Судьбы советской философии: краткий очерк
Судьбы советской философии противоречивы и во многом трагичны. Любая попытка дать единую оценку этим судьбам заранее обречена на неудачу, так как неизбежно будет упрощать этот сложный процесс. Многое еще нужно изучить, извлечь из архивов и личных коллекций, чтобы переосмыслить общеизвестное, уйти от распространенных предубеждений и общепринятых предрассудков.
Процесс этот труден, особенно в настоящее время, когда политическая обстановка и идеологическая коньюнктура вновь создают предпосылки для черно-белой трактовки.
Наглядным доказательством этого могут служить два основных подхода к оценке советской философии, представленных в современной литературе. Первый подход во многом апологетический, зафиксирован в итоговых работах советских исследователей, например в шеститомной «Истории философии в СССР», где с позиций догматизированного марксизма советская философия (точнее «философия народов СССР») рассматривается как вершина мирового философского развития, преодолевающая заблуждения и тупики западной немарксистской, буржуазной философской мысли (правда, сразу же следует подчеркнуть, что в этом издании много свежего, конкретного материала, плодотворных наблюдений, оценок и выводов, снимающих предубеждения и упрощения предшествующей советской историографии).
Второй подход к оценке советской философии сформулирован в последние годы и получает все большее распространение. Его сущность афористично выражена, например, философом И. Яхотом – «…подавление философии в СССР». Подобная точка зрения освещалась в специальных изданиях советской поры А.П. Огурцовым. Второй подход зачастую воспринимается явно некритически (прежде всего из-за политической предвзятости). Окончательный вывод его сторонников таков: «К началу 50-х годов можно говорить об окончательном подавлении философии в СССР, утверждении авторитарной идеологии сталинизма в советской культуре, философии, искусстве».
Таким образом, получается, что по мере приближения к 50-м гг. XX в. уровень философской мысли в СССР медленно, но неуклонно снижается, фактически аннигилируется под воздействием сложившегося тоталитарного режима, которому, естественно, не нужна критическая, свободная философия, но это вряд ли справедливая оценка данного периода. А последующие десятилетия? Их никак не охарактеризуешь исключительно как период подавления философской мысли. Однако отрицать факт идеологического гнета, зачастую принимавшего формы прямых репрессий, тоже бессмысленно. Трудно составить подлинный мартиролог советских философов (правда, следует оговориться, что среди них подавляющее большинство были марксистами). В истории развития философской мысли в СССР были и высылки (достаточно вспомнить «философский пароход» 1922 года, на котором под давлением властей покинули родину многие видные русские философы – Бердяев, Булгаков, Сорокин, Ильин и др.), и репрессии, и жертвы ГУЛАГа. Однако все это не дает основание для негативной оценки советской философии, которая становится все более распространенной и в бывшем СССР, и на Западе. Так, например, французская исследовательница Ф. Эпельбуэн, издавшая отдельной книгой во Франции в 1989 г. беседы с известным философом М.К. Мамардашвили, мимоходом, как нечто само собой разумеющееся, утверждает: «То, что называлось «философией» в СССР в последние десятилетия, не изрекло ни одного слова, заслуживающего внимания»[412]. И хотя сам Мамардашвили фактически разделяет этот вывод, отмечая «…не только систему подавления», но и привлекательность «…простоты тоталитарного мышления», его собственная духовная эволюция, о которой и идет речь, вынуждает французскую исследовательницу констатировать внутреннюю свободу Мамардашвили вопреки «идеологическому нажиму», сделавшую его «живым звеном в цепи классической традиции», т. е. оригинальным «философом сознания, изнутри преодолевшим тоталитарный феномен и претворившим его в экзистенциальную рефлексию». В итоге философское творчество Мамардашвили оказывается органическим звеном в развитии именно «советской философии»[413].
Не следует забывать, что вопреки или же, как это ни кощунственно звучит, благодаря тяжелейшим условиям духовного развития в советский период жил и творил выдающийся мыслитель А.Ф. Лосев, оставивший богатейшее наследие. Причем необходимо обратить внимание на его идейную эволюцию: от богословско-философской концепции имяславия до принятия (пусть и небезоговорочного) марксистской методологии. Причем последнее произошло достаточно поздно, когда преследуемый прежде мыслитель наконец получил возможность реализации своих философских идей. И это уже не объяснить попыткой приспособления к жестким политическим и духовным условиям. Во всяком случае последняя подготовленная самим Лосевым к публикации книга «Дерзание духа» свидетельствует о его марксистских взглядах на отдельные вопросы[414].
В русле советской философии развивалось творчество европейски известного философа В.Ф. Асмуса, постоянно занимавшего принципиальную позицию даже при решении вопросов, имевших политическое звучание. Опыт этих мыслителей, равно как и многих других (Э.В. Ильенков, Ю.Н. Давыдов, З.А. Каменский и др.), убедительно свидетельствует, что советская философия не оказалась в конце концов просто подавленной действительно трудными социальными условиями советского общества: она в лучших своих представителях эволюционировала, развивалась, порождая научно значимые результаты. Последнее касается и официально признанных философов. Достаточно, например, сослаться на многочисленные работы академика Т.И. Ойзермана по истории марксистской философии, немецкой классической философии и особенно по теории и методологии историко-философского процесса. Подобные тенденции в советской философии усматривали даже ее самые нелицеприятные оппоненты. В период холодной войны и открытого идеологического противостояния двух социальных систем наиболее известные западные специалисты по СССР при всем своем принципиальном неприятии советской идеологии (в том числе и философии) зачастую не отказывали ей в развитии и определенных достоинствах. Один из крупнейших западных исследователей советской философии, основатель и издатель журнала «Studies in Soviet Thought»[415] из серии «Sovetica», Ю. Бохеньский в своих многочисленных книгах не только последовательно критикует идеи советских философов, но и признает успехи советской философии и ее возрастающую международную роль, декларирует необходимость диалога с философами-марксистами[416].
Стремящиеся к объективизму западные исследователи продолжают и углубляют подобные продуктивные подходы. Так, например, профессор Массачусетсского технологического института Л.Р. Грэхем, в течение многих лет занимающийся изучением советской философии и науки (причем анализировавший многочисленные советские дискуссии по генетике, кибернетике и т. д., в ходе которых и осуществлялось «подавление» философии и науки), констатирует, что диалектический материализм является универсальной философской системой (разумеется, наряду с другими), имеющей свои достижения, противоречия и трагические тупики. Более того, он пишет: «…в интеллектуальном отношении диалектический материализм является вполне разумной, заслуживающей внимания точкой зрения, она представляется более интересной, чем было принято до сих пор считать философами и учеными за пределами Советского Союза»[417].
Закономерность этого, по мнению Грэхема, очевидна, так как обнаруживается много общего между концепцией диалектического материализма и концепциями, возникшими в ходе развития европейской философии. И это закономерно, как полагает ученый, поскольку «советская наука является частью мировой науки». Последняя постоянно взаимодействует с философией, и тип этого взаимодействия в СССР, считает Грэхем, «…мало чем отличается от типа их взаимодействия в любой другой стране», хотя сам характер, возможности и результаты этого процесса имеют свои особенности[418].
Советская философия при таком понимании все-таки оказывается элементом европейского философского процесса, хотя развивается в принципиально иных социальных и политических условиях и поэтому вынуждена бороться за свободное философское творчество.
Подобные подходы, позволяющие оценить советскую философскую мысль в ее реальных противоречиях, провалах и достижениях и показать меру ее продуктивности, уйти от односторонних ценностных ориентации, становятся все более распространенными в западной историографии. Достаточно сослаться на одну из последних работ крупнейшего американского знатока русской и советской философии Д. Скэплапа", посвященную советскому марксизму.
Таким образом, советская философия, как и всякая другая, развивалась диалектически противоречиво, поэтому не может быть исследована и оценена с позиций черно-белых коннотаций – или апологетически возносящих ее до высот единственной истины, или опускающих в болото подавленного безмолвия.
Сегодня можно говорить о нескольких этапах эволюции советской философской мысли: начальный (1920-1930-е гг. XX в.), сталинский (1930-1950-е гг.), зрелый (1960-1990-е гг.), постсоветский (с 1990-х гг.).
Начальный период. Первые годы после Октябрьской революции в стране в целом сохранялась плюралистическая духовная атмосфера, хотя медленно и неуклонно шел процесс идеологической унификации, вытеснения инакомыслия, становления единой партийной и государственной идеологии. В основе его лежала марксистская, затем марксистско-ленинская философия в ее специфическом советском понимании. Для ее пропаганды и развития создаются специальные учреждения. В 1918 г. организуется Социалистическая (позже названная Коммунистической) академия. В ее рамках в 1929 г. создается Институт философии. Необходимость подготовки кадров для пропаганды и преподавания марксистских идей приводит к созданию специальных учебных заведений – коммунистического университета им. Я.М. Свердлова (1919) и многочисленных региональных коммунистических университетов, а также Института красной профессуры (1920). Подготовленные ими кадры должны были обеспечить победу на философском фронте. Особые надежды возлагались на журнал «Под знаменем марксизма», который считался основным философским изданием.