Казарменные миссионеры часто добивались успеха среди этих несчастных военнопленных. В имперских рескриптах того периода характерное выражение «рядовые из числа евреев остающиеся в вышеуказанной вере» фигурирует как устойчивое обозначение той группы строптивых и неисправимых воинов, которые нарушали официально установленную гармонию эпидемических обращений, оставаясь верными иудаизму. Но среди «гражданских» евреев, не оторвавшихся от своего еврейского окружения, отступничество было необычайно редким явлением, и напрасно издавался закон за законом, предлагая привилегии новообращенным или снисходительность преступникам, готовым принять ортодоксальное вероучение.[88]
ГЛАВА XIV ПРИНУДИТЕЛЬНОЕ ПРОСВЕЩЕНИЕ И УВЕЛИЧЕНИЕ ГНЕТА
1. ПРОСВЕЩЕНИЕ КАК СРЕДСТВО АССИМИЛЯЦИИ
Был краткий миг передышки, когда, по выражению русского поэта, «рука бойцов колоть устала». Русское правительство вдруг почувствовало необходимость перейти от средневековых форм меценатства к более просвещенным и совершенным методам. Среди видных государственных деятелей России были такие люди, как министр народного просвещения Сергий Уваров, которые были хорошо знакомы с западноевропейскими обычаями и полностью осознавали тот факт, что реакционные правительства Австрии и Пруссии изобрели несколько ухищрений для обращения с еврейским население: решения, которые могли бы быть с пользой применены в их собственной стране. Стремясь избежать всякого контакта с «гнилым Западом» и постоянно опасаясь европейских политических движений, русское правительство тем не менее было готово ухватиться за пережитки «просвещенного абсолютизма», которые еще бродили, особенно в Австрии, в первые десятилетия девятнадцатого века. Что касается Пруссии, то обилие ассимилированных и обращенных евреев в этой стране и их попытки религиозной реформы, которые в воображении миссионера были тождественны смене фронта в пользу христианства, имели собственное очарование для русского народа. Неудивительно поэтому, что правительство поддалось искушению воспользоваться некоторыми ухищрениями западноевропейской реакции, оставив при этом в запасе полицейский кнут подлинно русского производства.
В 1840 году Государственный совет снова был занят обсуждением еврейского вопроса, на этот раз с теоретической точки зрения. Донесения губернских управителей, в частности Бибикова, киевского генерал-губернатора, останавливались на том, что даже «Устав» 1835 г. не сумел «исправить» евреев. Корень зла лежал, скорее, в их «религиозном фанатизме и сепаратизме», избавиться от которых можно было только изменением их внутренней жизни. Министры народного просвещения и внутренних дел Уваров и Строганов воспользовались случаем, чтобы изложить принципы своей новой системы исправления перед Государственным советом. Кульминацией прений стала замечательная записка, представленная Советом Николаю I.
В этом документе правительство признается в своем бессилии бороться с «недостатками» еврейских масс, такими, как «отсутствие полезного труда, их вредное занятие мелкой торговлей, бродяжничество и упорное отчуждение от общей общественной жизни». Его неудачу правительство приписывает тому факту, что зло еврейской исключительности до сих пор не подверглось нападкам в самом его корне, которое укоренилось в религиозной и общинной организации евреев. Источником всех несчастий является Талмуд, который «воспитывает в евреях крайнее презрение к иноверным народам» и вселяет в них желание «господствовать над остальным миром». В результате отвратительного учения Талмуда «евреи не могут не рассматривать свое присутствие в любой другой стране, кроме Палестины, как пребывание в плену» и «они вынуждены подчиняться своим собственным властям, а не чужому правительству». Этим объясняется «всемогущество кагалов», которые, вопреки государственному закону, тайными средствами поддерживают свою автономную власть как в общинных, так и в судебных делах, употребляя для этой цели бесконтрольные суммы особых еврейских доходов, в том числе мясной налог. Воспитание еврейской молодежи поручено меламедам, «классу домашних учителей, погруженных в глубочайшее невежество и суеверие», и «под влиянием этих фанатиков дети впитывают пагубные представления о нетерпимости к другим народам». Наконец, особая одежда, которую носят евреи, помогает отделить их от окружающего христианского населения.
Российское правительство «приняло ряд защитных мер против евреев», не давших заметного эффекта. Даже Устав о воинской повинности «смог лишь в ограниченной степени изменить привычки евреев». Одного лишь поощрения сельского хозяйства и русского школьного образования оказалось недостаточно. Столь же бесплодными оказались изгнания из деревень; «евреи, правда, разорены, но положение крестьян не улучшилось».
Поэтому очевидно, — заявляет Совет, — что ограничения, которые идут только наполовину или налагаются извне полицией, недостаточны для того, чтобы направить эту огромную массу людей к полезным занятиям. С мученическим терпением евреи Западной Европы переносили самые жестокие гонения и все же сумели сохранить в неприкосновенности свой национальный тип, пока правительства не потрудились более глубоко исследовать причины, отделяющие евреев от общей гражданской жизни, чтобы иметь возможность атаковать сами причины.
Выболтав правду о том, что конечной целью правительства было уничтожение еврейской индивидуальности, и скромно уступив пальму первенства в «самых зверских гонениях» на евреев Западной Европе, где они все-таки уходили в прошлое, а в России они все еще были на повестке дня, Государственный совет переходит к рассмотрению «примера, поданного иностранными странами» и с особой любовью останавливается на прусском регламенте 1797 года, изданном этой страной для ее недавно оккупированных польских провинций: Прусский эмансипационный эдикт 1812 г. меморандум очень благоразумно обходит молчанием — и систему обязательного школьного образования, принятую в Австрии.
Взяв пример с Запада, Собор намечает три пути «радикального преобразования этого народа»:
1. Культурные реформы, такие как учреждение специальных светских школ для еврейской молодежи, борьба со старомодными хедерами и меламмедами, преобразование раввината и запрет еврейской одежды.
2. Отмена еврейской автономии, состоящая в роспуске кагалов и модификации системы специального еврейского налогообложения.
3. Увеличение ограничения прав евреев путем выделения из их среды всех тех, кто не имеет постоянного места жительства и не имеет определенного финансового положения, с целью подвергнуть их дисциплинарному исправлению путем изгнания, юридических ограничений, усиленного призыва и подобных полицейских мер.
Таким образом, — заключает меморандум, — можно надеяться, что, согласовав все детали этого предложения с основной идеей реформирования еврейского народа и приняв принудительные меры в помощь, цель правительства будет достигнута.
В результате этого разоблачения Государственного совета 27 декабря 1840 г. был издан имперский рескрипт, призывавший к созданию «Комитета для определения мер, направленных на радикальное преобразование евреев России». Председателем был назначен министр коронных владений граф Киселев. Среди других членов были министры народного просвещения и внутренних дел, помощник министра финансов, директор второго отдела имперской канцелярии и начальник политической полиции, или страшного «третьего отдела». На последнего была возложена особая задача «бдительно следить за интригами и действиями, к которым могут прибегнуть евреи во время исполнения этого дела».
Кроме того, «разоблачение» Государственного совета, которое должно было служить программой нового Комитета, было разослано генерал-губернаторам Западной области «конфиденциально», для личного сведения и рассмотрения. Таким образом, реформаторская кампания против евреев была начата без формального объявления войны, под видом секретности и в окружении полицейских мер предосторожности. Процедура, которой должен был следовать Комитет, заключалась в рассмотрении проекта в порядке, указанном в меморандуме: сначала «просвещение», затем отмена автономии и, наконец, ограничения прав.
2. УВАРОВ И ЛИЛИЕНТАЛЬ
Подробное изложение по вопросу о просвещении было составлено и представлено Комитету министром народного просвещения Сергием Уваровым. Освоив светский тон Западной Европы, Уваров предваряет свое заявление замечанием о том, что европейские правительства отказались от метода «гонения и принуждения» в решении еврейского вопроса и что «этот период наступил и для нас». «Народы, — замечает Уваров, — не истребляются, менее всего тот народ, который стоял у подножия Голгофы». Из того, что следует, кажется очевидным, что министр все еще надеется, что мягкие меры просвещения могут привлечь евреев к религии, которая ведет свое происхождение от Голгофы.
Лучшие из евреев, — утверждает он, — осознают тот факт, что одна из основных причин их унижения заключается в извращенном толковании их религиозных традиций, что… Талмуд деморализовал и продолжает деморализовать их единоверцев. Но нигде влияние Талмуда не так сильно, как у нас (в России) и в Царстве Польском.
Противодействовать этому влиянию может только просвещение, и правительство не может сделать ничего лучше, чем действовать в том духе, который воодушевляет горстку лучших из них... Перевоспитание ученой части евреев включает в себя в то же время время очищения своих религиозных представлений.
Какое «очищение» имеет в виду автор меморандума, можно понять из его случайного замечания, что евреи, сохраняющие свой сепаратизм, справедливо боятся реформ: «ибо не является ли религия Креста чистейшим символом всеобщего гражданства? «Это, однако, осторожно добавляет Уваров, не должно предаваться гласности, ибо «это не имело бы иного результата, кроме того, что с самого начала возбудило бы сопротивление большинства евреев против (предполагаемых) школ».