§ 39 Возвращение изгнанников во Францию (1315)
Изгнав евреев из Франции в 1306 году, Филипп Красивый повел себя так, что население стало скоро жалеть об их уходе. Король-грабитель насадил повсюду своих агентов для отобрания конфискованного еврейского имущества и для взыскания долгов с христиан, кредитовавшихся у евреев. В течение ряда лет производилась эта реализация королевского грабежа, связанная с чрезвычайными трудностями. Многие изгнанники перед уходом передали свое движимое имущество христианам, и агенты-приемщики должны были обыскивать дома, где оно было спрятано или где такое укрывательство предполагалось, причиняя жителям большие неприятности. Еще хуже обстояло дело со взысканием долгов в случаях утери долговых обязательств. Должники-христиане в таких случаях либо молчали, либо уверяли, что долг ими уже уплачен заимодавцу, а подкупленные чиновники обманывали короля, делясь еврейской добычей с укрывателями. Король пробовал вернуть в страну некоторых еврейских кредиторов, с тем чтобы они назвали имена должников, скрывающих свою задолженность, причем евреям обещалась часть подлежащей взысканию суммы, но кредиторы оказывали плохую помощь в деле своей собственной экспроприации и предпочитали вступать с должниками в более выгодные для обеих сторон сделки. В результате христианское население, ограбленное королем за счет евреев и лишившееся доступного кредита после выселения евреев и «ломбардцев», стало громко выражать свое недовольство. В это время сложилась французская народная песенка: «Если бы евреи жили в королевстве французском, христиане имели бы большую помощь, чего теперь не имеют». Наконец и сама королевская казна, растратив конфискованные капиталы евреев, ломбардцев и тамплиеров, не имела больше удобного объекта для эксплуатации.
При таких обстоятельствах на очередь встал вопрос о возвращении евреев во Францию. В 1315 году, через десять лет после изгнания, новый король Людовик X решил призвать изгнанников обратно. Он завел переговоры об этом с теми изгнанниками, которые еще оставались в некоторых вассальных владениях Франции и в ближайших областях Испании. Евреи, боясь повторения прежних насилий, потребовали определенных гарантий, и в результате состоялось следующее соглашение: евреи могут вновь селиться повсеместно в королевских и феодальных владениях и заниматься там торговлей и ремеслами; ссуда денег на лихвенные проценты или по письменным обязательствам запрещена, при ссуде же под залог дозволяется взимать не больше двух динаров на ливр в неделю (43% годовых). Со своих прежних должников евреи вправе взыскивать одну треть еще не уплаченных королю сумм, с тем чтобы две третьих шли в пользу короля. Уцелевшие синагоги и кладбища возвращаются евреям с возмещением их стоимости покупателям; возвращаются также все книги, за исключением Талмуда. Евреи обязаны носить отличительный знак на одежде, лоскут круглой формы и определенной величины, и не должны вступать в религиозные споры с мирянами из христиан. Было условлено, что евреи допускаются во Францию пока на 12 лет, а если по истечении этого срока король решит снова выселить их, то он обязан предупредить их за год до выселения. В декрете о возвращении (28 июля) король говорит, что его покойный отец, по наущению дурных советников, изгнал евреев из Франции, но он, Людовик, решил с согласия прелатов и баронов призвать их обратно, так как этого требует «общий крик народа» (commun clamour du peuple).
Многие изгнанники из окраинных областей и частью из других стран вернулись во Францию. Люди разоренные, потерявшие все свое состояние, стали собирать жалкие остатки его путем выкупа отчужденного имущества и взыскания части долгов. Разрушенные общины стали вновь устраиваться, выкупая проданные синагоги и прочее свое достояние. Над этой реставрацией трудилась и каждом городе смешанная комиссия из королевских чиновников и представителей еврейской общины. Но вполне восстановить разрушенное оказалось невозможным. Численный состав общин был меньше прежнего, так как вернулась лишь часть изгнанников. Возвратившиеся принадлежали большей частью к небогатому классу, ибо богачи успели устроиться в других странах. Тем не менее французский центр еврейства мог бы восстановиться, если бы вернувшимся была обеспечена в действительности та неприкосновенность личности и имущества, которую обещали им в своих декретах Людовик X и его преемник Филипп V (1317). Но именно за эту неприкосновенность не могли ручаться тогдашние правители Франции. Произвол и насилие шли теперь не сверху, а снизу, из глубин народных масс. Христианское население Франции переживало тогда время грубейшего суеверия и чудовищных предрассудков, порой проявлявшихся в формах религиозного помешательства. Вера в чудотворные иконы, с одной стороны, и в чародейство, с другой, составляла сущность религии тогдашнего простолюдина, которого духовенство умышленно держало в крайнем невежестве. С этими извращенными понятиями вполне уживалась вера в какие-то тайные кощунства и злодейства евреев. Их обвиняли то в тайном убиении христианских детей для употребления их крови в Пасху, то в издевательстве над церковными сакраментами. В 1317 году в Шиноне были казйены два еврея по подозрению в убийстве христианского ребенка. Подобные обвинения стали возникать и в других местах, а вскоре во Франции поднялось массовое движение, напоминавшее времена крестовых походов.
То было крестьянское движение, известное под именем «похода пастухов» или «пасторелей» (pastoureaux). В 1320 г. разнесся слух, что король Филипп V предпринимает новый крестовый поход на Восток. Народ заволновался. Какой-то юный пастух рассказывал, что он имел чудное видение: к нему слетал ежедневно голубь и становился то на его голову, то на плечи, а когда он пожелал поймать эту птицу, она вдруг обратилась в прекрасную девушку и возвестила ему, чтобы он собрал рать крестоносцев и шел войной на неверных, ибо ему предстоят великие победы. Вскоре в области Гаронны, в Южной Франции, собралась огромная толпа крестьян и пастухов, увеличенная по пути разным сбродом. В некоторых местах предводители этих беспорядочных банд (поп и монах, лишенные сана за дурную жизнь) направили их против беззащитных евреев. В округе Тулузы около 500 спасавшихся бегством евреев заперлись в какой-то крепости и оборонялись против осадившей ее толпы, бросая в нее с высокой башни камни и балки. Но осаждавшие подожгли крепость и ворвались. Евреи, чтобы избегнуть насильственного крещения, перерезали друг друга; у них только не хватило духа наложить руки на малых детей, которых победители забрали и окрестили. Начальники городов пытались защищать евреев, но нелегко было усмирять буянов, на которых народ смотрел как на святых подвижников. Таким образом пострадали евреи в Тулузе, Бордо, Альби и других местах. Только после того, как народные волнения стали угрожать дворянству и духовенству, папа Иоанн XXII прислал из Авиньона приказ обуздать бандитов. Тогда и христианское население отшатнулось от пастухов. Банды, направлявшиеся в Нарбонну, были задержаны в пути и затем рассеялись. Мелкие отряды пастушьей армии прорвались в соседние области Наварры и Арагонии и некоторое время бесчинствовали там. Если верить позднейшему летописцу (Ибн-Верга), во Франции и Северной Испании пострадали от похода пастухов («гезерат га’роим») около 120 еврейских общин.
Не успели французские евреи оправиться от этой катастрофы, как их постигла новая беда. Во Франции было в то время много людей, больных проказой, которым во избежание заразы отводили жилища вне городов, где их содержали в нищенской обстановке. Чтобы отомстить обществу, исключившему их из своей среды, прокаженные в Южной Франции — так гласила молва — стали отравлять воду в колодцах и реках, от чего вымерло много людей (1321). Когда заподозренных в этом преступлении схватили и подвергли пытке с целью вынудить признание, они заявили, будто мысль об отравлении колодцев внушили им евреи. Преступная совесть, вероятно, подсказала недавним истребителям евреев, что последние желают отомстить христианам за пастуший поход. Король Филипп V сначала поверил этой гнусной клевете. Начались розыски. Были обнаружены поддельные письма от имени мавританских царей Гранады и Туниса, присланные евреям вместе с деньгами и ядом, с поручением передать прокаженным «для известной надобности». Это означало, что мусульмане и евреи сговорились истреблять христиан. Говорили, что удалось поймать прокаженных с каким-то ядом мерзкого состава (смесь крови, урины и трав, в которой растворена гостия). И вот, наряду с прокаженными, стали пытать и казнить евреев. Летом 1321 года в городе Шинон, пострадавшем недавно от пасторелей, совершился потрясающий акт мученичества. 160 евреев были брошены в яму, где разведен был костер, и сгорели живьем. Отдельные мученики погибали и в других местах, между прочим и в Париже. В Туре евреев заключали в тюрьму и держали до конца расследования, назначенного по приказу короля. Расследование не могло убедить даже суеверных судей в основательности чудовищного обвинения, предъявленного евреям, и казни скоро прекратились. Но Филипп V воспользовался удобным случаем, чтобы ограбить евреев, и наложил на все их общины огромную денежную пеню в 150 000 ливров. Этим закончилась катастрофа 1321 года, известная в еврейских летописях под именем «напасти прокаженных» («гезерат га’мцораим»).
Таким образом, изгнанные в 1306 г. евреи были возвращены во Францию только для того, чтобы народ имел кого убивать, а правительство — кого грабить. Гарантии 1315 года оказались вздорными. Против диких народных расправ короли не могли защищать евреев. Отказаться же от взгляда на еврейское добро как на свою собственность они не хотели. Карл IV, преемник Филиппа V (1322), взыскивал с еврейских общин упомянутую контрибуцию с такой строгостью, что многие предпочли оставить Францию. Местами власти, не дождавшись отъезда эмигрантов, отбирали у них имущество и изгоняли из страны. Между 1322 и 1359 годами в центральных областях Франции почти не осталось еврейских общин. Пожар «черной смерти» (1348), опустошивший еврейскую Германию, не нашел во Франции достаточно горючего материала и только в Провансе задел некоторые еврейские поселения.
§ 40. Окончательное изгнание евреев из Франции (1394)
К несчастью для эмигрировавших евреев, они все еще не отказались от надежды возвратиться во Францию, да и короли испытывали неудобства без своих «торговых крепостных». Весконечная война между Англией и Францией требовала огромных расходов, и тут-то евреи особенно понадобились правителям. После поражения при Пуатье и взятия в плен французского короля Иоанна II (1356) королевская семья очутилась в критическом положении: казна была пуста, горожане и сельское население бунтовали (Jacquerie), и страна стояла на краю гибели. Тогда юный дофин Карл V, управлявший государством от имени отца, вступил в переговоры об условиях возвращения евреев с их представителем в Париже, финансистом Манесье де Везу (Manecier de Vesoul). В 1360 г. королевский декрет возвестил, что король с согласия духовенства, высшего и низшего дворянства и горожан разрешает всем евреям вновь селиться во Франции и жить там в течение 20 лет в городах и селах, приобретать землю и дома, заниматься торговлей и ссудой денег. При вступлении в страну каждый глава семейства должен уплатить значительную сумму, а затем ежегодно платить особый налог за каждого члена семьи. Принц из королевского дома граф д’Этамп был назначен общим опекуном и покровителем евреев (gardien general des Juifs), а Maнесье де Везу — генеральным сборщиком (receveur general), доставляющим в казну все подати с французских евреев.
Данные евреям «привилегии» (частью privilegia odiosa, как, например, право взимать высокие проценты по ссудам ради увеличения казенного сбора) могли привлечь во Францию только состоятельных людей. Но и они не были избавлены от унижений. Благодаря проискам духовенства евреев вновь обязали носить отличительный знак на одежде, в форме кружка (rouelle) из красной материи, величиной в большую королевскую печать. Евреям-врачам разрешалось практиковать не иначе как после особого испытания у христианских инструкторов, но потом и это разрешение было отменено. Получая с евреев большие деньги за право жительства, Карл V лично покровительствовал их представителям, приносившим ему эти деньги. Таких представителей было два: упомянутый Манесье в Северной Франции и Денис Кинон в Южной, в Лангедоке. В знак особой милости король освободил от ношения «еврейского кружка» своих генеральных сборщиков, а также верховного раввина Мататию Прованс и, ректора талмудической школы в Париже. По просьбе Кинона он повелел не принуждать лангедокских евреев присутствовать при церковной службе и проповеди миссионеров, «во избежание телесного повреждения» (за свою «душу» невольные слушатели, очевидно, не боялись). Однако «ненавистные привилегии» делали свое дело. Внося в казну огромные, подчас непосильные налоги, занимавшиеся ссудой денег евреи, в свою очередь, притесняли своих должников, взимая с них большие проценты. Поднялись жалобы против ростовщиков. В Париже на них жаловались прокутившиеся члены дворянских семейств, задолжавшие у евреев и желавшие избавиться от надоедливых кредиторов. Король уже намеревался расторгнуть договор с евреями, но не исполнил своего намерения, удовлетворившись солидным выкупом (1368).
В 1380 году истек двадцатилетний срок, на который евреи допущены были во Францию. Вступивший в этом году на престол Карл VI продлил время пребывания евреев в стране и подтвердил их «привилегии», конечно, в обмен на очень крупную податную сумму. Но «еврейской добычи» было недостаточно для удовлетворения всех потребностей фиска, и тяжесть налогов чувствовало также христианское население. Ожидание льгот от нового короля не оправдалось, и это вызвало бунт в Париже. Горожане требовали облегчения специальных налогов, а примешавшаяся к толпе группа дворян домогалась изгнания своих еврейских кредиторов. Разграбив казначейство, толпа бросилась в еврейский квартал, расхитила имущество в домах, разорвала векселя у ростовщиков и забрала у них залоги; попадавшихся взрослых евреев убивали, а детей уводили для крещения. После прекращения погрома король приказал парижскому градоначальнику (prevot) вернуть имущество ограбленным и похищенных детей родителям, но немногие, говорит французский летописец, этому подчинились. Через два года, во время нового бунта (Maillotins), возмутившаяся толпа в Париже и других городах избивала чиновников, сборщиков податей и евреев. Многие евреи покинули Париж, другие для спасения жизни согласились принять крещение (1382).
С тех пор агитация против евреев не прекращалась. Вся еврейская масса должна была отвечать за грехи ростовщиков из ее среды. Народ смешивал таких ростовщиков с королевскими сборщиками податей, ибо фактически они «работали» в пользу королевской казны. Когда неисправные должники из христиан подвергались аресту по настоянию еврейских кредиторов, поднимались вопли негодования. Сами кредиторы жаловались королю на полное свое разорение. Представители парижской общины заявили, что без помощи своих соплеменников из Лангедока они не были бы в состоянии уплатить свои подати в казну (1387). Между тем христианское духовенство возбуждало народ против «неверных» по следующему случаю. Во время погромов один богатый еврей Денис Машо принял крещение, но затем раскаялся и, чтобы вернуться к своей прежней религии, скрылся из Парижа. Разнесся слух, что евреи содействовали бегству Машо. Обвиненные в этом пособничестве, семь почетных представителей парижской общины были приговорены к сожжению. Этот жестокий приговор суда, состоявшего из чиновников и священников, был смягчен парламентом, который постановил наказать виновных розгами три субботы подряд, на трех площадях Парижа, и держать их в заточении до возвращения отступника Машо (апрель 1394). Этот случай ухудшил положение.
Через полгода после этого происшествия Карл VI издал декрет об изгнании последнего остатка еврейского населения из всех королевских областей Франции (17 сентября 1394). Король, говорится в этом декрете, узнал от достоверных людей, что многие жалуются на проступки евреев против святой веры и на злоупотребление данными им привилегиями, а потому решил впредь безусловно запретить им жительство во всех коронных областях Франции, как северных, так и южных. До 3 ноября евреям дан был срок покончить свои дела; взыскать долги и распродать свое имущество. В конце 1394 года тысячи еврейских семейств снова покинули страну, где алчность правителей, фанатизм духовенства и грубое суеверие масс довели их до социального рабства, до необходимости вечно дрожать за свое существование. Некоторые города и владельцы поместий хотели оставить у себя евреев, но были вынуждены исполнить королевский приказ. Общины Северной Франции и Лангедока пали под последним сокрушительным ударом. От Парижа до Нарбонны было стерто все, созданное культурой длинной цепи поколений. От еврейской Франции уцелели только небольшие остатки в провинциях, но судьба и их не пощадила.
§ 41. Остатки французского еврейства (XV век)
Изгнание 1394 года не коснулось трех провинций, более или менее независимых от французских королей. То была автономная Дофинэ, большая часть Прованса и папский округ Авиньона. Здесь оставались старые еврейские общины, и в эти старые гнезда направлялись значительные группы изгнанников из королевской Франции в то время, как их братья искали приюта в чужих странах: в Савойе, Италии, Германии и только что пережившей катастрофу 1391 года Испании. Те, которые приютились в автономных французских землях, получили столетнюю отсрочку, до распространения власти «христианнейших» королей Франции на эти провинции. История этих осколков разрушенного центра составляет эпилог описанной сейчас национальной трагедии.
Еврейские общины в автономной области Дофинэ, в городах Гренобль, Нион, Вьенн и других, пополнялись притоком переселенцев из королевских земель в течение всего XIV века, начиная с изгнания 1306 года. Давая приют эмигрантам, правители-дофины старались хорошо заработать на этом добром деле. Они облагали евреев большими податями, извлекали выгоды из их финансовых талантов, но в годины бедствий плохо защищали их. Во время «черной смерти» (1348) здесь не обошлось без избиения евреев, подозреваемых в распространении чумы. Плата за пристанище росла по мере увеличения спроса на него со стороны выдворяемых из коронной Франции. Каждая концессия, каждая «привилегия» дорого оплачивалась. В 1388 г. дофин Гумберт II признал недействительными все выданные ранее евреям привилегии, с целью получить чрезвычайную дань при выдаче новых грамот. Налоги постоянные и чрезвычайные чередовались с контрибуциями и конфискациями. Все делалось по тогдашней французской моде, кроме самой крайней формы ее, убыточной для казны — изгнания. Угождая духовенству, правительство распорядилось в 1413 г., чтобы евреи имели для себя в городах особые рынки, колодцы и пекарни и не общались с христианами. После присоединения Дофинэ к коронным землям Франции (1456) обнаружилась тенденция выжить их из этой провинции. Дофин Людовик, впоследствии король Людовик XI, притеснял их под разными предлогами. Евреи предчувствовали близость изгнания и стали добровольно покидать страну, давшую ночлег вечным странникам.
Более болезненным был процесс разлучения евреев с Провансом, их древней родиной, с такими городами, как Арль и Марсель, где их предки жили еще до обращения галлов в христианство. В этой культурнейшей части Франции, перешедшей в XIII веке к независимым графам из Анжуйской династии, евреи были тесно связаны с торговлей и промышленностью городов. В столице приморского края, Марселе, евреи официально признавались «гражданами» (cives Massiliae) и в своем хозяйственном быту мало отличались от христиан. Они занимались ремеслами, торговлей и свободными профессиями (особенно медициной), а по части ссуды денег с ними успешно соперничали христиане, которым этот осужденный церковью промысел, по-видимому, не запрещался ввиду важной роли кредита в центре мировой торговли[37]. Правление еврейской общины в Марселе стояло рядом с христианским магистратом как автономное учреждение. Анжуйские правители не раз пытались подвести провансальских евреев под обычный режим христианского государства: заставляли их носить отличительный знак, запрещали работать в христианские праздники и старались ограничить их права по морской торговле, но все эти репрессии не прививались в обстановке таких вольных промышленных городов, как Марсель. В XIV веке еврейская община Марселя могла противодействовать всяким посягательствам на свои старинные привилегии, пользуясь поддержкой муниципальных властей, которые также защищали вольности города против графов и герцогов. Тогда Прованс мог еще служить спокойным убежищем для невольных выходцев из королевской Франции. Но все усиливавшийся наплыв переселенцев с севера и особенно из соседнего Лангедока оказался роковым для провансальских общин. После изгнания 1394 года отношения местного населения к евреям быстро портятся. Ухудшаются условия борьбы за существование, обостряется торговая конкуренция, учащаются злоупотребления в кредитных операциях. Теперь роли меняются: муниципалитет настроен враждебно к евреям, отнимающим заработок у христианского купечества, а графы или «короли» из Анжуйского дома защищают их как своих непосредственных данников. XV век протекает в атмосфере напряженных отношений, обостряемых, по обыкновению, вмешательством духовенства. Евреям навязывают слушание миссионерских проповедей в церквах, бывают случаи похищения еврейских детей для крещения. Анжуйские правители назначили в городах особых чиновников-охранителей (conservateurs) для защиты законных интересов еврейского населения. Но и охранители часто оказывались бессильными против массовых эксцессов. В 1436 г. еврейская община в Эксе (Aix, еврейское Aigs) подверглась нападению фанатиков за то, что один из ее членов, Астрюк де Леон, «хулил Святую Деву». Раньше, чем Астрюк был казнен по приговору суда, толпа совершила огульный самосуд: нескольких евреев убила, других заставила под угрозой смерти принять крещение и вдобавок разграбила многие дома. Погромы повторились в Арле и других городах.
К концу XV века в политической судьбе Прованса произошла перемена: в 1481 году анжуйский правитель уступил этот край французскому королю Людовику XI, и враги еврейства решили ознаменовать новую эру рядом погромов. В 1484 г. поселяне и горожане, бунтовавшие вследствие неурожая, были направлены опытной рукою агитаторов против евреев. Банды жнецов и безработных врывались в еврейские кварталы Арля, Тараскона и Экса, убивали, грабили и насильно крестили жителей. В Марселе, где особенно свирепствовали голод и чума, в погроме принимало участие враждебное евреям мещанство (1485). А вскоре это же мещанство, ссылаясь на проявленную в погроме «народную волю», отправило к новому королю Карлу VIII депутата с просьбой «очистить город» от евреев, закабаливших будто бы горожан своими ссудными операциями. Королю ставилось на вид, что с присоединением Прованса к короне он обязан следовать «похвальной» политике своих предков, изгнавших евреев из страны. Карл не решился изгнать евреев, но удовлетворил просителей тем, что велел аннулировать те незаконные денежные обязательства горожан, в которых наросшие проценты были присоединены к капиталу. Многие кредиторы вследствие этого разорились. Все это вызвало среди евреев усиленную эмиграцию. Однако еврейские общины Прованса продержались еще несколько лет. В 1492 году, когда весь еврейский мир был потрясен вестью об изгнании евреев из Испании, марсельская община горячо откликнулась на горе своих братьев и выкупила у пиратов 180 изгнанников, захваченных на море и доставленных на корабле в Марсель. Но вскоре и еврейский Прованс подвергся той же участи. «Похвальный пример предков» и пример таких соседей, как Фердинанд Католик и Изабелла Кастильская, побудили французского короля к решительным действиям. В 1496 году Карл VIII издал приказ об изгнании евреев из Арля и Тараскона, а затем такие же приказы последовали по отношению к общинам Марселя и других городов Прованса. Были изгнаны даже остатки старой общины Перпиньяна, незадолго до того перешедшего от Арагонии к Франции.
Так спустя сто лет после изгнания евреев из коронных земель Франции они были изгнаны и из воссоединившихся с ними провинций. «Собирание» или объединение Франции при Людовике XI и Карле VIII повлекло за собой рассеяние евреев, разрушение их тысячелетнего культурного центра в этой стране. Осколки разрушенного центра сохранились только в одном уголке французской территории, изъятой из власти короля Франции королем церкви: в папских владениях Авиньона и Карпентраса. Этот округ принадлежал римским папам с тех пор, как они отбывали в нем свое «вавилонское пленение» (1309-1376). Там наряду с покинувшими Рим папами и кардиналами находили приют еврейские изгнанники из королевской Франции, и в XIV веке Авиньон и его округ достигли большого оживления. Папы, которые часто и в Риме относились терпимо к евреям, имели при своем авиньонском дворе финансовых агентов и врачей из евреев. В Авиньоне еврейский квартал находился на берегу Роны близ папского дворца, и община в нем представляла собой маленькую городскую республику с советом старшин во главе; такие же автономные общины существовали в Карпентрасе и Кавальоне, входивших в состав папских владений во Франции. Но и здесь, как и в Провансе, XV век произвел перемену к худшему. Возвращение пап в Рим было причиной упадка и обеднения Авиньона, переставшего быть притягательным центром для католического мира. С другой стороны, из королевской Франции, после изгнания 1394 года, усилился наплыв еврейских эмигрантов в этот обедневший край. Еврейские кварталы Авиньона и Карпентраса переполнились до крайности, так как местные власти не позволяли расширять район жительства евреев. Приходилось строить в домах новые этажи над старыми, и в Авиньоне часто встречались многоэтажные дома, заслонявшие свет на узких улочках квартала. А между тем в конце XV века сюда еще стали прибывать новые переселенцы: из близких Арля и Марселя, из более далекой Испании. Население сгущалось, жить становилось все труднее. В таком состоянии вступит в «новую историю» этот жалкий остаток французского еврейства, символ вырождения некогда крупного национального центра. Разрушенная ударами XIV и XV веков, еврейская Франция возродится только на пороге новейшей истории, во время Великой французской революции, провозгласившей гражданскую эмансипацию евреев, но национальная гегемония уже не вернется в эту страну.
§ 42. Закат еврейской культуры во Франции
Медленно умирал старый еврейский центр во Франции. XIV век был веком агонии еврейской культуры в этой стране. В этот период бывали короткие моменты оживления во внутренней жизни общин и в области умственного творчества, но эти вспышки были только предвестниками угасания некогда яркого светильника.
Такая иллюзия оживления обреченного организма произошла в области общинной автономии. После реставрации 1360 года, когда французские короли всячески старались заманить к себе евреев, одной из приманок было расширение их внутреннего самоуправления. Общинам предоставлялась полная свобода, раввинам — широкая судебная власть. Мататия Прованси (ок. 1360-1380), как официальный раввин Франции, имел возможность объединить общины севера и юга в организованный национальный союз, при содействии упомянутых генеральных сборщиков Манесье де Везу и Дениса Кинона. Рассчитывая, по-видимому, на прочность новой реставрации, поселившийся в Париже раввин Мататия стал насаждать там талмудическую науку. В Париже воскрес рассадник раввинов, которых Мататия рассылал по общинам в качестве учителей и судей. После смерти Мататии сан главного раввина перешел к его сыну Иоханану (ок. 1380-1390), который продолжал дело организации общин во Франции, не предчувствуя близкой беды. В это время французские евреи позволили себе даже роскошь внутреннего раскола. Один из учеников покойного Мататии, Иешая бенАббамари из Савойи, оспаривал у его сына Йоханана право на пост главного раввина. Заручившись дипломом от знаменитого германского раввина Меира Галеви из Вены, претендент объявил, что только он один имеет право назначать в общинах раввинов и судей. Каждый из соперников имел свою партию, и с трудом наладившаяся организация общин могла расстроиться из-за раскола. Тогда р. Йоханан обратился к двум авторитетным испанским раввинам, «великим людям Каталонии» Исааку бен-Шешету и Хасдаю Крескесу, прося их быть судьями в разгоревшемся споре. Испанские судьи решили спор в пользу Йоханана ввиду заслуг его отца и его личных достоинств. При этом они признали, что германский раввин не имел права вмешиваться в дела французских общин. Могли ли подозревать участники этого дела, что они стоят на пороге двух катастроф — разгрома 1391 года в Испании и окончательного разрушения французского центра, реставрация которого их занимала?
В области литературного творчества последние проблески еврейского гения во Франции угасли раньше, еще до конца XIV века. То были поздние отголоски эпохи рационализма, преданного публичной анафеме в 1305 году (§ 17). Как будто наперекор грозному херему раввинов в Южной Франции выросли тогда трое юношей, впитавших в себя «яд» научной философии и примкнувших к левому крылу маймонистов: Леви бен-Герсон из Баньола (Bagnols) в округе Авиньона, Иосиф Каспи из Аржантьера и Моисей Нарбони.
Крупнейший представитель этой эпохи заката, Леви бен-Гереон, более известный под литературным именем Рал баг или Герсонид (1288-1345), был бы вполне достоин занять место в ряду мыслителей эпохи Ренессанса. Врач с многосторонним образованием, Ралбаг занимался, наряду с библейскими исследованиями, математикой и астрономией, писал критику системы Птолемея и изобрел прибор для астрономических наблюдений. Но больше всего углублялся он в философию Аристотеля, Маймонида и Аверроэса. Живя в качестве врача то в папском Авиньоне, то в Оранже, Перпиньяне и испанских владениях Южной Франции, Ралбаг не страдал непосредственно от гонений французских королей, от пасторелей и других бедствий того времени, хотя жаловался, что мысль об этих бедствиях мешает ему спокойно заниматься. Лучшим плодом его занятий был замечательный трактат «Милхамот Адонай» («Войны Божии»), посвященный шести проблемам религиозной философии: о вечности материи, о природе небесных сфер, о душе, пророчестве, всеведении Божием и Провидении. В разрешении некоторых вопросов Ралбаг идет дальше Маймонида, приближаясь к Аристотелю и Аверроэсу. Он не боится отвергнуть догму о сотворении мира ex nihilo, но допускает исконное существование некоей тонкой эфирной материи, из которой в известный момент был сотворен мир. Пророчество как основа откровения является в системе Ралбага не сверхъестественным фактом, а высшим проявлением интуиции или результатом соединения человеческого духа с мировым «деятельным разумом», чего могут удостоиться все великие мудрецы. Провидение заботится больше о родах, чем об индивидах, но индивиды высшего порядка, избранники человечества, являются как бы родовыми типами и поэтому удостаиваются особенной заботливости божественного Провидения (Маймонидова идея духовного аристократизма). Библейские чудеса философ старается сблизить с разумом путем остроумного объяснения библейского текста. Рассказ об «остановке солнца» в Гибеоне следует понимать, по его мнению, в фигуральном смысле: победа израильтян совершилась к моменту захода солнца, которое как будто «ждало» окончания битвы. Борьба Якова с ангелом происходила только во сне, а наяву Яков стал хромать под влиянием этого душевного аффекта.
Консервативные писатели осуждали Ралбага за его свободомыслие; они иронически говорили, что автор «Войн Божиих» воюет не за Бога, а против Бога. Более снисходительно относились ортодоксы к другому сочинению Ралбага — комментарию к Пятикнижию, первым Пророкам и некоторым Гагиографам. Морально-философские извлечения из этого комментария, известные под именем «Тоалиот» («Полезности»), приобрели большую популярность, между тем как книга «Войны Божии» долго находилась под опалой и ценилась только свободными умами. Астрономические исследования Ралбага были переведены на латинский язык. У христианских ученых Ралбаг был известен под именем «Леона из Баньола» или magister Leo Hebraeus. В «Теологико-политическом трактате» Спинозы видны следы влияния Ралбага.
Современник Ралбага, провансальский мыслитель Иосиф Каспи из Ажантьера (ок. 1280-1340; Каспи — еврейский перевод имени города Argentiere, т.е. «серебряный») много путешествовал по Испании и Северной Африке и посетил Египет, арену деятельности Маймонида. Восторженный почитатель «Путеводителя», Каспи сожалел, что ему не суждено было принадлежать к поколению «Совершенного», как он называл Маймонида. Он написал двойной комментарий к «Путеводителю»; в одном просто объясняется ход мыслей автора, а в другом обсуждаются наиболее спорные пункты его системы («Амуде-кесеф», «Маскиот-кесеф»). Комментатор не останавливается перед смелыми рационалистическими выводами, и его тоже причислили к разряду вольнодумцев. В своей «Книге морали» («Сефер га’муссар»), написанной в форме завещания сыну, Каспи говорит: «Истина не должна быть ни боязливой, ни стыдливой». И он сам держался этого правила в своих писаниях. Он не остерегается таких выражений, как, например: «Бог или Моисей за Ним начертали в Торе»; «Сказано: Я пошлю ангела впереди тебя, — под «ангелом» здесь подразумевается действующий Разум». Индивидуальный разум человека есть частица универсального разума Бога, следовательно, Бог находится в душе человека.
Младший из трех эпигонов рационализма, Моисей Нарбони (ок. 1300-1362 г.), жил в Перпиньяне, убежище французских изгнанников, и в разных городах Арагонии. Здесь, в городе Сервера, пережил он катастрофу «черной смерти»: разъяренная чернь ворвалась в его дом, расхитила его имущество и дорогие для него книги, но сам хозяин спасся бегством вместе с другими членами общины (1348). Это, однако, не отвлекло Нарбони от философских занятий, результаты которых изложены им в обычной тогда форме комментария к «Путеводителю» Маймонида. Нарбони задался целью сочетать религиозно-философские системы еврейского и арабского Аристотелей — Маймонида и Аверроэса. Теология, по его мнению, должна быть основана на естествознании, как метафизика на физике, поэтому Тора начинается с «системы сотворения мира, которая и есть наука о природе». Библия имеет двоякий смысл: один — для темной массы, а другой — для просвещенных умов; материальные образы и рассказы о чудесах предназначены для простонародья, а скрытые во всем этом отвлеченные идеи — для философов. Нарбони написал еще ряд комментариев: к «Логике» Маймонида, к философским сочинениям Аверроэса, Авиценны и Алгазалли. Это был последний представитель рационализма в Южной Франции и Испании. После него религиозная философия пошла уже по пути консерватизма, проложенному в конце XIV века Хасдаем Крескесом (§ 38).
Родина раввинизма, Северная Франция ничего не производила в литературе в век разрушения этого былого гегемонического центра. Ее место отныне занимает Германия, где талмудическая наука не знает никаких соперниц — ни светских наук, ни философии и прочих вольных проявлений умственного творчества.