приходилось общаться с обширным кругом необразованной публики, – прежде всегодля сочинителей проповедей, а также житий, рассказов о чудесах и т. п. Такпробовал писать лучший проповедник первой половины VI в. Цезарий Арльский,популяризатор августиновской догматики. Так рекомендовал писать и папа ГригорийВеликий – крупнейший духовный авторитет своего времени, о котором с почтениемотзывается Григорий Турский в «Истории франков» (X, 1). «Соблюдениемрасстановки слов, наклонений и падежей при предлогах я гнушаюсь, решительнополагая недостойным глагол небесного вещания сковывать правилами Доната»[22], – читаем мы в предисловии к одному изглавных сочинений папы – «Моралии» (I).
Правда, это было легче заявить, чем сделать. «Писать, как говоришь», –задача исключительной трудности: письменный язык всегда имеет свои стереотипы,отличные от устных и почти не ощутимые для пишущего. Сам Григорий Великийпользовался провозглашенной им вольностью весьма умеренно: даже когда онпересказывает легенды о чудесах («Диалоги»), заведомо рассчитанные надоходчивость, он оговаривает, что не сохраняет в них всей «безыскусственностислога». Таким образом, степень уступок в сторону народной латыни могла бытьразлична.
Григорий Турский пошел в этом направлении дальше очень многих. Он былпрактическим деятелем и понимал, что отрыв литературного языка от народноголишает церковь главного ее средства воздействия на общество. Элементы народнойлатыни в его сочинениях – это не невольная «порча языка», это осознанныйстилистический эксперимент самых широких масштабов. Потому и заклинает онпотомков, как бы ни были они образованны, переписывать его книги безисправлений. Он предвидит, что его подход к стилю может вызвать возражения, испешит их предупредить: «Но я боюсь, когда я начну свое сочинение, – ведь я безриторического [346] и грамматического образования, – как быкто-нибудь из образованных не сказал: „О деревенщина и невежа, неужели тыдумаешь, что имя твое будет среди писателей? Неужели полагаешь, что этот трудбудет принят людьми сведущими, ты, у которого ум не пригоден к искусству, и утебя нет никакого серьезного понятия о литературе, ты не умеешь различать родимен: часто женский род ставишь вместо мужского, средний – вместо женского,мужской – вместо среднего; даже предлоги, употребление которых утвержденоавторитетом знаменитых писателей, ты обычно ставишь неправильно: отложительныйпадеж ты ставишь вместо винительного, а винительный – вместо отложительного“.Но на это я им отвечу и скажу: „Я творю нужный для вас труд и буду упражнятьваш ум своей мужицкой простотой“»[23].
Главным поприщем эксперимента были агиографические сочинения Григория,рассчитанные на понимание полуграмотных клириков, которые могли бы усвоить этотброский материал и пересказать своей невежественной пастве. По сравнению сязыком этих сочинений – «Житий отцов», «Славы исповедников» – слог «Историифранков» кажется почти образцом литературности. «История» предназначалась,конечно, не для широкого чтения, а была рассчитана на образованных церковниковс разносторонними интересами. Но писал он ее рукой, привычной к имитациинародной речи. Он находит простые слова для выражения своих мыслей легче, чемкто бы то ни было из современников. Грамматический и синтаксический хаос егоповествования, в котором каждое слово, каждое словосочетание неожиданно свежо иточно, но все они, однако, решительно отказываются выстроиться в логическуюсистему, – это, по существу, копия его духовного мира, в котором любое событиепредставляется ему конкретным и четким, взаимосвязь событий часто теряется. Вотэто замечательное единство содержания и формы «Истории франков» и производитстоль сильное впечатление на читателя, – разумеется, гораздо больше воригинале, чем в переводе.
Конечно, когда Григорий говорит: «...я без риторического и грамматическогообразования»[24] или «Я не обучен искусствуграмматики и не воспитан на тонкостях чтения светских авторов»[25] – это не только риторическое самоуничижение. Французскиеи немецкие исследователи и издатели сочинений Григория Турского подтверждают,что он действительно недостаточно был сведущ в латинской грамматике.Неправильное употребление падежей после предлогов и смешение трех родов восновном, видимо, должны быть отнесены, о чем он сам пишет, за счет пробелов взнании им грамматики. Но, утверждая это, мы все-таки должны помнить, что«История франков» имеет многочисленные разночтения (сохранилось около 40рукописных текстов различного класса), и часть орфографических иморфологических ошибок могли сделать переписчики Меровингской эпохи.[347]
При всех особенностях латинского языка Григория Турского система склонения испряжения у него все же сохраняется, что, безусловно, является результатомтрадиционного, хотя к тому времени и ущербного, образования Григория.
«История франков» выявляет прежде всего изменения, происшедшие в системевокализма и консонантизма, повлекшие за собой изменения и в морфологическойсистеме латинского языка, что подтверждается смешением падежных флексий вaccusativus и ablativus даже там, где по звучанию они для него довольноразличимы. Употребление оборотов с предлогами вместо функции родительного идательного падежей, изменение значений некоторых предлогов и путаница вупотреблении падежей при них – все это свидетельства размывания сложнойпадежной системы латинского склонения.
К числу характерных черт языка Григория Турского следует отнести: широкоеупотребление причастий и причастных конструкций даже в тех случаях, когда авторклассической эпохи поставил бы только придаточное предложение с временными илипричинно-уступительными союзами; употребление предложений с quia и quod («что»)вместо оборота accusativus cum infinitive наряду с употреблением правильнойинфинитивной конструкции; употребление описательных аналитических форм глаголанаряду с синтетическими; нарушение согласования времен и др.
Грамматический строй латинского языка в сочинении Григория Турскогонесколько отличается от грамматического строя латинского языка классическогопериода. В «Истории франков» уже мало больших и сложных периодов сосвоеобразным порядком слов, которыми характеризуется язык писателей I в. Утратамногих подчинительных союзов, ослабление значения некоторых вводных ипояснительных слов, замена подчинения сочинением приводили к упрощениюпредложения. В основном строй предложения у Григория Турского простой, но авторуже не всегда мог ясно выразить мысль из-за своих промахов в грамматике,особенно в синтаксисе сложного предложения. Неумение развернуть предложение сподчинительными союзами или пояснительными словами нередко приводит кзатемнению смысловой стороны выражения, а это создает трудности в переводе. Чтокасается лексики, наиболее подвижного элемента языка, то здесь мы можемотметить проникновение многих слов из народного разговорного языка.
Наряду со словами литературного латинского языка у Григория Турскоговстречаются их синонимы из разговорного или позднего латинского языка.Например, cornipes (поэт.), equus – «конь» и cabailus – «лошадь» (разг. яз.);domus – «дом», mansio – «пристанище, дом» и casa – «хижина» (в значении «дом»;разг. яз.). Вместе с тем некоторые слова употребляются Григорием и в старом и вновом значении. Например, causa – и в старом значении «причина», и в новомзначении «вещь» (в клас. лат. яз. res); hostis – и в старом значении «враг,неприятель», и в новом значении «войско».
В связи с изменившимися социально-политическими и территориальными условияминаблюдается путаница в употреблении некоторых слов. [348] Так,если слова civitas, urbs, oppidum в литературном классическом языке имеличеткое и определенное понятие: civitas – «гражданство, государство», urbs –«город» (столица, обычно по отношению к Риму), oppidum – «город» (без указанияна его правовой статус; колония или муниципий), то у Григория все этиобозначения относились и к городу, и к территории, и к области без четкого ихразграничения. Подобная путаница была в употреблении слов: vicus – «село,деревня», villa – «имение, загородный дом, вилла», locus – «место, местность,усадьба», раgus – «село, сельская территория с несколькими деревнями» и многихдругих, потерявших свое первоначальное устойчивое смысловое значение, Этанеразбериха в терминологии указывает на то, что в VI в. прежние римские колониии муниципии в Галлии утратили характерные признаки своей городской автономии.Появилось много новых терминов и слов, выражавших новые понятия. Иные же старыеслова переосмыслились и наполнились новым содержанием. Например, dux – «герцог»(в римский же период – командующий войсками провинции), comes – «граф» (вримский же период – лицо в штабе императора, выступившее с войском на войну) идр.
В словаре Григория Турского много слов греческого происхождения, относящихсяк сфере религиозных понятий и церковному устройству, уже давно бытовавших вцерковной литературе: ecclesia – «церковь» (обычно кафедральная), basilica –«базилика» (церковь), episcopus – «епископ», presbyter – «пресвитер,священник», martyr – «мученик», baptizare – «крестить», thesaurizare –«приобретать» и др.
Длительное сосуществование народной латыни и германских языков (для СевернойГаллии – франкского) обогатило словарный состав народной латыни. Естественно, ив языке Григория Турского встречаются германские слова, например влатинизированной форме: scramasaxos (нем. Scramasax, франке. scramasahs) –«большой нож, тесак», bannus (нем. Bann) – «банн, штраф»; в германской формеbacchinon (нем, Becken) – «таз, чан», framea – «копье» (употребляемое римскимиписателями уже задолго до Григория), morganegyba (нем. Morgengabe) – «утреннийдар» и др. Имеются также заимствования из кельтского языка: alauda –«жаворонок», arepennis – «арипенн, арпан» (мера земли) и др.; заимствования из