Так оно и случилось. Восьмого декабря 1941 г. С. М. Дубнов был убит, очевидно, латышским охранником во время начавшейся депортации по дороге к машине, на которую пожилому и больному ученому было тяжело взобраться. Существуют и другие версии его гибели, по одной из которых он говорил еврею, шедшему с ним в последний путь: «Записывайте все, что происходит». Впрочем, этот рассказ вызвал недоверие у его дочери, нам он кажется также сомнительным.
Мы обозначили вехи жизненного пути величайшего еврейского историка ушедшего столетия, а сейчас обратимся к его научной деятельности.
Для С. М. Дубнова занятия историей обрели форму почти религиозного служения. Он начал как автор изящных набросков, посвященных различным выдающимся еврейским деятелям. Фактически они представляли собой перефраз Греца, были написаны в либеральном духе, противопоставлявший свет тьме, героев злодеям, рационалистов мистикам. В традиции Греца еврейский мистицизм трактовался как некое отклонение. И только когда Дубнов обратился к изучению истории и написал историю хасидизма, опубликовав отдельные очерки в «Восходе» (1888-1891), именно тогда он обрел известность и имя. Проанализировав источники, Дубнов пришел к обоснованным заключениям, в результате которых отказался от своего неприятия этого движения и его основателя Баал Шем Това (Бешта).
В свое время, определяя свою теологическую точку зрения, Грец, с одной стороны, негативно отнесся к мистицизму и религиозной реформе — с другой. Идея провиденциализма редко выказывала свое присутствие в его сочинениях.
Дубнов обрел интеллектуальную зрелость, разделяя взгляды позитивистской школы. Он считал, что современному историку следует остерегаться метафизики и необходимо интерпретировать прошлое иным образом. Была ли уникальной история сохранения еврейского народа волей Всевышнего, является вопросом для богослова, а не для историка.
Дубнов стал достаточно рано осознавать ограниченность Греца, но, еще продолжая восхищаться своим предшественником, год спустя после его смерти дал обширную и детальную критику его труда в очерке «Что такое еврейская история?» («Восход», 1893 г.), написанную еще в значительной степени в духе пионера современной еврейской науки Леопольда Цунца и его последователя Генриха Греца. Он одобрительно цитировал известное положение Цунца: «Если мы называем богатой литературу, в которой насчитывается несколько классических трагедий, то какое же место подобает трагедии, которая длится полторы тысячи лет, которая сочинена самими героями и ими же разыгрывается?» Периодизация Дубнова еще оставалась традиционной, основывающейся на литературе: Талмуд, гаоны и т.д. Как он писал позже, этот очерк должен был стать введением к русскому переводу Греца, который по различным причинам так никогда и не был осуществлен[36].
Довольно скоро Дубнов отказался от своего подхода, нашедшего выражение в этом очерке, но, по сути, оно пришло слишком поздно. Во введении к немецкому переводу своей Всемирной истории он объясняет, что, несмотря на то что он никогда не публиковал в виде отдельного издания свой очерк 1893 г., значительно более поздние публикации немецкого и английского переводов его работы были сделаны тогда, когда он уже не разделял своих прежних взглядов. Уже после гибели Дубнова этот очерк был также напечатан и в переводе на иврит (1953) без какого-либо указания на то, что его автор изменил свою позицию. Один раз напечатанное слово имеет свою судьбу и не может принадлежать лишь его автору. Возможно, так же и то, что «грецианский» Дубнов 1893 г. более всего опирался на свое воображение в сравнении со зрелым Дубновым с его теориями еврейского национального существования.
Эти теории обрели реальное отражение в его Письмах о старом и новом еврействе, публиковавшихся с 1897 г. в журнале «Восход» и вышедших отдельным изданием в 1907 г. В своем первом «письме» он отстаивал идею, которой он придерживался всю жизнь, что евреи составляют нацию, а не религиозную общину. Общность религии является лишь одним из признаков национального существования еврейства. Здесь он еще использовал определение «духовно-историческая нация». Несмотря на то что когда-то евреи лишились своей государственности, тем не менее нация, создавшая свои собственные автономные институты, не исчезла, продолжала свое существование.
В дальнейшем он придерживался теории, которую называл социологической концепцией истории, отличную от социологического метода. Наиболее ярко эта концепция нашла отражение в предисловии к его Всемирной истории, издававшейся в Берлине с 1925 по 1929 гг. на немецком языке, и частично также и по-русски в 1924 г. Социологическая концепция здесь характеризовалась как «мысль о том, что еврейский народ во все времена и во всех странах является субъектом, творцом своей истории, не только духовной, но и социальной жизни».
В начале своей деятельности Дубнов собирался написать работу, которую он рассматривал как некое приложение к труду Греца, где прежде всего собирался обратить внимание на евреев Польши и России, историей которых фактически пренебрег великий немецко-еврейский историк. Но в дальнейшем Дубнов пришел к выводу, что необходимо создание совершенно иного труда и при написании еврейской истории исходить прежде всего из географического, а не хронологического принципа. Вместо того чтобы перескакивать из одной страны к другой, необходимо, считал он, попытаться соединить напрямую несвязанные события. Дубнов приходит к идее о том, что для каждого периода диаспоральной еврейской истории можно выделить «центр гегемонии», который являлся доминантным для того или иного времени, начиная с Вавилона. В конце своей жизни он стал свидетелем заката польско-еврейского центра. Он верно предвидел подъем двух новых центров в США и Эрец-Исраэль. Когда он довел немецкое издание до 1928 г., будущее Эрец-Исраэль было еще туманным, а немецкому еврейству с его ассимиляционной направленностью казалось мало что угрожало. В 1938-1939 гг., когда, как он думал, из своего безопасного укрытия в Риге Дубнов готовил к печати русскую и ивритскую редакцию Всемирной истории, он осознал, что немецкое еврейство обречено, но три миллиона евреев США и 500 тысяч евреев Эрец-Исраэль, несомненно находящихся на пути к созданию государства, являются новыми центрами. Он полагал, что новая европейская война потребует много еврейских жертв, но ни он, ни кто-либо еще не могли предвидеть систематического уничтожения миллионов евреев Европы.
Дубнов был широко читаемым автором. Краткие редакции его истории изданы на нескольких языках для школ и домашнего чтения. Его книга по еврейской истории для детей — одна из немногих работ Дубнова на идише — являлась учебником в идишистских школах, существовавших в Восточной Европе в период между двумя мировыми войнами. В течение ряда десятилетий ивритская редакция его обширного исторического труда была общепризнанной книгой для чтения в израильских средних школах. В последние годы труды и методология Дубнова все чаще рассматривались применительно к той эпохе, в которой он жил и работал, его работы стали скорее объектом историографических исследований, а не книгами для чтения по истории. Об этом можно лишь сожалеть, ибо С. М. Дубнов сообщает читателю, что происходило и как, когда и, если возможно, почему. Далеко не всем историкам, считающимися более изощренными специалистами в своей области, удается это сделать. Именно поэтому представляется особенно важным решение издателя переиздать для нового поколения читателей значительную часть его Всемирной истории на том языке, на котором она была создана.