возвратил своему племяннику часть Марселя[128]. Из Испании вернулись послы короля Хильперика и сообщили,что саранча сильно опустошила провинцию Карпитанию[129], так что не было ни одного дерева, ни одноговиноградника, ни леса, ни плодов, ни зелени, которых не уничтожила бы саранча.Послы также сообщили, что та вражда, которая возникла между Леовигильдом и егосыном[130], сильно возросла. Кроме того, туместность опустошала чума, но больше всего она свирепствовала в городеНарбонне[131], и только на третий год послетого, как она появилась там, она затихла. И когда люди, спасшиеся от неебегством, возвращались, они вновь заражались этой болезнью. Город Альби такжесильно пострадал от этой эпидемии[132]. Вэти дни в полночь, со стороны севера появились многочисленные лучи, испускающиесильный свет; сойдясь, они вновь разошлись, пока совсем не исчезли. Но и самонебо с северной стороны так сильно сияло, словно забрезжила утренняя заря.
34. Из Испании вторично прибыли послы, онипривезли подарки и получили согласие короля Хильперика на то, что он, следуяпрежнему решению, отдаст в жены свою дочь[133] сыну короля Леовигильда. Наконец когда было дано согласиеи все было решено, посол вернулся обратно[134]. Но короля Хильперика, выехавшего из Парижа инаправлявшегося в область Суассона, постигло новое горе. А именно: его сын,которого крестили в прошлом году, заболел дизентерией и скончался[135]. Вот, значит, что означала тапоявившаяся из облака молния, о которой мы упоминали выше. Тогда они спревеликим плачем вернулись в Париж и, похоронив младенца, отправили за послом,чтобы он возвратился и чтобы таким образом отсрочить заключенное соглашение,причем король сказал: «Видишь, в доме моем рыдание, и как мне справлять свадьбудочери ?» Одновременно он пожелал послать туда другую дочь[136], которая у него была от Авдоверы и которую он поместил вмонастырь в Пуатье. Но она отказалась, главным образом потому, что этомупротивилась [180] блаженная Радегунда, говорившая: «Неподобает девушке, посвященной Христу, вновь возвращаться к земнымрадостям».
35. Но во время этих событий королеве сообщили,что ребенок, который умер, был отнят у них колдовством и заклинаниями и чтопрефект Муммол[137], которого уже давноненавидела королева, знал об этом. А было так: когда Муммол пировал в своемдоме, кто-то из придворных горевал о любимом им ребенке короля, заболевшемдизентерией. Префект ему ответил: «У меня есть такой настой травы, что еслибольной дизентерией ее выпьет, то, в каком бы он ни был опасном состоянии,вскоре выздоровеет». Когда об этом сообщили королеве, она сильно разгневалась.Между тем после того как в городе Париже схватили женщин, королева пытала их ивынудила их под плетью признаться в том, что им известно. И те сознались в том,что они колдуньи, и сказали, что они виновны в смерти многих, прибавив то, чемуя никак не могу поверить: «Мы отдали, – сказали они, – жизнь сына твоего, чтобысохранить жизнь префекту Муммолу». Тогда королева, подвергнув женщин еще болеетяжелым пыткам, одних убила, других сожгла, третьих колесовала, переломав имкости. После этого королева вместе с королем удалилась в виллу Компьен, где онарассказала о префекте все, что узнала.
Послав слуг, король приказал привести его [Муммола]. Расспросив его, онповелел заковать его и подвергнуть пыткам. Муммола подвесили к балке сосвязанными за спиной руками и в таком положении допрашивали, [выпытывая], чтоон знает о колдовстве. Но он ни в чем не признался из того, о чем речь шлавыше. Однако он сказал, что часто получал от этих женщин притирание и питье, закоторые он получал от короля и королевы благодарность. И вот когда егоосвободили от наказания, он позвал к себе слугу палача и сказал: «Передай моемугосподину, королю, что я не чувствую никакой боли от тех пыток, которым меняподвергли». Услышав это, король сказал: «Не правда ли, ведь он и есть колдун,если нисколько не пострадал от этих пыток». Тогда его растянули на дыбе истегали треххвостками, покуда не выдохлись сами истязатели. После этого онизагнали ему иголки под ногти на руках и ногах. И когда тело было уже в такомположении, что над ним занесли меч, чтобы отрубить голову, королева добиласьдля него жизни. Но за этим последовало унижение не меньшее, нежели смерть. Аименно; его положили на повозку и отправили в город Бордо, откуда он был родом,отняв у него все имущество. По дороге с ним случился удар, и он с трудомдоехал туда, куда ему было приказано. Но вскоре он испустил дух.
После этого королева собрала драгоценности младенца, а одежду и остальныевещи из шелка или из другой материи, которые она могла найти, предала огню.Говорят, что этим нагрузили четыре повозки. А золото и серебро она отдалаперелить, чтобы ничего не осталось в прежнем состоянии, что могло бы вызывать унее печальное воспоминание о сыне.
36. Этерий, епископ Лизье, о котором мыупоминали выше[138], был следующим образомизгнан из своего города, а затем принят вновь. Был [181] некийклирик из города Ле-Мана, человек, ведший распутную жизнь, чрезмерно любившийженщин и сильно предававшийся чревоугодию, разврату и [имевший] всякого родапороки. Живя в блуде с одной женщиной, он подстриг ей волосы, одел ее в мужскуюодежду и увел с собой в другой город, чтобы не было подозрения в прелюбодеянии,когда он окажется среди незнакомых. Ибо она была свободной по рождению идочерью хороших родителей. Спустя много дней, когда ее родственники узнали ослучившемся, они немедленно поспешили отомстить за позор своего рода. Найдяэтого клирика, они его связали и заключили под стражу, а женщину сожгли[139]. Но, как [говорится], «склоняет [души] кзлату проклятая страсть»[140], ониназначили за клирика цену, с тем, разумеется, чтобы нашелся кто-нибудь, ктовыкупил бы его, или в противном случае предать его смерти как виновного. Икогда об этом стало известно епископу Этерию, он из сострадания дал двадцатьзолотых и избавил клирика от неминуемой смерти.
Итак, после того как ему была дарована жизнь, он выдал себя за учителясвободных наук[141], обещая епископу, чтоесли он доверит ему детей, то он возвратит их вполне образованными.Обрадованный этим, епископ собрал городских детей и передал их ему дляобучения[142]. И вот когда горожане ужестали чтить его и епископ подарил ему участок земли и виноградник, а родителитех детей, которых он учил, уже приглашали его к себе домой, он вновь вернулсяна свою блевотину[143]и, забыв про прежнююкару, возжелал мать одного мальчика. Но когда целомудренная женщина рассказалаоб этом мужу, собрались родственники и, подвергнув клирика самым тяжелымпыткам, хотели его убить. А епископ вновь, тронутый состраданием, освободилего, слегка пожурив, и восстановил его в прежней должности. Но этот ветреныйум[144] был навсегда закрыт для добра, нозато он сделался врагом того, кто часто избавлял его от смерти. А именно:объединившись с архидиаконом города и полагая, что он достоин должностиепископа, он замыслил убить епископа. После того как они уговорили одногоклирика убить епископа топором, сами они везде шныряли, нашептывали, тайнозавязывали дружественные связи, предлагали награды, чтобы после смерти епископаему [клирику-учителю] занять его место. Но милосердие божие предотвратило ихнизость и своей любовью быстро пресекло жестокость нечестивых. В самом деле,однажды, когда епископ собрал в поле работников для пахоты, упомянутый клирик стопором следовал за епископом, который вовсе ничего и не подозревал. И вотобратив наконец внимание на топор, он сказал: «Зачем ты все время идешь за мнойс топором?». А тот, испуганный, бросился в ноги епископа со словами: «Будьмужествен[145], святитель божий. Знай, чтоархидиакон и учитель послали меня убить тебя топором. Всякий раз, когда я хотелэто исполнить и поднимал правую руку, чтобы нанести удар, глаза мои застилалмрак и уши мои не слышали, и все тело содрогалось от дрожи, а руки слабели, и яне мог выполнить задуманное; когда же я опускал руки, я совершенно нечувствовал никакого недомогания. И я понял, что с тобой господь, вот почему я ине мог причинить тебе никакого вреда». Когда он это сказал,[182] епископ заплакал, прося клирика молчать, и, вернувшисьдомой, oн возлег за обеденный стол[146].После трапезы он лег отдохнуть на свое ложе, вокруг которого были постели имногих других клириков[147].
И вот они, уже не надеясь на того клирика, решили сами совершитьпреступление, придумав новую хитрость, чтобы погубить епископа или силой, или,по крайней мере, очернить его, чтобы отнять у него епископство. Когда всеспали, они, почти в полночь, ворвались в спальню епископа громко крича иговоря, что они видели, как из спальни выходила женщина, и что они потомуотпустили ее, что спешили к епископу. Это было и безумием, и наущениемдиавольским – обвинять епископа в таком возрасте: ведь ему было почти семьдесятлет. После того как к ним вновь присоединился вышеназванный клирик, епископа