3. ПРОДОЛЖЕНИЕ УНИЖЕНИЙ И СМЕРТЬ АЛЕКСАНДРА III
Между тем в царской стране события шли своим чередом.
Московская трагедия подходила к концу, но ее последние этапы отмечены сценами, напоминающими времена инквизиции. Изгнав из Москвы большую часть еврейского населения, генерал-губернатор великий князь Сергий решил смирить оставшееся еврейское население второй русской столицы настолько основательно, чтобы его существование в центре греческого православия могло остаться незамеченным. Глаза российских чиновников в Москве были оскорблены видом новой прекрасной синагоги, законченной в роковой год изгнания. Сначала было приказано снять с вершины здания большой купол, увенчанный щитом Давида, привлекавшим внимание всех прохожих. Позже полиция, не мудрствуя лукаво, закрыла синагогу, в которой уже начали проходить богослужения, до получения нового специального разрешения на ее открытие. Московский рабби Минор и староста синагоги обратились с челобитной к генерал-губернатору, в которой просили разрешения проводить богослужения в здании, строительство которого было должным образом санкционировано Правительством, указывая на то, что иудаизм одна из религий, допускаемых в России. В ответ на свое прошение они получили из Петербурга, от 23 сентября 1892 г.:
Его Императорское Величество, выслушав доклад министра внутренних дел о самовольном открытии Московской синагоги раввином Минором и надзирателем Шнайдером, милостиво изволил повелеть следующее:
Первое. Раввин Москвы Минор освобождается от занимаемой должности и переводится на постоянное жительство в черту оседлости.
Второй. Надзирателя Шнайдера удалить из Москвы на два года.
Третий. Уведомить Еврейское Синагогальное Общество, что, если к 1 января 1893 года здание синагоги не будет продано или преобразовано в богоугодное учреждение, оно будет продано с публичных торгов Московским губернским управлением.
Раввин и надзиратель отправились в ссылку, а труп убитой синагоги — ее строение — спасли от осквернения, поместив в нем одну из школ московской общины.
Борьба с местами еврейского богослужения была возобновлена полицией через несколько лет, во времена правления Николая II. Поскольку главная синагога была закрыта, евреи Москвы были вынуждены проводить службы в неудобных частных помещениях. Таких молитвенных домов в разных частях города было четырнадцать, но накануне еврейской Пасхи 1894 года генерал-губернатор приказал закрыть девять из этих домов. Чтобы удовлетворить религиозные нужды общины десять тысяч душ должны были молиться в пяти молитвенных домах, расположенных в узких, антисанитарных помещениях. Правительство достигло своей цели.
Синагога обратилась в прах, и ее вид уже не раздражал глаз греко-православных ревнителей. Евреи Москвы были вынуждены изливать душу перед Богом на каких-то задворках, в душной атмосфере частных домов. Как и во времена испанской инквизиции, эти частные молитвенные дома в торжественные дни Рош-а-Шана и Йом-Кипур тайно посещались московскими «марранами», теми евреями, которые спаслись от массовых изгнаний. путем фиктивного обращения в христианство. Страстные покаянные молитвы этих невольных отступников возносились к небу, как и в минувшие века из подземных синагог Севильи, Толедо и Сарагосы.
Постепенно попытка взять еврейскую цитадель штурмом сменилась прежним регулярным осадным положением, целью которого было заморить евреев голодом. Муниципальная контрреформа 1892 г. нанесла тяжелый политический удар по русскому еврейству. По старому закону количество еврейских олдерменов в муниципальной администрации ограничивалось одной третью от общего числа олдерменов, не считая запрета, запрещавшего евреям занимать должности бургомистров. Несмотря на эти ограничения, евреи играли заметную роль в городском самоуправлении и могли похвастаться рядом видных муниципальных служащих. Эта деятельность евреев пришлась не по душе инквизиторской троице — Победоносцеву, Дурново и Плеве, и они решили полностью отстранить евреев от участия в муниципальных выборах.
Реакционное, антидемократическое «Городское постановление» 1892 г. публично провозгласило это новое лишение евреев избирательных прав. Новый закон лишил евреев права пассивно и активно избираться в городские думы, дав только право местной администрации назначать по своему усмотрению число еврейских олдерменов, не превышающее одной десятой от общего числа членов Думы. Более того, этим олдерменам-евреям «благодатью полиции» было запрещено работать в исполнительных органах Думы, административного совета и различных постоянных комитетов. В результате даже там, где евреи составляли от шестидесяти до семидесяти процентов всего городского населения, их единственными представителями в муниципальной администрации были люди, которые были добровольными орудиями муниципальной власти и, кроме того, количественно ограничивались пятью или десять процентов от общего числа олдерменов.
Таким образом, вступил в силу закон, предусматривающий обратное соотношение народного представительства: четыре пятых населения были ограничены одной десятой числа олдерменов, а одна пятая его часть получила девять десятых олдерменов в городское правительство. Закон как бы говорил евреям: «Правда, в данном городе вы можете составлять подавляющее большинство налогоплательщиков, но городским имуществом должны управлять не вы, а небольшое христианское меньшинство, которое будет поступать с вами как хочет».
Само собой разумеется, что христианское меньшинство, которое нередко было враждебно настроено по отношению к евреям, управляло городскими делами вопреки интересам большинства. Даже поборы на особые еврейские нужды, как налог на мясо и свечи, часто использовались городскими думами на содержание учреждений и школ, в которые евреев принимали в незначительном количестве или не принимали вовсе. Такое положение дел полностью соответствовало средневековым церковным канонам: еврей, проживающий в христианской стране, не имеет права распоряжаться никаким имуществом и должен оставаться в рабском подчинении своих христианских сограждан.
Ряд законов, принятых в этот период, носит такой характер, что допускает только одно объяснение: желание оскорбить и унизить еврея и заклеймить его средневековым каиновским клеймом преследования. Изданный в 1893 г. закон «Об именах» грозит уголовным преследованием тем евреям, которые в частной жизни называют себя именами, отличающимися по форме от тех, что записаны в официальных реестрах. Практика многих образованных евреев русифицировать свои имена, например Григорий вместо Гирша, Владимир вместо Вольфа и т. д., теперь могла привести виновных к тюремному заключению. Было даже запрещено исправлять искажения, которым обычно подвергались еврейские имена в реестрах, например, Йосель вместо Иосифа; Срул вместо Израиля; Ицек вместо Исаака и так далее. В нескольких городах полиция возбудила дело против таких евреев «за то, что они приняли христианские имена» в объявлениях в газетах, на визитных карточках или на дверных вывесках.
Новое Положение о паспортах 1894 г. предписывает вставлять во все еврейские паспорта физическое описание их владельцев, даже в случае их грамотности и, следовательно, возможности ставить свою подпись в паспорте, тогда как такое описание в паспортах отсутствует у грамотных христиан. В некоторых местах полиция намеренно пыталась сделать еврейские паспорта более заметными, отмечая на них номинал владельца красными чернилами. Даже в тех редких случаях, когда закон был призван принести облегчение, правительству удавалось подчеркнуть свои враждебные намерения. Закон 1893 г., легализовавший еврейский хедер и положивший конец гонениям, которым подвергалась эта традиционная еврейская школа со стороны полиции, в то же время сузил ее функции до исключительно религиозного учреждения и косвенно запретил преподавание в нем общесветской тематики.
Известны случаи, когда хранители этих хедеров, так называемые меламмеды, предавались суду за то, что обучали своих воспитанников знанию русского языка и арифметики.
Однако самым действенным кнутом в руках правительства по-прежнему оставалось изгнание из внутренних областей. В 1893 году этот кнут хлестнул по спинам тысяч еврейских семей.
Дурново, министр внутренних дел, издал циркуляр, отменяющий старый указ 1880 г., который санкционировал проживание вне черты оседлости всех тех евреев, которые жили там ранее.
Этот указ был продиктован мотивом предотвратить полное экономическое разорение евреев, поселившихся в местах вне черты оседлости и создавших там промышленные предприятия. Но такой мотив, которым не осмелилось пренебречь даже антисемитское министерство Толстого, новых аманов не привлекал. Многим тысячам еврейских семей, десятилетиями живших за чертой оседлости, грозило изгнание.
Трудности, связанные с осуществлением этой массовой высылки, вынудили правительство пойти на уступки. В прибалтийских губерниях высылка старожилов была отменена, а в великорусских правительствах отложена на год-два.
Особо злобный мотив стоял за высшим указом 1893 г., исключавшим из черты оседлости крымское курортное местечко Ялта и предписывавшим изгнание оттуда сотен семей, не состоявших в местной городской общине. Официальной причины этого нового ограничения прав не было указано, но все знали об этом. В окрестностях Ялты находилась императорская летняя резиденция Ливадия, гдe Александр III любил проводить осень, и это обстоятельство вынуждало сократить число местных еврейских жителей до ничтожного количества. Чтобы предотвратить полное разорение жертв, многим давали отсрочки, но по истечении их сроков безжалостно депортировали. Последние партии ссыльных были выгнаны из Ялты в октябре месяце и начале ноября 1894 г., в дни всенародного траура по смерти Александра III. 20 октября царю суждено было умереть в окрестностях города, который в его пользу был очищен от еврейского населения. Пока останки умершего императора везли по железнодорожным путям в Санкт-Петербург, по параллельным путям катились поезда с еврейскими беженцами из Ялты, несущиеся к черте оседлости.