Участие советских философов в международном научном сотрудничестве становится традиционным, а это в свою очередь актуализирует философские исследования в СССР. Международное сотрудничество все интенсивнее преодолевает изоляционизм советской философии, столь типичный для сталинского периода.
Советская философия (особенно в конце описываемого периода) медленно, но неуклонно превращается в органический элемент мирового философского разделения труда. Продуктивно развивается в этот период и история философии. Постепенно преодолеваются крайности принципа партийности, который в предшествующие годы играл роль идеологической дубинки. Идет продуктивная разработка теоретических и методологических проблем историко-философской науки (Т.И. Ойзерман, З.А. Каменский, А.С. Богомолов и др.). Интенсивно расширяется предметное поле историко-философских исследований. Постепенно преодолевается прежде широко распространенное противопоставление западноевропейской и русской философии. В исследовании последней критически переосмысляются апологетические подходы[423], она все более активно вписывается в единое европейское философское поле, хотя и с учетом национальных особенностей развития[424]. Это наглядно видно на природе исследования философии русских революционных демократов – приоритетной для этого времени проблематике в изучении русской философии. Создаются и обобщающие исследования по русской философии, адаптированные к восприятию западного читателя и рассчитанные на тех, кто интересуется русистикой[425].
В истории философии намечаются более глубокие подходы, чем ее осмысление исключительно сквозь призму дихотомии материализм-идеализм (рационализм и иррационализм, рационализм и эмпиризм, сциентизм и антисциентизм и другие). Переосмысляется значение классической немецкой философии. Преодолеваются расширительные тенденции, подтягивающие многих мыслителей прошлого к марксизму. Интенсивно исследуются идеализм и религиозная философия (в том числе и русская). Все более распространенными при исследовании истории мировой философской мысли становятся проблемно-категориальный и «страноведческий» подходы.
Накопленный при исследовании истории философии теоретический и методологический материал реализуется в фундаментальных работах, зачастую имеющих этапный характер («История философии: в 6 т.», «Философская энциклопедия: в 5 т.», «История философии в СССР: в 5 т.» и др.). Последнее не значит, что вышеперечисленные труды лишены противоречий, тупиков и ценностной предвзятости. Разумеется, в советской философии легче и продуктивнее развивались те направления, которые были максимально удалены от политических и идеологических проблем, но и в других разделах философского знания наблюдались качественные подвижки, приводящие к научно значимым результатам (проблемы теории познания и место «гносеологистов» в этом процессе, разработка диалектической логики, исследование понятий «информация» и «моделирование», теории деятельности, категориального аппарата познавательной деятельности и др). В советской науке медленно, но неуклонно идет процесс формирования антропологической традиции, которая свидетельствует не просто о повороте к человеку («проблема человека» как общефилософская интенция), а о концептуальном переходе к новой философской парадигме, получившей в результате по аналогии с термином, принятым на Западе, не совсем корректное название «философская антропология». Разработка этой проблематики фактически привела к формированию новой философской школы, интенсивно развивавшейся в 1980-1990-е гг.
Таким образом, в «зрелый» период своего развития советская философия во многом преодолела негативные тенденции предшествующих эпох. С большей или меньшей степенью продуктивности и оригинальности она делает попытки более глубокого, диалектически тонкого осмысления марксистской теории, зачастую выходит на новые позиции, включающие ее в предметное поле европейской и мировой философской мысли.
В конечном итоге оказалось, что внутри официально господствующего в стране и государственно санкционированного единого философского мировоззрения (диалектического и исторического материализма) фактически существуют и развиваются различные философские школы. Будущее скорее всего принадлежало им, что, впрочем, не исключает и присутствия диалектического материализма как философской рефлексии, имеющей право на существование в проблемно-мировоззренческом поле современного мира.
Постсоветский период. Распад советского государства породил глубокий идеологический кризис. Прежде казавшиеся незыблемыми мировоззренческие ориентиры стали объектом критики, зачастую предвзятой и политизированной. Идеологический вакуум интенсивно заполнялся нетрадиционными религиями, мистикой, околонаучной фантастикой и просто псевдоэзотерическим шаманством. И все же марксистская философия продолжает существовать в нынешнем многополярном идейном мире, в котором органично развиваются различные философские школы и направления. В постсоветском обществе марксистское мировоззрение представлено определенным умонастроением (особенно свойственным старшему поколению), в котором марксистско-ленинские философские выводы существуют в виде привычных апологетических и примитивизиро-ванных штампов («бытие определяет сознание», «материя первична, сознание вторично» и т. п.). Особенно это относится к социальной философии с ее ставкой на общество равных и счастливых. Подобная ностальгия неизбежно окрашивает недавнее советское прошлое в привлекательные тона. В условиях социального кризиса легче всего возвратиться к прошлому. Этому способствует и деятельность коммунистических партий, постоянно акцентирующих внимание на определяющем значении теории (прежде всего философии) в развитии и преобразовании общества, а также в борьбе с «диким капитализмом». Однако сам марксизм (и прежде всего его философская основа) подвергается качественной деформации. Прикрываясь необходимостью развития философской теории, которая должна постоянно обогащаться нововведениями, отражающими современные обстоятельства, марксистско-ленинские идеологи эклектически размывают и извращают марксизм в угоду собственным политическим потребностям. Марксистская философия, оказывается, может сочетаться с идеями мыслителей типа Н.Я. Данилевского, ранее безоговорочно признававшихся реакционными, или с русской религиозной философией, включая даже идеи участников сборника «Вехи», может стать патриотической в ущерб своему традиционному интернационализму и т. д. Творческое развитие марксизма в конечном итоге оказывается приспособлением к сиюминутной политической ситуации, что еще раз убедительно демонстрирует ущербность «сталинизации», «ленинизации» и прочих коньюнктурных переделок марксистской философии. Одновременно следует отметить и попытки критического анализа (точнее, самоанализа) марксистско-ленинской философии, расчищающие почву для нового осмысления ее теории и практики[426].
В идейном многоголосии конца XX в. марксистская философия имеет свой четко звучащий голос, составляющий вместе с другими философскими концепциями идейную полифонию сегодняшнего общества. Следует подчеркнуть, что в западной историографии интерес к советской философии не слабеет, а, наоборот, растет. Зарубежные исследователи стремятся изучить и осмыслить исторический феномен советской философии, что резко контрастирует с распространенными в России попытками нигилистического перечеркивания столь близкого прошлого.
Наглядным свидетельством интереса к советской философии на Западе может служить, например, обширная монография голландского исследователя Э. ван дер Зверда[427] «Советская философия», где настоятельно подчеркивается, что представление о советской философии как о мрачном времени рискует стать общепринятым в результате тотального отрицания советского периода в постсоветской России. Ван дер Зверд, будучи ученым, менее всего руководствующимся ценностными пристрастиями, на основе тщательного анализа обширного фактического материала доказывает, что советская философия, безусловно, является философской рефлексией. Даже идеологичность, советскость этой рефлексии существенна главным образом для понимания ее функционирования и исторической роли, но никак не в оценочном плане. В принципе советская философия не является антиподом философии западной – и та, и другая представляют собой «попытку понимать реальность рациональными средствами (Ван дер Зверда)», но в специфических исторических обстоятельствах и в своеобразных способах выражения. Поэтому необходимо вписать советский эпизод в историю философии, без которого она будет неполной. И хотя трудно согласиться с концепцией ван дер Зверда относительно закономерностей взаимоотношений философии и идеологии (особенно практических плодов такого противоречивого союза), его исследование в принципе корректно характеризует результаты, противоречия, достижения и тупики советской философской мысли. Тем самым голландский исследователь доказывает, что вопреки устоявшимся мнениям советская философия состоялась в качестве своеобразного феномена, хотя она и требует определенных интеллектуальных усилий для своего понимания и описания (особенно от западного читателя). Более того, анализ марксистско-ленинской философии позволяет понять и описать саму советскую действительность. К сожалению, такая научная принципиальность и объективность в изучении советской философии достаточно редка в постсоветской историографии. Однако важно подчеркнуть наличие в современных исследованиях и такой тенденции. Убедительный пример тому – позиция известного исследователя истории философии А. Булыги. Критически оценивая философскую жизнь в СССР, будучи убежденным сторонником концептуальных идей русского религиозно-философского ренессанса[428]