Аналогично выражается известный современный летописец Бельский: «Она шла на смерть, как на свадьбу».
В то же время ходили слухи о том, что в разных местах Польши, в частности в Краковском воеводстве, многие христиане принимали иудаизм и после обрезания бежали для большей безопасности в Литву, где их приютили местные евреи. Когда слух дошел до короля, он отправил в Литву двух уполномоченных для строгого расследования. Офицеры короля действовали с чрезмерным рвением; они совершали набеги на еврейские дома и останавливали путешественников на дороге, производя аресты и устраивая перекрестные допросы. Расследование не выявило присутствия жидовствующих сектантов в Литве, хотя и причиняло евреям большие неприятности и тревогу (1539 г.).
Едва это расследование было закрыто, литовским евреям предъявили еще одно обвинение. Говорят, что многие из них собирались покинуть страну и, действуя с ведома и при содействии султана, намеревались эмигрировать в Турцию в сопровождении христиан, обращенных в иудаизм. Ходили даже слухи, что евреям уже удалось переправить через молдавскую границу партию обрезанных христианских детей и взрослых. Король отдал приказ о новом расследовании, отмеченном, как и предыдущее, актами беззакония и насилия. Евреи боялись, что король может прислушаться к этим обвинениям и лишить их своей защиты. Поэтому евреи Бреста, Гродно и других литовских городов поспешили послать к королю Сигизмунду делегацию, которая торжественно уверяла его, что все слухи и обвинения о них — клевета, что литовские евреи верно преданы своей стране, что они не собирались эмигрировать в Турцию и, наконец, никогда не пытались обратить христиан в свою веру. В то же время они жаловались на нанесенные им оскорбления и жестокости, указывая на пагубное влияние следствия на торговлю страны. Утверждения депутации были подтверждены официальным расследованием, и Сигизмунд, возвращая свою благосклонность евреям, снял с них все подозрения и пообещал впредь не беспокоить их массовыми обвинениями, не подтвержденными доказательствами. Это обязательство было воплощено в особой грамоте, своего рода habeas corpus, дарованной королем литовским евреям в 1540 году.
Все это, однако, не обескуражило католическое духовенство, которое под руководством епископа Гамрата продолжало свою агитацию против ненавистных евреев. Они настраивали против себя общественное мнение с помощью клеветнических книг, написанных в средневековом стиле. Церковный Синод 1542 года, собравшийся в Петркове, издал следующую «конституцию»:
Синод, принимая во внимание многие опасности, которые стоят перед христианами и Церковью от большого числа евреев, изгнанных из соседних стран, допущенных в Польшу и бессовестно сочетающих святость с нечестием, постановил следующее постановление.: Чтобы большая концентрация евреев в стране не привела, как это следует опасаться, к еще худшим последствиям, его величеству королю следует ходатайствовать о следующем: 1. Что в Гнесенской епархии и особенно в городе Кракове число евреев должно быть сокращено до установленной нормы, какой может вместить отведенный для них район. 2. Чтобы во всех других местах, где евреи не проживали в прежние времена, им было отказано в праве поселения и запрещено покупать дома у христиан, которые уже куплены для возврата их прежним владельцам. 3. Приказать снести новые синагоги, даже построенные ими в городе Кракове. 4. В то время как Церковь терпит евреев с единственной целью напомнить нам о пытках нашего Спасителя, их число ни при каких обстоятельствах не должно увеличиваться. Более того, по уставу святых канонов им разрешается только ремонтировать свои старые синагоги, но не возводить новые.
Далее следуют еще семь пунктов, содержащих различные ограничения. Евреям запрещается держать в своих домах слуг-христиан, особенно нянек, выступать в качестве управляющих поместьями, принадлежащими дворянам («чтобы те, кто должен быть рабами христиан, не приобрели таким образом владычество и юрисдикцию над ними»), работать и торговать в католические праздники, а также публично предлагать свои товары для продажи даже в будние дни. Само собой разумеется, что правило, предписывающее отличительную еврейскую одежду, не игнорируется.
Вся эта антиеврейская ткань законов, которую члены Синода решили представить королю, не получила юридической санкции. До тех пор католическое духовенство долгое время руководствовалось ею в своей политике по отношению к евреям, политике, разумеется, нетерпимости и грубых предрассудков. Эти ограничения были pia desideria священников и монахов, некоторые из которых были реализованы во время последующей католической реакции.
3. Либерализм и реакция в царствование Сигизмунда Августа и Стефана Батория.
Преемник Сигизмунда I, культурный и в какой-то степени либерально настроенный Сигизмунд II. Август (1548-1572) следовал в своих отношениях с евреями тем же принципам терпимости и невмешательства, которыми он вообще руководствовался в своем отношении к нехристианским и некатолическим гражданам Польши. В первый год своего правления Сигизмунд II, по просьбе евреев Великой Польши, ратифицировал на общем польском сейме в Петркове старый либеральный статут Казимира IV. В преамбуле этого закона король заявляет, что он подтверждает права и привилегии евреев на тех же основаниях, что и особые привилегии других сословий, другими словами, в силу своей клятвы соблюдать конституцию Сигизмунд Август значительно усилил и укрепил самоуправление еврейских общин. Он наделил раввинов и кагалских старейшин большими административными и судебными полномочиями, санкционировав применение «еврейского закона» (т. е. библейского и талмудического права) в гражданских и отчасти даже уголовных делах между евреями (1551 г.). В общих воеводских судах, в которых рассматривались дела между евреями и христианами, в присутствие еврейских «старших», т. е. законно избранных кагалских старейшин (1556 г.). Эта ответственность евреев перед царским или воеводским судом уже давно составляла одну из их важных привилегий, так как освобождала их от городских или магистратских судов, столь же враждебных им, как и сами магистраты.
Эта прерогатива — гарантия большей беспристрастности со стороны царского двора — ограничивалась евреями, проживающими в царских городах и селах, и не распространялась на проживающих в имениях дворян или в принадлежащих им местечках. Сигизмунд I постановил, что «аристократы, имеющие евреев в своих городах и деревнях, могут пользоваться всеми преимуществами, которые они могут извлечь из них, но также должны рассматривать их дела. Ибо мы [король], не получая никаких преимуществ от таких евреев, не обязан добиваться для них справедливости» (1539). Точно так же Сигизмунд Август постановил теперь, что евреи, живущие в наследственных шляхтских поместьях, должны подчиняться юрисдикции «наследственного владельца», а не юрисдикции королевских представителей, воеводы и подвоеводы. Что же касается других королевских привилегий, то они распространялись на евреев этой категории только при условии уплаты ими специального еврейского подушного налога королю (1549 г.). Раскол между королевской властью и шляхтой, ставший заметным в царствование Сигизмунда Августа, уже начал подрывать систему королевского покровительства, все более и более ослаблявшуюся с течением времени.
Отношения между евреями и «третьим сословием», горожанами, не улучшились в царствование Сигизмунда Августа, но приняли более определенный вид. Два конкурирующих ведомства, магистраты и кагалы, регулировали свои взаимоотношения с помощью договоров и соглашений. В некоторых городах, таких как Краков и Познань, эти соглашения были призваны защитить границы гетто, за пределами которых евреи не имели права жить; в Познани евреям даже запрещалось увеличивать количество еврейских домов сверх установленной нормы, в результате чего они были вынуждены строить высокие дома, в несколько этажей. В других городах, в число которых входил и город Варшава[23], магистратам удалось получить так называемую привилегию de non tolerandis Judaeis, т. е. право либо не допускать евреев на новое поселение, а уже поселенных заключать в особые части города, вдали от главных улиц, либо вообще держать евреев подальше от города, разрешая приезжать по делам и оставаться только купцам там на несколько дней. Однако в большинстве польских городов покровительство короля обеспечило евреям равные права с другими горожанами. Ибо, как говорится в одном из царских указов, «поскольку евреи несут все тяготы так же, как и горожане, их положение должно быть одинаковым во всем, кроме религии и юрисдикции». В некоторых местах король даже дошел до того, что запретил проведение еженедельного базарного дня в субботу, чтобы защитить коммерческие интересы евреев, которые отказывались заниматься бизнесом в свой выходной день.
Со всеми поместьями Польши евреям удалось разумно договориться, за исключением только католического духовенства. Этот непримиримый враг иудаизма удвоил свои усилия, как только из Рима был дан сигнал начать реакцию против растущей ереси протестантизма и против всех других форм некатолической веры. Политика Павла IV, инквизитора престола св. Петра, нашла отклик в Польше. Папский нунций Липпомано, прибывший из Рима, задумал разжечь религиозное рвение католиков одним из тех кровавых зрелищ, которые инквизиционная церковь время от времени устраивала ad maiorem Dei gloriam. Был пущен слух, что бедная женщина в Сохачеве, по имени Дороти Лаженцка, продала евреям города святую облатку, полученную ею во время причастия, и что облатка была заколота «неверными» до тех пор, пока она не начала кровоточить. По приказу епископа Хелмского три еврея, обвиненных в этом святотатстве, и их сообщница Дороти Лаженцка были брошены в тюрьму, преданы пыткам и, наконец, приговорены к смертной казни. Узнав об этих событиях, царь послал повеление старосте Сохачеву прекратить исполнение смертного приговора, но духовенство поспеш