую терпимость к иноверцам. Евреям дозволялось жить в Иерусалиме и других городах и заниматься некоторыми промыслами, но они наравне с мусульманами были ограничены в праве приобретения недвижимости и облагались большими податями. О свободном самоуправлении и деятельности еврейского синедриона или академии не могло быть и речи в стране воинствующей церкви и культа «Гроба Господня».
88 лет (до 1187 года) просуществовало Иерусалимское королевство, и мы бы ничего не знали о судьбе тамошнего еврейства, если бы к концу той эпохи из Европы не отправился на Восток отважный еврейский путешественник, который описал жизнь своих братьев в посещенных им странах. Между 1170 и 1173 годами этот путешественник, Вениамин Тудельский из Наварры, объезжал Сирию, Палестину и Месопотамию до Багдада, записывая все виденное и слышанное о политическом строе каждой страны и о положении там евреев. В Палестине Вениамин нашел малочисленные еврейские общины, а в некоторых местах отмечал отсутствие таковых. Столица крестоносцев, Иерусалим, представляла собой «небольшой город, укрепленный тремя стенами и населенный многими людьми из якобитов (сирийских христиан), арамейцев (армян), греков, георгийцев (грузин), франков и других народов, говорящих на различных языках». В городе находилось 200 еврейских семейств, живших на окраине, под башнею Давида[30]. Они занимались профессией красильщиков, которая составляла как бы их монополию; заведение для окраски тканей в Иерусалиме отдавалось королем в аренду евреям с тем, что никто, кроме них, этим делом не вправе заниматься. Все исторические места в городе были заняты христианскими церквами и часовнями, и только у западной стены бывшего иудейского храма, где стояла раньше Омарова мечеть, а при крестоносцах — «храм Господень» («templo Domino» по испанскому названию у Вениамина), собирались евреи для молитвы; это место называлось «Врата милосердия» (у евреев Saar harachamim, у мусульман — Bab al rahman).
Небольшие группы евреев встречал испанский странник в других городах, имевших религиозное значение для христиан. В Бетлехеме (Вифлеем) жило двое евреев-красильщиков. По ведущей в этот город дороге находилась традиционная «гробница Рахили» с куполом и колоннадою, предмет поклонения для евреев. Древний Хеврон лежал в развалинах, но легенда о находящихся там гробницах Авраама и Сарры привлекала туда массу пилигримов всех трех исповеданий. Недалеко оттуда, в местности, называвшейся крестоносцами «Башня рыцарей» (Torreon de los Caballeros), жило около 300 еврейских семейств. В бывшей же мусульманской столице Иудеи, Рамле, их оказалось только трое. Это свидетельствует о сильном изменении состава населения в век христианского господства в Палестине. В приморской Яффе, ближайшем к Иерусалиму порте, христиане терпели только одну семью еврея-красильщика. Зато в Ново-Аскалоне, на берегу моря, существовали три общины: евреев-раббанитов (около 200 членов), караимов (около 40 членов) и самаритян (около 300). В галилейской Ципоре (Сепфорис) странник нашел только обширное кладбище, а в Тивериаде еврейское население состояло из 50 семейств с тремя раввинами во главе. Некоторое оживление замечалось на галилейско-финикийском побережье. В Новом Тире, богатом портовом городе, существовала еврейская община из 400 членов, с «даяном», старшиной («ros hakahal») и учеными талмудистами во главе. Были там богатые судовладельцы, отправлявшие торговые корабли по морю, были мастера по изготовлению прославленного тирского стекла. В Акко или Акра (древняя Птолемаида), главном порте крестоносцев, находилось около 200 еврейских семейств. В Кесарии евреев было совсем мало, но много самаритян. Самаритянами были населены внутри страны Самария-Себаста и Сихем-Наблус, где евреев вовсе не было. В общем Палестина века крестоносцев, за исключением приморских городов, представляется мертвой страной, страной святых могил и бесчисленных церквей, куда двигались толпы пилигримов из Европы. Евреям не было места в этом стане торжествующей церкви, воинствующих князей и рыцарей, умевших драться, грешить и замаливать грехи, но не строить государство.
Совсем иную картину рисует тот же путешественник, когда он переходит из христианской Палестины в мусульманскую Сирию. Здесь оживают былые заглохшие центры диаспоры, освеженные притоком сил из Палестины. Если в некогда великой Антиохии, завоеванной крестоносцами, остался всего десяток еврейских семейств, то в свободном от знамени креста Дамаске еврейская община разрослась до трех тысяч членов[31]. В этом «большом городе, центре торговли для всех стран, с которого начинается царство турецкого царя Нуреддина» (выражение Вениамина Тудельского), поселились палестинские ученые и общественные деятели. Во главе общины стояли «рош-иешива» Эзра, председатель суда Сар-Шалом, ряд лиц с титулом «рошседер» (старший академик), «даршан» (лектор или проповедник), «парнас» (староста) и один врач. Здесь был налицо весь тот аппарат академической коллегии, который раньше сложился в Палестине. Из Палестины переселились в Дамаск также группы караимов и самаритян, образовавшие здесь особые общины. Между этими тремя группами населения установились мирные отношения, но они не роднились друг с другом. По пути через сирийскую пустыню, между Дамаском и Месопотамией, путешественник встретил в оазисе Пальмира (Тадмор) еврейское население из 2000 воинственных людей, которые помогали своим арабским соседям в борьбе с «эдомитами»-крестоносцами и сдерживали напор бедуинов из Аравии. Вторая после Дамаска большая община находилась в Алеппо (Халеб, Ахлаб, АрамЦоба), где тогда находилась резиденция султана Нуреддина. Во главе общины, состоявшей из полуторы тысяч членов, стоял совет из трех лиц. В пограничных с Арменией городах Ракка и Нисибин насчитывалось от 700 до 1000 еврейских жителей. Самая большая община (около 7000 членов) находилась в месопотамском городе Моссул, на берегу Тигра, близ развалин бывшей ассирийской столицы Ниневии (отсюда его название у еврейских путешественников: Ашур или «Новая Ниневия»). Городом управлял брат Нуреддина, Сейфеддин, при котором в качестве астролога состоял рабби Иосиф Гахозе с арабским прозвищем «Borhan al-fuluk» («знаток небесного свода»), один из главарей еврейской общины. Официальным же представителен моссульской общины считался «наси» Заккай, «из потомков царя Давида», то есть из рода вавилонских экзилархов. Близкий к Багдаду, Моссул был связан с воскресшими тогда в Вавилонии экзилархатом и гаонатом. Это временное воскресение былой автономии в утратившем гегемонию центре еврейства было вызвано общим ходом событий на Востоке в XII столетии.
§ 57. Временное возрождение автономного центра в Багдаде
Натиск крестоносцев и династические междоусобицы в мусульманской Азии настолько ослабили власть турок-сельджуков, что подчиненные турецким султанам багдадские халифы, раньше низведенные до роли духовных сановников, могли вернуть себе светскую власть, хотя и на ограниченной территории. В первой половине XII века этим потомкам Аббасидов удалось создать в Вавилонии (Ирак), в округе Багдада, небольшое государство наподобие Папской Области в Италии, находившееся лишь в номинальной зависимости от «великих султанов» Персии. Наибольшей самостоятельности достиг халиф Мухаммед ал-Муктафи (1136-1160), который стремился восстановить былой блеск Багдадского халифата в тесных пределах своей области. Этот халиф решил также вернуть вавилонским евреям ту внутреннюю автономию, которой они пользовались в лучшие времена халифата. Реставрация самоуправления приобрела особенную важность в момент, когда усиленное переселение евреев из христианской Палестины увеличило состав вавилонских и соседних сирийских общин. Казалось, что теснимое крестоносцами палестинское еврейство опять перемещает национальную гегемонию на берега Евфрата и Тигра, как некогда после водружения креста Константина Великого в Святой Земле. Опять центростремительные силы толкают обломки нации к объединению, к созданию автономного союза общин с высшими органами светской и духовной власти. После столетнего перерыва возрождается багдадский экзилархат, а рядом с ним — власть новых гаонов.
При халифе Муктафи появился первый экзиларх новой серии по имени Хасдай (по другой, менее точной версии — Соломон). То был, вероятно, отпрыск прежней династии «roše galut», ведшей свой род от царя Давида. Надо полагать, что при восстановлении еврейского официального представительства халиф руководился соображениями личной и государственной выгоды: экзиларх обеспечивал правильное поступление податей от еврейских общин, а часто подносил и ценные дары «правителю правоверных» (Эмир ал-муминин). Предание гласит, что халиф очень ценил экзиларха и с гордостью говорил: «Я потомок Мухаммеда, а он потомок царя Давида». Сын и преемник Хасдая, Даниил (около 1160-1174) распространил свою власть на еврейские общины далеко за пределами Багдадского округа. Он жил с княжеской пышностью и публично проявлял свою власть во вкусе восточных сановников, что произвело сильное впечатление на еврейского туриста из Европы, посетившего в то время Багдад. Вениамин Тудельский рассказывает следующее о деятельности и образе жизни этого экзиларха:
«Во главе всех (начальников академий и представителей общин) стоит рабби Даниил бен-Хасдай, называемый рош-галут (экзиларх) и ведущий свое происхождение от царя Давида. Евреи называют его «наш господин Рош га-гола», а мусульмане — «Саидна бен-Дауд» (благородный потомок Давида). И он имеет огромную власть над всеми еврейскими общинами, находящимися во владениях главы мусульман, Эмира аль-муминин, ибо так заповедал Мухаммед[32] своему потомству. Халиф дал экзиларху акт с печатью для утверждения его власти над всеми еврейскими общинами. Он приказал также всем мусульманам, евреям и другим народам своего царства, чтобы каждый при появлении экзиларха вставал и приветствовал его, а кто не встанет перед ним, подвергнется ста ударам. Когда он (экзиларх) идет к великому царю (халифу), его сопровождают всадники из евреев и неевреев и выкрикивают на своем языке (арабском): дайте дорогу нашему господину, сыну Давида! Он едет верхом на коне, одетый в шелковые вышитые ткани, с большим тюрбаном на голове, поверх которого накинут белый большой платок с шейной цепью и печатью Мухаммеда. И властвует экзиларх над всеми общинами Шинеара (Вавилонии), Персии, Хорасана, Сабы или Йемена, Диарбека (Армения), всей страны Междуречья, Страны Кот (?) у гор Арарата, горной области Алании (Кавказ)... затем над общинами Сикбии (?), земли Тогармин (туркменов) и георгийцев (грузин), пребывающих в христианстве, до ворот Самарканда, до Тибета и Индии...[33] Всем общинам в этих землях он разрешает назначать раввинов и хазанов, к нему приходят за утверждением в этих должностях и приносят подарки со всех концов земли. Есть у него усадьбы с садами в Вавилонии, а также наследственные поместья. От еврейских гостиниц, ярмарок и торговцев он получает определенную подать ежегодно. Он очень богат и учен в Торе и Талмуде, за его столом ежедневно обедает много евреев. Во время утверждения экзиларха в его должности он расходует много денег на подарки халифу, сановникам и их товарищам; его сажают в царскую карету и везут из дворца великого царя в его собственный дом с музыкой и пляской. Экзиларх, в свою очередь, утверждает в должностях начальников академий».
В это же время в Багдаде пытались воскресить угасшую академическую жизнь Суры и Пумбадиты. Около 1170 года названный путешественник насчитал в Багдаде десять иешив или академий, из которых каждая имела своего начальника. Начальником главной иешивы был ученый Самуил бен-Али Галеви, носивший титул «гаона». Гаон вместе с другими рош-иешивами составляли духовную коллегию, которая заведовала внутренними делами общин, разбирала судебные споры и давала компетентные разъяснения по религиозным вопросам. Судебная коллегия составлялась из законоучителей десятой иешивы, которые занимались исключительно общественными делами. Обыкновенно они сами разбирали дела, поступавшие из разных судебных округов; но раз в неделю в их заседаниях участвовал гаон Самуил, и тогда рассматривались, по-видимому, наиболее важные дела.
Еврейская община Багдада, ставшая метрополией восточной диаспоры, рисуется современниками в радужных красках. Она состояла из тысячи семейств, среди которых было много богатых и ученых людей. Двадцать восемь синагог было в городе и его окрестностях по обеим сторонам Тигра; синагога экзиларха отличалась особенным великолепием. Багдад вообще был очень богат, так как вел торговлю со всеми странами; в нем было много «мудрых философов, ученых всякого рода и магов, сведущих во всяком чародействе». В состав Багдадского округа входили общины бывших академических городов Пумбадиты и Суры вместе с районом бывшей Нагардеи. Большие еврейские поселения существовали в Окбаре (близ Багдада), а также в приморской Басре, где жило «много ученых и богатых евреев». Путешественники называют часто по именам тех нотаблей, которые стояли во главе каждой общины, и свидетельствуют о единообразии общинного самоуправления в Багдадском округе.
Особый отпечаток лежал на еврейских общинах двух отдаленных областей, ранее входивших в состав Багдадского халифата: Аравии и Персии. Это был какой-то особый мир, хотя и тяготевший к духовным авторитетам Багдада, но имевший свои религиозные и национальные особенности. В городах Северной Аравии (Теима, Хайбар и др.), откуда евреи были изгнаны при самом возникновении ислама, оказались в XII веке большие еврейские общины, которые подчинялись особому «наси». Вениамин Тудельский, очевидно понаслышке, исчисляет еврейских жителей Аравии десятками и даже сотнями тысяч, отмечая среди них ученых, богачей и «воинов-богатырей, воюющих с вавилонянами с севера и жителями Йемена (с юга)». В массе они занимались земледелием и скотоводством, но попадались к кочевники, которые вели жизнь арабских бедуинов, что, однако, не мешало им быть весьма религиозными. Среди аравийских евреев путешественник нашел кружки аскетов и постников, «скорбящих о Сионе и Иерусалиме», то есть ожидающих близкого пришествия Мессии. В персидских провинциях бывшего Багдадского халифата находились большие еврейские общины в городах Сузы, Амадия, Хамадан, в резиденции персидского султана Испагань, в Ширазе, в Самарканде и далее в Средней Азии. Здесь также встречались «тоскующие по Сионе» и велась мессианская пропаганда, имевшая, по-видимому, связь с завоеванием Палестины крестоносцами. Персидским евреям, среди которых было много воинственных горцев, нетрудно было внушить, что если пришельцам из далекого Запада удалось захватить Иерусалим ради торжества христианства, то законным наследникам Святой Земли следует, со своей стороны, применить силу для ее освобождения. Эти освободительные стремления усилились после того, как мусульманские атабеги Сирии успели вытеснить крестоносцев из их сирийской цитадели Эдессы, следствием чего был неудачный для христиан второй крестовый поход 1147 года. На этой почве возникло мессианское движение, очаг которого находился в Персии.
§ 58. Мессианские движения XII века
Между 1155 и 1160 годом в персидском городе Амадии появился один из таких выразителей освободительных чаяний диаспоры. Выступивший в роли «мессии» Давид Алруи (или Менахем Ал-рухи) принадлежал к образованным людям своего времени. В юности, во время управления экзиларха Хасдая, он учился в багдадской академии под руководством гаона Али и приобрел обширные познания в библейской и талмудической письменности; он был также сведущ в светских науках и арабской литературе, а народная молва считала его еще знатоком тайной науки магии. По-видимому, не столько мистические, сколько вышеупомянутые политические соображения побудили Давида поднять знамя восстания во имя освобождения еврейства. Среди воинственных евреев-горцев Азербайджана раздался его призыв выступить против персидского султана и отправить боевые дружины в Палестину для завоевания Иерусалима. Себя Давид объявил свыше призванным вождем восстания, имеющего целью освободить еврейский народ от ига чужих народов. Многие пошли за Давидом и признали его мессией. К нему приходили смелые люди из Багдада, Моссула и других мест. Еврейские отряды вооружались, готовясь выступить из Амадии в поход. Узнав об этих приготовлениях, персидский султан призвал к себе Давида Алруи и спросил, действительно ли он стоит во главе восставших. Получив утвердительный ответ, он велел заключить «мессию» в тюрьму для государственных преступников в Табаристане. Но Давиду скоро удалось бежать из заключения. Молва гласила, что беглец-чародей внезапно появился во дворце султана, проникши туда невидимкой. Когда султан велел задержать Давида, слуги не могли этого сделать, ибо не видели его, а только слышали его голос. Легковерные люди распространили весть о чудесах «мессии», и вера в него росла.
Пока мнимый мессия скрывался от персидских властей, два обманщика в Багдаде воспользовались легковерием толпы для ловкой мистификации. Они показали багдадским евреям присланное будто бы мессией письмо, в котором говорилось, что час освобождения близок и что это совершится следующим чудесным образом: в указанный час, около полуночи, евреи должны облечься в зеленые одежды, взобраться на крыши своих домов и там ждать до тех пор, пока не поднимется сильный ветер и не унесет их прямо в Иерусалим. Одураченная багдадская толпа передала обманщикам все свое имущество для раздачи бедным, а сама последовала совету, преподанному в мнимом послании мессии. Только прождав с женами и детьми на крышах в течение целой ночи и не дождавшись чудесного перелета, легковерные люди поняли свое заблуждение. Обманщики же, забрав их имущество, скрылись. Багдадцы шутливо назвали тот знаменательный год «годом перелета».
Этот комический эпизод не изменил трагического взгляда персидских властей на еврейское мессианское движение. Персидский султан имел основание опасаться более серьезных последствий затеянной евреями «войны со всеми народами». Он уведомил багдадского халифа о своих опасениях и просил его воздействовать на экзиларха и гаона, чтобы они отговорили Давида от его безумного предприятия, иначе султан грозил истребить всех евреев в Персии. С мольбой о помощи обратились к еврейским сановникам Багдада и представители персидских общин, встревоженные ожидавшей их участью. Экзиларх и начальники багдадских академий отправили Давиду письмо, в котором говорилось: «Знай, что еще не пришло время избавления и нет на это знамений свыше, силой же одолеть нельзя. Мы приказываем тебе прекратить подобные действия, в противном случае ты будешь отлучен от всего Израиля». Это требование подкрепили главари общины в Моссуле, вышеупомянутые наси Заккай и астролог Иосиф Гахозе. Но Алруи не хотел и не мог отступиться от своей заветной идеи и продолжал агитировать в народе. Тогда персидские власти решили избавиться от опасного мятежника обычным на Востоке способом. Начальник города Амадия подкупил большой суммой денег тестя Давида Алруи и убедил его убить зятя, чтобы спасти всех евреев от беды. Мессия был убит во время сна в постели. Народное движение после этого улеглось, но персидский султан хотел вознаградить себя за пережитую тревогу и наложил тяжелую контрибуцию на подвластные ему еврейские общины. При посредничестве экзиларха удалось собрать сто «кикаров» золота и этим подношением задобрить разгневанного султана. Среди евреев Азербайджана остались, однако, еще сектанты, которые продолжали чтить память трагически погибшего мессии. Эти сектанты назывались «менахемистами», по эпитету мессии «Менахем» (утешитель).
Мессианское движение, подавленное в Персии, повторилось спустя некоторое время среди евреев Южной Аравии, в Йемене или Темане. В этой колыбели ислама были тогда воздвигнуты религиозные гонения на евреев; их обращали насильственно в религию Мухаммеда. Многие евреи притворно принимали эту религию, продолжая тайно исповедовать свою (ок. 1175 г.). Бедствия располагали к мессианским мечтам. В Йемене появился такой мечтатель, вообразивший себя предтечей мессии и волновавший народ своими предсказаниями. Переселившийся тогда в Египет Моисей Маймонид получал от представителей еврейских общин Аравии известия о происходящих там волнениях — и вот что рассказал впоследствии об этом великий мыслитель, судивший о таких явлениях с высоты своего философского Олимпа: «В Темане появился человек, объявивший себя послом мессии, призванным расчистить ему путь перед его пришествием. По его словам, мессия откроется миру в земле теманской. Вокруг него (пророка) собирались многие люди, евреи и арабы. Он ходил по городам и вводил людей в заблуждение, уговаривая их выступить с ним навстречу мессии, пославшему его. Братья наши в Темане написали мне обширное послание, извещая о поведении этого человека и его нововведениях по части молитв, а также о его проповеди и показанных им чудесах, которые они видели, и спросили меня, как к этому относиться. Вникая в это дело, я понял, что речь идет о человеке, бедном разумом, богобоязненном, но лишенном всякого знания. Все, что говорили о его действиях (чудесных) или что казалось делом его рук, есть ложь и обман. Меня беспокоила судьба тамошних евреев, и я написал им три послания по вопросу о царе-мессии, его признаках и о знамениях времени, когда он может появиться, причем внушил им, чтобы они предостерегли этого человека, дабы он сам не погиб, а с ним не пострадали бы общины. Кончилось все это тем, что через год его (пророка) схватили, а все приверженцы его разбежались. Один из арабских царей, арестовавший пророка, сказал ему: «Что же ты наделал!» А тот ответил: «Господин мой, царь, все это я сделал по слову Божию». — «Чем ты это докажешь?» — спросил царь. И пророк сказал: «Отруби мне голову, а я тотчас оживу и встану в прежнем виде». — «О, это действительно большое чудо, — воскликнул царь, — и если ты его совершишь, то и я, и весь мир поверим, что твои слова истинны и что наши предки завещали нам пустые, бесполезные верования»... Царь повелел подать меч, этому несчастному отрубили голову, и он погиб. Да будет его смерть искуплением для него и всего Израиля! Евреи же во многих местах были наказаны денежными штрафами. Однако и теперь еще (спустя двадцать лет) там есть неразумные люди, которые говорят, что он (пророк) скоро воскреснет и встанет из гроба».
Мало помогло, по-видимому, пастырское послание Маймонида к теманцам, писанное в самый разгар мессианского движения. В этом послании («Igeret Teman») он призывал к спокойствию и благоразумию, напоминал о тяжелом разочаровании как неизбежном результате увлечения псевдомессиями и советовал «не торопить конца», не форсировать мессию. Трудно было бороться с мессианством в эпоху, когда вся общественная атмосфера была насыщена им, когда христианский и мусульманский фанатизм толкал еврейскую диаспору на отчаянные попытки спасения. Вера в чудеса, проявившаяся в мессианских движениях, была особенно сильна среди восточных евреев. Эту черту часто отмечают тогдашние путешественники. В еврейских массах Месопотамии царило глубокое суеверие. От мусульман был заимствован обычай ходить на поклонение могилам святых мужей древности, большей частью там, где они вовсе не были похоронены. Десятки тысяч еврейских пилигримов из всех стран Азии толпились в тех местах, где, по сомнительным преданиям, находились гробницы пророка Иехезкеля (недалеко от Куфы), книжника Эзры и других великих мужей. Хождение на гробницу Иехезкеля превратилось в народный культ, которому подчинялись даже официальные вожди. Ежегодно, во время осейних праздников, туда стекались от 60 до 80 тысяч пилигримов из близких и далеких мест. Экзиларх и начальники академий также нередко появлялись здесь. Паломники располагались в палатках на берегах Евфрата. Над гробницей возвышался роскошный купол, а поблизости находилась большая синагога. Здесь происходили и торжественные религиозные церемонии, и веселые трапезы (в дни праздника Сукот), и ярмарочный торг. У гробницы Иехезкеля паломники молились об исцелении от разных болезней и от бесплодия, давали обеты, жертвовали деньги на содержание мавзолея и синагоги. Много рассказов ходило в народе о чудотворных свойствах святой могилы. Даже мусульмане паломничали туда. Другим святым местом была мнимая гробница книжника Эзры, который, будучи уроженцем Вавилонии, действовал в Иудее и, вероятно, там был похоронен. Народное предание назначило гробу Эзры место где-то у реки Самарры, в Багдадском округе. Туда гроб будто бы был перенесен из другого места, потому что Эзра явился во сне одному пастуху, спавшему на его могиле, и велел ему передать султану, чтобы тот велел евреям переместить его останки на берег названной реки. Приказ был исполнен, и над железным (по другой версии — мраморным) гробом в новом месте воздвигся купол с синагогою с одной стороны и мечетью с другой, ибо мусульмане тоже чтили эту могилу. Рассказывали, что около полуночи столб огня появляется над могилою Эзры и светит путникам час или два. Ключи от зданий у гробницы находились в руках евреев. Паломники оставляли этой страже денежные пожертвования, которые употреблялись на поддержку сирот и учащихся и на починку синагог в бедных общинах.
Общей святыней для евреев и мусульман была также мнимая гробница пророка Даниила, которая находилась в персидской провинции Хузистан, в древнем городе Шушане (Сузы). Кладбище, где покоились останки пророка, находилось в торговой части города, где жили богатые евреи, и бедные жители окраин за рекой жаловались на эту привилегию, приносящую счастье богачам. Наконец спорящие помирились на том, чтобы каждая часть города хранила у себя гроб поочередно в течение одного года. Но однажды прибывший в Сузы персидский султан Синджар-Шах (ок. 1140 г.) указал жителям на неудобство постоянного перемещения гроба из одной части города в другую и предложил им повесить гроб на железных цепях над мостом, соединяющим обе части города, и таким образом сделать его общим достоянием. В таком виде нашли эту достопримечательность западные еврейские туристы второй половины XII века.
§ 59. Гаон-экзиларх Самуил бен-Али в Багдаде
Во второй половине XII века в Багдаде властвовал вышеупомянутый гаон Самуил бен-Али, который после смерти бездетного экзиларха Даниила (1174) присвоил себе и его светскую власть. Двое родственников умершего Даниила, Давид и Самуил, жившие в Моссуле, спорили там за сан экзиларха, но удовольствовались тем, что носили титул и получали дань, каждый от своей партии. Действительным же экзилархом был гаон Самуил бен-Али, и багдадский халиф должен был признать это совершившееся слияние духовных и светских функций в одном лице. «Во всей Ассирии (округ Моссула), Дамаске, в городах Персии, Мидии и Вавилонии, — говорит путешественник Петахия Регенсбургский, — у евреев нет ни одного даяна, который бы не был назначен гаоном рабби Самуилом, главой иешивы в Багдаде. Он дает разрешение в каждом городе судить и учить, свидетельства за его печатью имеют силу во всех странах, даже в Палестине, и все боятся его. У него есть шестьдесят рабов и слуг, которые бьют непослушных палками. Он носит золототканую одежду, как царь, а палаты его убраны по-царски шелковыми материями». Вместе с тем этот сановник «богат знаниями в писанной и устной Торе и во всей мудрости египетской (в светских науках), и нет ничего скрытого от него; он даже знает силу имен (заклинаний), и его спрашивают по части звездной мудрости (астрологии)». Самуил бен-Али читал в академии лекции Талмуда только для слушателей, уже подготовленных другими учеными, и тем не менее его аудитория была очень велика: постоянных слушателей у него было до 500. Читал он также как «сановник»: в зале своего дворца, убранном коврами, сидел гаон на высокой кафедре, а ученики сидели на полу. Он читал, обращаясь к стоявшему на кафедре «толкователю» («метургеман»), который передавал его слова и объяснял их слушателям. С вопросами ученики обращались к толкователю, который докладывал их гаону в случае, если сам затруднялся отвечать. Названный путешественник сообщает, что у Самуила не было сыновей, а была только дочь, очень сведущая в Библии и Талмуде. Она читала лекции младшим ученикам, сидя у открытого окна в верхнем этаже дома, а ученики слушали, стоя внизу на дворе и не видя лектора. Таким способом достигалась цель обучения без нарушения вошедшего в еврейские нравы мусульманского обычая затворничества женщин. Дочь гаона была замужем за одним из его учеников, предназначенным унаследовать его титул, но молодой человек умер при жизни тестя. Поэт того времени прославлял в звучных еврейских стихах редкие душевные качества ученой дочери Самуила.
Со времени падения гаоната после смерти Гая Самуил бен-Али был первым (и, как скоро оказалось, последним) гаоном, авторитет которого признавался в странах Востока и Запада. При нем возобновились гаонские послания: ответы на запросы по части законоведения и религиозной практики. Как велика была слава Самуила бен-Али в отдаленных местах, видно из того, что к нему обращался с такими запросами ученый Моисей из Киева[34]. Около 1190 года завязалась оживленная полемика между багдадским гаоном и Моисеем Маймонидом, жившим тогда в Египте. К обоим духовным вождям обратились с запросом, можно ли в субботу ездить на корабле по большой реке. Либеральный Маймонид ответил положительно, консервативный же Самуил бен-Али дал отрицательный ответ, мотивированный сложными казуистическими доводами. Вскоре к обоим ученым, багдадскому и каирскому, обратились из Йемена с более серьезным вопросом о том, как понимать догму воскресения мертвых, неясно формулированную в появившемся тогда Маймонидовом кодексе. Багдадский гаон разъяснил этот вопрос в смысле простонародной веры, допускающей полное телесное воскресение, причем упрекнул Маймонида в стремлении заслонить эту религиозную догму философской идеей бессмертия души. Каирский мудрец ответил на это так, как отвечал всем своим противникам из лагеря ортодоксов: иронической оценкой их философского мышления (см. выше § 50). Маймонид вообще относился пренебрежительно к тому официальному иудаизму, представителем которого был багдадский гаон. Своему ученику Иосифу ибн-Акнину, который намеревался открыть талмудическую школу в Багдаде, он советовал не связываться с тамошними учеными, которые заставят его жертвовать независимостью мысли. «Лучше тебе, — писал он, — зарабатывать одну драхму работой ткача, портного или столяра, чем занимать пост (академический) под властью экзиларха».
Гаон-экзиларх Самуил бен-Али умер около 1200 года, и с тех пор начинается постепенное угасание багдадского автономного очага. Сам халифат, воскресший в начале XII века, клонился теперь к упадку. Энергичный халиф Ан-Насир (1180-1225) старался еще поддержать престиж своего небольшого государства, сжатого в тисках воинственных соседей. Следуя традиции славного прошлого, он выдал одному из преемников Самуила, Даниилу бен-Элеазару, грамоту (1209 г.), в которой следующим образом определяются объем власти гаона или «рош-иешива» и его отношения к общинам: «Ввиду того, что Даниил бен-Элеазар бен-Хибат Алла просит нас поставить его на место рас-метиба (рош-иешива) вместо умершего Элеазара бен-Гилеля, согласно прежним правилам и обычаям, его величество Ал-Насирбидин-Алахи приказал: назначить просителя на место рас-метиба, вместо упомянутого покой-ника (на тех же основаниях), как и Ибн-ал-Дастур (арабское название Самуила бен-Али) занимал этот пост. Пусть обращаются к носителю этого титула из всех мест, которые, по обычаю, подчинены его управлению. Ему дозволено отличаться своей одеждой от себе подобных, как приличествует людям его ранга. Еврейские общины и их судьи в Багдаде и во всех областях Ирака обязаны подчиняться его распоряжениям и руководствоваться его решениями в своих спорах. Ему должны быть предоставлены все права, какими пользовались его предшественники в этом сане, во всех управляемых им местах, и никто не смеет ему противодействовать. Он же во всех своих делах и распоряжениях должен сообразоваться с защитой интересов (соплеменников) и добросовестно исполнять требования своего властелина (халифа)».
Однако официальные грамоты не могли уже поднять значение гаоната, представители которого все мельчали. Сфера влияния Багдада все более суживалась. Крупные общины Сирии — Моссул, Алеппо, Дамаск — имели своих вождей с титулами «рош-иешива» и даже «наси», а в политическом отношении подчинялись независимым от халифа местным султанам. Палестина, постепенно освобождавшаяся от крестоносцев при помощи Египта, втягивалась в сферу влияния этого государства. Посетивший Багдад около 1220 года испанский поэт Алхаризи писал об этом городе как о бывшем центре: «Некогда краса всех стран, где издревле были гаоны и мудрецы мира, он (Багдад) лишился своих старцев, и остались там юнцы, исчезла мука и осталась мякина, ушли благочестивцы и остались смутьяны, умерли львы и место их заняли лисицы». В Алеппо и Дамаске этот турист отмечает гораздо большее оживление, общественное и литературное. И действительно, Багдадский халифат доживал уже последние годы. Халиф Насир, желая избавиться от своих персидских и туркестанских врагов, призвал на помощь монголов из орд Чингисхана, а вскоре монгольская волна залила всю Азию. Последние халифы находились в зависимости от этих варваров, а в 1250 году им сдался Багдад.
Кончился после пятивекового существования халифат Аббасидов, а с ним отошла в вечность яркая полоса еврейской истории. Волна варварства, затопившая цивилизацию Багдадского халифата, снесла и еврейские культурные гнезда в этих владениях ислама. Оставались еще еврейские общины в разных углах Вавилонии, Персии и Средней Азии, местами сохранился и прежний общинный строй с даяном и рош-иешивой во главе, кое-где (в Дамаске, Алеппо) потомки экзилархов еще величали себя титулами «наси» и «рош-гола» — но то были обломки прежней организации. Вавилония погружается в состояние неподвижности. Движущие силы восточного еврейства перемещаются на время в Египет.
§ 60. Египет и египетская Палестина до начала XIII века
Вытесненные крестоносцами из Иерусалимского Королевства, еврейские массы содействовали, с одной стороны, временному оживлению автономных центров в Сирии и Месопотамии, а с другой — усилили давно сложившийся при Фатимидах центр в Египте. Лишившись Палестины ранее при сельджуках (1071 г.), а потом при крестоносцах (1099), Египет не скоро примирился с этой потерей. В первые годы Иерусалимского Королевства христианская Палестина не раз видела на своем побережье военный флот египтян, которые владели морской базой в Аскалоне и оттуда делали набеги внутрь страны. Потом Фатимиды оставили Палестину в покое, пока борьбу не возобновил герой Саладин (Salah-eddin), основатель новой династии Эюбидов в Египте (1171). В эту эпоху последних Фатимидов положение египетских евреев было особенно благоприятно. Росли большие общины в Каире-Фостате и Александрии, оживились общины в других городах, расширялось самоуправление. Несмотря на возрождение экзилархата в Багдаде, Египет еще имел своего экзиларха в лице особого «нагида». Во второй четверти XII века нагидом был Самуил абу-Мансур, состоявший медиком при дворе фатимидского халифа Хафиза в Каире. Египетские летописцы рассказывают следующее о причине возвышения этого еврейского сановника. Между халифом и его сыном Хасаном возникла вражда из-за желания халифа завещать престол другому сыну, которого поддерживали провинциальные эмиры. Перетянув на свою сторону часть войска, Хасан хватал враждебных ему эмиров и предавал их лютой казни, но, когда счастье в борьбе отвернулось от него, эмиры потребовали казни жестокого принца. Вынужденный исполнить требование, Хафиз решил отравить сына быстродействующим ядом и попросил своего придворного врача Абу Мансура приготовить такой яд. Еврейский врач отказался исполнить это поручение, поклявшись Торой, что он не знает секрета приготовления такого яда (по другой версии, отказ был мотивирован тем, что врач не вправе прибегать к смертоносным средствам). Тогда халиф поручил это дело своему арабскому врачу, и тот охотно исполнил страшное поручение. Впоследствии халиф, сожалея о гибели сына, велел казнить слишком услужливого араба, а еврея Абу-Мансура назначил главным придворным врачом и подарил ему конфискованное имущество казненного.
Пользуясь расположением Хафиза, Абу-Мансур мог широко осуществлять свою власть «нагида» и упрочить дело еврейского самоуправления в Египте. Имя этого сановника увековечено царем еврейской поэзии Иегудой Галеви, который гостил у него в Каире во время своей поездки на Восток (около 1140 г.). Когда Абу-Мансур узнал, что великий поэт прибыл из Испании в Александрию, а затем — в порт Дамиетта, он послал ему приглашение приехать в Каир. Поэт поехал туда по Нилу и был радушно принят Абу-Мансуром, который старался задержать славного гостя подольше в своем доме. В Александрии Иегуда Галеви гостил у местного даяна Арона ал-Омани, а в Дамиетте — у своего друга Халфана Галеви. Везде он был окружен горячими почитателями и мог убедиться, как высоко ценят в Египте литературный талант. Но его тянуло в Палестину, в Иерусалим, и в стихотворных посланиях к своим египетским друзьям он изливал свою тоску по Святой Земле в дивных строфах, которые еще доныне трудно читать без волнения. Отвечая друзьям, старавшимся удержать его в Египте, поэт писал: «Может ли вместить Египет душу, сотканную с холмом Сиона? Ведь камни этого холма обожжены пламенем моего сердца, а его пески смешаны с моими слезами. Ведь и сейчас, как только подумаю о дне, когда я с окутанной головой и босыми ногами буду шагать по Сиону, мои слезы бегут быстрее этих письмен, подталкиваемые глубокими вздохами». На довод друзей, что и Египет связан с чудом явления Бога Моисею и юношескими воспоминаниями Израиля, Иегуда Галеви отвечает: «Знаю, что тут (в Египте) временно гостил святой дух, завернув туда, как путник под тень дерева, но в Салиме и Сионе он туземец, ибо там Тора и величие (нации)». Плавая по Нилу, поэт просит волну унести его мимо Мицраима, Красного моря и пустыни, по пути Моисея, «в то прекрасное гнездо, откуда изгнаны птенцы голубя и где осела стая ворон». В это воронье гнездо, в царство крестоносцев, он спешил из гостеприимного Египта. В последнюю минуту он как будто сам испугался смелости своего замысла. После отъезда из Александрии след поэта теряется (см. выше, § 44).
Тридцать лет спустя посетивший Египет путешественник Вениамин Тудельский дает обстоятельное описание главных еврейских общин этой страны. В Каире (Мицраим, Мисри) находилось около 2000 еврейских семейств. Община, сосредоточенная в старой части города — Фостат, делилась на две группы: палестинцев или сирийцев (по-арабски — ал-шамаин) и вавилонян (ал-иракин). Каждая группа имела свою синагогу и свои особенности в чине богослужения: вавилоняне, например, проходили все Пятикнижие в субботних чтениях в течение одного года, читая еженедельно один из пятидесяти отделов текста, между тем как палестинцы распределяли каждый отдел на три субботы, и круг чтения всей Торы продолжался у них три года. В Каире как столице государства жил нагид, официальный представитель египетского еврейства. При посещении Вениамина Тудельского (ок. 1170 г.) нагидом или «рош-гакегилот» (начальник общин) был преемник врача Абу-Мансура по имени Натаниель (Хибат-Алла по-арабски), состоявший также ректором иешивы. «Он, — говорит путешественник, — является главой всех общин Египта, назначая в них раввинов и хазанов; он же состоит на службе великого царя, живущего во дворце Цаон-Мицраим (Каир), столицы всех арабов, которые признают главой правоверных потомка Али-Абуталиба (т.е. из рода Фатимы и Али)». Еврейская община Александрии (около 3000 человек) превосходила численностью каирскую. Здесь былой мировой центр торговли особенно оживился в эпоху крестовых походов, когда установилась тесная экономическая связь Европы с Азией и Африкой. Путешественник отмечает 28 европейских стран и провинций, оттуда регулярно ездили по торговым делам в Александрию (Италия, Испания, Франция, Германия, Англия, Византия, Россия (Russia), Венгрия и др., кроме стран Востока до Индии включительно). «В городе шумно от торга, и купцы каждой нации имеют там свое подворье». Другим коммерческим центром был известный из истории крестовых походов портовый город Дамиетта, где находилась еврейская община из двухсот членов. Большая община из трех тысяч членов существовала тогда в городе Бельбейсе, в восточной области Нила (библейский Гошен). Второстепенные общины находились в других городах Нильской долины: Дамира, Сефит, Махала, Фаюм. У египетских евреев было свое святое место для паломничества: среди древних развалин близ Фостата показывали синагогу имени библейского Моисея. Турист Вениамин нашел там одного ученого старца, который обслуживал эту синагогу. Еще в XIV веке, по свидетельству тогдашнего египетского историка Макризи, к «Моисеевой синагоге» (указанной им в той же местности недалеко от Каира) тянулись толпы еврейских пилигримов в праздник Шавуот или «провозглашения Торы», для чествования памяти творца Торы. Наряду с общинами раббанитов в Каире, Александрии и других городах существовали общины караимов и самаритян.
В те годы, когда Вениамин Тудельский возвращался через Египет в Европу, в халифате Фатимидов совершился великий кризис. Могущественный султан Алеппо и Дамаска Нуреддин давно уже протягивал руку через христианскую Палестину к Египту, где последние Фатимиды стали жалкими игрушками в руках своих визирей. При малолетнем халифе Адиде (1160-1171) в египетские дела вмешивались два соперника: сирийский султан Нуреддин и иерусалимский король Амальрих. Несколько лет Египет служил ареной борьбы сирийцев и франков, и во время этих войн был сожжен старый еврейский Фостат, пригород столицы (1168). Наконец победили сирийцы под начальством великого полководца и будущего властителя Востока, Саладина. Он положил конец власти Фатимидов и стал управлять страной именем Нуреддина (1171), причем велел в мечетях молиться за правоверных халифов-аббасидов вместо Фатимидов. После смерти Нуреддина (1174) Саладин овладел Дамаском и сделался правителем Сирии и Египта. С этого момента перед ним встала задача — упразднить расположенное между обеими странами Иерусалимское Королевство, объединить Переднюю Азию и доставить исламу полное торжество над христианством. Ликвидировать дело крестовых походов на Востоке — такова была миссия Саладина, которую он по мере сил выполнил, хотя не успел довести ее до конца. В 1187 г. объявленная Саладином «священная война» увенчалась блестящим успехом: поражение крестоносцев в битве близ Тивериады повело к завоеванию Саладином почти всей Палестины. Иерусалим сдался, и 2 октября того же года совершился исход христиан из святого города после 88летнего господства в нем. Было завоевано палестинское побережье, и на христианские общины в Сирии надвигалась сокрушительная волна ислама. Дрогнула христианская Европа при вести о падении оплота церкви на Востоке. Церковь, в свою очередь, объявила священную войну. Начался третий крестовый поход под главенством трех монархов: Фридриха Барбароссы, Ричарда Львиное Сердце и Филиппа-Августа (1189-1192). Бой кипел на сиро-палестинском побережье. Героические усилия огромных христианских армий привели к взятию ими порта Акко и укреплению крестоносцев на береговой полосе до Яффы. По заключенному с Саладином миру в Рамле (1192) эта узкая приморская полоса осталась в руках христиан, которым еще дозволялось паломничать к «Гробу Господню» в Иерусалиме; вся же остальная Палестина вошла в состав великой монархии Саладина.
Результатом возвращения Иерусалима под власть мусульман было возвращение евреев в святой город. Между 1175 и 1180 годами путешественник Петахия Регенсбургский нашел в Иерусалиме только одного еврея-красильщика, жившего там по милости христианского короля, а в 1190 году новый хозяин города Саладин разрешил евреям свободно селиться там. «Как только город был завоеван исмаилитами, он населился израелитами», — говорит поэт Алхаризи, посетивший Иерусалим спустя четверть века. В виде диалога с иерусалимцем («Тахкемони», глава 28) поэт изображает тогдашнее настроение возвращенных. «Почему же евреи не селились здесь (в Иерусалиме), когда город был в руках христиан? — Потому что они (христиане) говорили, что мы убили их Бога и обидели их, и если бы они нас там поймали, то живьем съели бы... Но Бог поднял дух царя исмаильского (Саладина), в 4950 году от сотворения мира (1190 г. хр. эры), внушив ему мудрость и мужество; он пошел с войском из Египта, осадил Иерусалим, и Бог отдал город в его руки. Тогда он кликнул клич по всем городам: пусть всякий желающий из потомков Эфраима вернется туда из Ашура и Мицраима (Месопотамии и Египта) и всех мест, где они рассеяны». В течение двух-трех десятилетий в Иерусалиме выросла значительная община, но поэт жалуется на царившие в ней внутренние раздоры.
В самом Египте веротерпимость Саладина была только продолжением старой традиции каирского двора. Издавна здесь установился обычай держать при дворах султанов еврейских лейб-медиков и одному из них предоставлять роль нагида или официального представителя всех еврейских общин халифата. При Саладине эту двойную должность занимал не кто иной, как Моисей Маймонид, личность которого придала особый блеск еврейскому автономному центру на берегах Нила. Судьбе угодно было связать с Египтом имя третьего великого еврея после Филона и Саадии. Филон, живший и действовавший в иудео-эллинской Александрии; Саадия, родившийся в Египте и завершивший свою карьеру в Вавилонии; Маймонид, уроженец Испании, творивший в Каире, — все они в своем философском творчестве в различных формах сливали восточное миросозерцание с западным и являлись универсальными мыслителями.
§ 61. Маймонид в Магрибе и Египте
Маймонид, как сказано выше (§ 48), прибыл в Египет из соседнего Магриба, где с середины XII века на голову евреев обрушились тяжкие бедствия. Африканская Берберия (Марокко, Тунис) искони была гнездом мусульманского «махдизма», родиной фанатических спасителей ислама, Махди, требовавших священной войны с неверными. Новый Махди, марокканец Мухаммед ибн-Тумарт (ок. 1120-1130 г.), выступил во всеоружии мусульманской теологии, которую он изучил в школах Кордовы и Багдада: он провозгласил догму «Таухид» — единства и отвлеченности Бога, в противовес ортодоксам ислама, допускавшим человекообразные представления о Божестве. Его последователи назывались «исповедниками единства» — Ал-Мовахидин или Альмохады. С этой богословской проповедью была связана тенденция панисламизма, который должен осуществиться путем насильственного обращения иноверцев в «истинную веру». Охватившее Северную Африку движение Альмохадов проделало обычную в истории ислама метаморфозу: оно превратилось из религиозного движения в политическое и повело к созданию новой династии, которая вытеснила в Африке и в Испании прежнюю династию Альморавидов. Альмохады оказались последовательнее своих предшественников в деле насаждения правоверия. Утвердившись в области Марокко и Феца альмохадский правитель Абдулмумин (1130-1163) поставил евреям и христианам на выбор: либо признать догму «единства» Бога и пророческой миссии Мухаммеда, либо выселиться из страны[35]. Многие евреи переселились в Испанию и в другие страны, другие же, искренно признавая догмат единства в его чистой иудейской форме, притворно согласились признать Мухаммеда пророком. Мусульмане обыкновенно довольствовались таким формальным признанием, и «новообращенные» имели возможность в своих домах соблюдать законы своей веры. Однако это двоеверие было чрезвычайно тягостно, тем более что иногда приходилось для виду присутствовать при богослужении в мечетях. Синагоги были закрыты, и за всякое открытое исполнение обрядов грозила смерть. Создалась категория «ануссим», формальных невольников ислама. Случаи действительного отпадения от иудейства были очень редки. К ним относится ренегатство марокканского ученого Самуила ибн-Аббаса, учившегося в Вавилонии. В 1163 году он объявил, что к нему в чудном видении явился сам Мухаммед и направил на путь истины. Самуил утверждал, что евреи обладают Торой Эзры, а не Моисея, и подчиняются законам, выдуманным талмудистами. В своем полемическом сочинении на арабском языке «Обличение иудеев» (Ifham al-jahud) он доказывал, что Иисус и Мухаммед отменили иудейский закон по Божьему внушению. Свою догматическую полемику он сопровождал злостными нападками и клеветой на бывших единоверцев. Позже испанский юдофоб-католик перевел это сочинение на латинский язык, и оно под заглавием «Epistola Samuelis Maroccani» усердно распространялось в католических странах.
В это время обстоятельства загнали в Фец странствующую семью Маймонида (1159-1160). Она попала из огня в полымя, ибо Фец был тогда главным гнездом альмохадского фанатизма. Новоприбывшим, вероятно, также пришлось испытать муки религиозных преследований и скрывать свою принадлежность к иудейству. Тут Моисей Маймонид счел нужным опубликовать свое «Послание об отступничестве» (см. выше, § 48), где он доказывал, что вынужденное заявление, не обязывающее к активному нарушению основных заповедей иудаизма, не может считаться отступничеством, но советовал при малейшей возможности покинуть страну произвола и насилия. Сам он удалился в Египет. Оставшимся в Магрибе евреям пришлось еще долго страдать под игом Альмохадов. На уличенных в двоеверии воздвигались страшные гонения, как позже на марранов в Испании. Халиф Якуб аль-Мансур (1184-1199) заставлял несчастных «ануссим» носить особую одежду: черную тунику и желтый головной убор, что могло натравить на них толпу. До падения власти Альмохадов в середине XIII века продолжались эти гонения, но и позже Магриб остался гнездом самого мрачного мусульманского фанатизма. Еврейские общины там уже давно захирели, переселившись частью в Испанию, частью в Египет.
Прибыв в Египет, Маймонид сначала жил в Александрии, где работал над своими начатыми еще в Испании сочинениями, а затем поселился в Фостате-Каире. В то время, когда в Египте упрочилась власть Саладина, Маймонид занимал уже видное общественное положение. Он был избран раввином Каира и стоял там во главе «бетдина», судебной коллегии из девяти членов. Вместе с тем он занимался своей профессией — медицинской практикой. Эта профессия ввела его в придворные круги. Он состоял домашним врачом при Саладине и его визире Ал-Фадиле. Маймонид получил официальный титул Раис ал-умма, «глава нации», соответствовавший званию «реш-галута» в Азии и «нагид» в Египте. В звании нагида Маймонид был, по-видимому, преемником вышеупомянутого Натаниеля. Он ревностно заботился об упорядочении автономии еврейских общин в Египте, Палестине и Сирии и отвечал на многочисленные запросы по делам религиозным и общественным, поступавшим из различных мест. Между прочим, он позаботился об урегулировании отношений между раббанитами и караимами, которые имели свои организованные общины в Каире, Александрии, Дамаске и других местах. В одном из своих окружных посланий Маймонид рекомендует своей пастве жить в мире с караимами, поскольку и те являются добрыми соседями; он разрешает посещать их дома, поздравлять или выражать соболезнование по поводу их семейных событий, даже помогать им в совершении обряда обрезания и устройстве похорон; только приобщить их к молитвенному собранию нельзя, так как караимы не признают авторитета тех талмудистов, которыми установлен чин молитвы.
Либерализм Маймонида не нравился староверам, и после появления его классического кодекса «Мишне-Тора» у него явились такие же противники в Египте, какими были гаон Самуил бен Али в Багдаде и авторитетные раввины в Провансе. Недоволен был свободомыслием Маймонида даян общины в Александрии, Пинхас бен-Мешулам, выходец из Прованса. Он также обвинил Маймонида в желании вытеснить своим кодексом изучение Талмуда, которое само по себе составляет религиозную обязанность для еврея. Но, с другой стороны, великий мыслитель имел и верных учеников, и восторженных поклонников. Спасшийся от религиозных гонений в Магрибе, Иосиф ибн-Акнин прибыл в Египет и стал любимейшим учеником Маймонида, который посвятил ему свой «Путеводитель блуждающих». Врач, математик и философ, Акнин распространял религиозно-философские идеи своего учителя в Алеппо и Дамаске, куда он переселился из Египта. К каирскому мудрецу приезжали для бесед и знаменитые арабские теологи (Абдаллатиф из Багдада и другие).
О своей жизни в Каире сам Маймонид сообщал следующее в одном из своих писем к друзьям в Европе, писанном около 1199 года: «Я живу в Мицраиме (Фостате), а царь (султан) в Каире (новом), на расстоянии двух субботних дистанций (около трети мили). Ежедневно по утрам я обязан являться к царю; если же заболеет он сам или кто-нибудь из его детей или жен, то я провожу во дворце большую часть дня. Иногда мне приходится также лечить заболевающих чиновников. Но и в те дни, когда все благополучно, я могу возвращаться в Фостат только после полудня, уже проголодавшись. Там я застаю в прихожей своего дома массу людей: мусульман и евреев, важных особ и простолюдинов, судей и чиновников, друзей и врагов, дожидающихся моего возвращения. Я слезаю со своего осла, умываюсь и выхожу к ним, извиняясь и прося их подождать, пока слегка закушу. Затем выхожу к больным, чтобы лечить их, пишу записочки и формулы лекарств от их болезней. Так уходят и приходят ко мне люди до вечера. Иной раз работаю до двух часов ночи... По субботам приходят ко мне члены общины после молитвы, и я даю им наставления на всю неделю».
Когда писалось это письмо, Саладина уже не было в живых, и речь тут шла об одном из его преемников, вероятно о султане Адиле. Через несколько лет умер и Моисей Маймонид (1204). Евреи и мусульмане объединились в общем чувстве скорби при первой вести о кончине мыслителя, которого арабы причисляли к представителям арабской литературы. В Иерусалиме еврейская община установила пост и молитву по случаю смерти «главы нации». Прах Маймонида был перевезен в Святую Землю и похоронен в Тивериаде. Маймониду не суждено было жить и творить в Палестине, бывшей тогда ареной борьбы между христианами и мусульманами, но нечто символическое было в том, что останки великого пророка Разума приобщились к родной земле, где покоился прах древних пророков. Как в древнем профетизме, так и в учении Маймонида национальное сливалось с универсальным, хотя и в различных формах.