На разновидностях фашизма второго типа особенности генезиса сказались сильнее, потому что эти разновидности так и не достигли стадии зрелости, которая наступает после прихода к власти. Их отличительным признаком можно считать и гораздо меньшую степень внутренней консолидации. С этой точки зрения наиболее показателен французский фашизм, представлявший собой особенно пестрый конгломерат группировок и лидеров. Программные и тактические установки «малых» фашистских движений представляли комбинацию традиционалистских реакционных воззрений с расистской мистикой и широковещательной социальной демагогией.
Анализ многочисленных вариантов фашизма, относящихся ко второму типу, способствует выявлению многообразия его форм, особенностей в различных странах и регионах. Однако полное представление о сущности исследуемого феномена может дать лишь государственно оформившийся фашизм, прошедший весь цикл развития — от домогающегося власти движения до системы господства. Именно поэтому в центре внимания авторского коллектива находятся три основные разновидности западноевропейского фашизма (германская, итальянская, испанская), отражающие весь спектр первого типа. Углубленное исследование этих образцов фашизма, сопоставление их с другими разновидностями данного явления позволяют раскрыть ключевую проблематику истории западноевропейского фашизма.
В условиях общего кризиса капитализма, начало которому положила Великая Октябрьская социалистическая революция, особенно резко выявились слабости политической стратегии буржуазии, ее традиционных консервативных и либеральных методов отстаивания классового господства. Буржуазия разочаровалась в возможностях парламентских институтов. Отсюда модная в те годы тема «кризиса либеральной демократии» и поиски выхода из него. Благожелательное отношение буржуазных политических деятелей и идеологов к фашизму объяснялось не только элементарной «благодарностью» за расправу с революционным движением, но и надеждой на то, что фашистский опыт в Италии поможет нащупать новые, более эффективные методы достижения социальной стабильности.
«Потребность» крупного капитала в них стала ощущаться особенно в связи с кризисом привычного для Западной Европы партийно-политического эквилибризма, основанного на чередовании у власти партий консервативного и либерального толка в их всевозможных коалициях и комбинациях. С обострением классовой борьбы почти повсеместно усиливались позиции социал-демократии, возрастало влияние молодого коммунистического движения. Перед господствующими классами открывалась альтернатива: сдвиг влево по либерально-реформистскому пути, который предполагал широкое вовлечение социал-демократии в правительственную сферу, или продвижение в правоэкстремистском, т. е. фашистском, направлении. Это значительно увеличивало амплитуду политических колебаний и таило в себе угрозу резкого поворота вправо.
Развитие западноевропейского фашизма в 1919—1945 гг. носило волнообразный характер. Подъемы чередовались со спадами, что было обусловлено неравномерностью глубинных социально-экономических и политических процессов, а также ситуационными факторами.
Первая волна пришлась на 1919—1923 гг. Ее кульминационные моменты — муссолиниевский «поход на Рим», гитлеровский «пивной путч». Однако в большинстве западноевропейских стран фашизм тогда еще не вышел из эмбрионального состояния. Прошло время, пока он обрел собственное лицо, выделился из широкого потока реакции.
В период относительной стабилизации капитализма —в 1924—1929 гг. — фашистская волна пошла на убыль. Стабилизация создавала иллюзию возврата к «добрым старым временам» до 1914 г., к «золотому веку уверенности». Однако господствующие классы западных стран так и не смогли оправиться от недавно пережитого безумного страха. Международная буржуазия после октября 1917 г. была, по словам В. И. Ленина, «запугана «большевизмом», озлоблена на него почти до умопомрачения»[4]. Ее постоянную тревогу вызывали рост могущества Советского государства, возмужание международного коммунистического движения. Поэтому в капиталистическом мире сохранилась питательная среда для фашистской угрозы, которая временно перешла из открытой формы в латентную.
Вторая волна фашизма начинается под воздействием мирового экономического кризиса 1929—1933 гг., она охватила почти весь период 30-х годов. Грандиозный кризис 1929—1933 гг., в частности, обострялся потому, что буржуазия субъективно не была к нему подготовлена. После окончания первой мировой войны повсюду наблюдалось свертывание государственного участия в экономике, что расценивалось предпринимателями как временная мера, обусловленная войной. Экономический подъем в годы стабилизации подкреплял подобные взгляды.
Было еще одно важное новое обстоятельство: падение капиталистической экономики происходило на фоне впечатляющих успехов социалистического строительства в СССР. Кризис сопровождался подъемом рабочего и крестьянского движения.
Нарастание классовой борьбы шло параллельно с усилением внутриклассовых конфликтов в верхах, судорожно искавших выхода из кризиса. Если в период революционного подъема 1918— 1923 гг. особенно рельефно выявились слабости традиционных политических методов буржуазии, то во время кризиса обнажилась несостоятельность традиционных подходов к социально-экономическим проблемам современного капиталистического общества. Поэтому авторитарно-фашистская и либерально-реформистская альтернативы обретают наряду с политическим и четкое социально-экономическое содержание. Вопрос о путях выхода из кризиса становится вопросом о путях развития государственно-монополистического капитализма.
Апогей второй фашистской волны приходится на 1933— 1934 гг. 30 января 1933 г. фашизм победил в одной из крупнейших стран Западной Европы — Германии. Это событие явилось мощным катализатором процесса фашизации на континенте. Почти 50% всех европейских фашистских движений возникли после 1933 г.[5] По данным итальянского министерства иностранных дел, в октябре 1933 г. движения фашистского типа существовали в 23 странах, а через полгода — в 39[6]. В 1936 г. в 20 европейских странах насчитывалось 49 фашистских организаций[7].
Фашистская и профашистская пропаганда в то время твердила, что наступил «век фашизма», «век корпоративизма» и т. п. Современники стали говорить о «фашистском интернационале». Поводом для этого послужили организованные по итальянской инициативе сборища фашистов в Монтре (декабрь 1934 г.), Париже (январь 1935 г.), Амстердаме (апрель 1935 г.)[8]. До того как Италия увязла в войне против Эфиопии, ей принадлежала главная роль в экспорте фашизма. Следствием установления гитлеровской диктатуры было не просто расширение сферы господства фашизма; наиболее мощная и экстремистская его разновидность решающим образом повлияла на все прочие фашистские движения и режимы, в том числе и на муссолиниевскую Италию. Это способствовало более полному и откровенному проявлению варварской сущности фашизма.
Приход фашизма к власти в Германии стимулировал усиление фашистских тенденций в Европе. «Но эта победа и неистовства фашистской диктатуры, — подчеркивал Г. Димитров, — вызвали ответное движение за единый пролетарский фронт против фашизма в международном масштабе»[9]. Опыт германского фашизма не только вооружал прочие фашистские движения и режимы, он также способствовал вовлечению в антифашистскую борьбу многочисленных и разнообразных социальных слоев. Решающая роль в их мобилизации принадлежала коммунистам, накопившим богатый практический и теоретический опыт борьбы против фашизма. Непреходящая историческая заслуга коммунистического движения состоит в том, что коммунисты сумели организовать отпор мощной волне фашизма.
Главные разновидности не только определяли существо фашизма, но и в значительной мере формировали его облик. В фашистском лагере в еще -невиданных масштабах царил свойственный межимпериалистическим отношениям принцип силы. Со всей очевидностью прослеживается тенденция к превращению слабых фашистских движений и режимов в сателлитов более могущественных. Вместе с субсидиями и другими формами помощи мелкие фашистские движения воспринимали из Берлина и Рима всякого рода идеологические и организационные атрибуты. Некоторые из них просто имитировали «классические» образцы. До какой степени нелепости доходила порой имитация, видно хотя бы на примере датских фашистов, которые в качестве программного документа практически дословно переписали «25 пунктов» программы нацистской партии, провозгласив даже требование объединения всех датчан[10]. Мощное внешнее влияние служило своеобразным катализатором, способствовавшим проявлению и реализации заложенных в малых фашистских движениях потенций. Сама сила и эффективность влияния была обусловлена тем, что оно находило подходящую почву.
Последний этап развития западноевропейского фашизма совпадает с периодом второй мировой войны, в подготовке и развязывании которой главную роль сыграла гитлеровская Германия. Во время войны еще более упрочилась ее гегемония, еще дальше зашел процесс сателлитизации в фашистском лагере. Даже Муссолини после серии тяжелых поражений фактически превратился в гитлеровского гауляйтера.
Несамостоятельный характер носили режимы фашистского типа, организованные в странах, оккупированных фашистскими агрессорами. Они не имели сколько-нибудь глубоких корней, будучи обязаны своим возникновением внешним факторам. Отношения между фашизмом-сюзереном и его вассалами в рамках гитлеровского «нового порядка» определялись не столько идеологическими, сколько прагматическими мотивами. Гитлеровцы руководствовались прежде всего соображениями военно-стратегического порядка, стремясь максимально мобилизовать для военных нужд ресурсы сателлитов. Те в свою очередь пытались извлечь какие-то выгоды для себя. Однако реальное соотношение сил, широкие возможности прямого давления обеспечивали явное превосходство гитлеровской Германии. Сложнее обстояло дело с франкистским режимом, который располагал возможностями вести собственную политическую игру. Франко, как пишет советский историк С. П. Пожарская, «проявлял крайнюю изворотливость, отказываясь официально вступить в войну на стороне Германии; предпочел упреки Гитлера в «трусости» и «неблагодарности» риску потерять власть»