Когда король узнал о своем низложении, он сказал некоторым членам собрания; «То, что вы здесь делаете, не совсем согласно с конституцией». Призвание пруссаков и австрийцев еще менее согласно было с конституцией.
Низвержение королевской власти, на которое собрание само не решилось, стоило народу многих жертв. Цифра потерь восставших колеблется между 1500 и 5000. Верной цифрой, как всегда в таких случаях, будет средняя. Со стороны швейцарцев пало 700 человек; кроме того, пало много солдат-роялистов из национальной гвардии, много дворян, находившихся в Тюильри для защиты короля. Озлобленный народ убил еще в тот день Клермон-Тоннера, известного аристократа-конституционалиста первого собрания; также пал в этот день известный писатель Сюло, которому теперь отомстила оклеветанная некогда им Теруань де Мерикур. Теруань приняла участие в бою, и этим закончилась ее политическая карьера; она была сторонницей жирондистов и немного спустя подверглась за это нападению со стороны каких-то женщин из народа, сорвавших с нее платье. После этого случая она помешалась, и это доказывает, что она была недюжинной личностью. Еще четверть века прожила она в камере Сальпетриера, уверенная, что все еще продолжается 1793 год.
Люсиль Демулен, жена Камилла, одна из трогательнейших жертв революции, оставила нам интересное письмо, из которого можно видеть, что переживали в эти бурные дни семьи демократических вождей: из него можно видеть, как не уверены все они были в исходе восстания, против которого высказалось ненадежное собрание. Но народ и на этот раз сумел победить.
Рабочие удалились обратно в предместья, предоставив клубам и коммуне покончить с вызванным ими кризисом. Народ предместий заплатил своею кровью за всеобщее освобождение, но то, что ему дали за это, было очень незначительно; пока же рабочие были довольны и тем, что им не нужно умирать с голоду. Они требовали народной республики, и скоро им пришлось вступить из-за этого в борьбу с жирондистами, которые домогались республики мелкобуржуазной. Вот почему рабочие предместий появлялись немедленно, как только их призывали вожди крайней демократии. Мы увидим, как эти рабочие голодали и в то же время заведовали общественными делами Парижа, этот период господства рабочих – один из наиболее интересных эпизодов французской революции.
Демократический государственный переворот
Ни один департамент не воспротивился низвержению Людовика XVI. Зато в армии, стоявшей на границе, было немало влиятельных и преданных двору людей; они предпочли бы скорей видеть Париж во власти иностранцев, чем во власти демократии. Но приближение прусского войска склоняло все большее число генералов к тому, чтобы признать происшедшие в Париже перемены и подчиниться новым властям. Таково было мнение Дюмурье, Кюстина, Келлермана, Бирона, только Лафайет не задумался в виду у неприятеля стать против Парижа и надеялся, что за ним последует и армия его, состоявшая приблизительно из 30 000 человек. Он приказал задержать в Седане трех комиссаров, которых послало к нему собрание, чтобы потребовать от него признания происшедших событий. Затем Лафайет привел свою армию к присяге на верность королю и готовился выступить против Парнаса, на который в это же время наступали прусские и австрийские войска.
Законодательное собрание выпустило обвинительный декрет против этого генерала, задумавшего столь изменническое восстание, и армия отложилась от Лафайета. Он понял, что проиграл игру. Вместе с Латур-Мобуром, Ламетом и некоторыми другими из своих друзей он хотел бежать в Голландию, но попал в руки австрийцев, которые обращались с этим человеком, восставшим на защиту короля, как с революционером. Его содержали в тюрьме под строгим присмотром, и только после заключения мира в Кампо-Формио в 1797 году он был освобожден.
Таким-то образом «простак» Лафайет сошел со сцены Французской революции для того, чтобы через сорок лет сыграть по менее комичную роль. Командование войсками перешло к Дюмурье, который проявил во время этого острого кризиса все свои блестящие духовные способности.
С 10 августа в Париже появилась новая власть. На место низложенного короля законодательное собрание хотело поставить себя в качестве исполнительной власти. Оно отставило от должности министров и назначило новое правительство под именем исполнительного совета. Министры, уволенные королем в отставку, были вновь призваны к власти: Ролан получил министерство внутренних дел, Клавьер – министерство финансов, а Сервзи – военное. Министерство иностранных дел досталось тоже жирондисту – Лебрену, морское – Мошку, которому помогли здесь его математические познания. Однако жирондисты хотели уделить место и деятелям 10 августа, поэтому Дантон получил министерство юстиции. Этот выбор определил собой характер нового правительства, потому что Дантон, опиравшийся на революционные народные массы, скоро подчинил себе всех остальных министров, опиравшихся только на собрание. Дантон оказался на высоте своей исторической роли. Этот молодой человек, не имевший никакого значения, пока он был адвокатом, неожиданно обнаружил гений и уменье настоящего государственного человека. Средства его были грубы и речь его соответствовала им. Но из такого острого кризиса можно было спасти Францию только при помощи той ужасной, ни перед чем не останавливающейся анергии, которою он обладал. За время с 10 августа до открытия национального конвента он стоял во главе Франции: этот период французской революции носит его имя. Его кратковременная, могучая и кровавая диктатура открыла новый период – период борьбы Французской республики с феодально-монархической Европой. Как бы ни судить о средствах Дантона – его необузданной и прямолинейной политике нельзя отказать в значении.
Из тех людей, которые через год должны были выступить как представители власти во Франции, многие состояли в муниципалитете, куда они проникли благодаря мощной поддержке Дантона. Некоторые из тех, которые впоследствии хотели низвергнуть Дантона за его умеренность, в этот момент с ужасом смотрели на его решительные и прямолинейные меры. Секции в ночь с 9 на 10 августа отняли мандаты у своих представителей в муниципалитете и вместо монархистов выбрали решительных республиканцев. Петион остался мэром, а Манюэль – прокуратором коммуны. Начальствование над национальной гвардией получил Сантерр. В общинном совете можно было видеть Робеспьера, который здесь стал произносить свои блестящие речи; враги его утверждали, что во время боя 10 августа он спрятался в погреб. Он не мог еще понять всей высоты мысли Дантона и ограничивался ролью агитатора в то время, когда тот выступил уже государственным деятелем. Кроме того, на общинном совете заседали: Камилл Демулен, Дуве, Талльян, молодой экзальтированный журналист поэт Иосиф Шенье, автор знаменитой «Chant du Depart» Бильо-Варенн, мрачный, непреклонный и неумолимый профессор из Ла-Рошели, бывший артист Колло д’Эрбуа, хотевший отомстить осмеявшей его публике, и поэт Фабр д’Эглантин, друг Дантона. На место Дантона товарищем прокуратора был избран Шометт, бывший литератор и очень способный человек, ставший впоследствии одним из руководителей коммуны.
Этот общинный совет пользовался широким влиянием, потому что население предместий относилось к нему с доверием и потому что через Дантона он господствовал в кабинете министров. Таким образом, он оказался самостоятельной властью, во главе которой фактически стоял Дантон.
Марат тоже выступил теперь на сцену. Его свободе уже ничто не угрожало. Он положил конец своему подпольному существованию и еще вечером 10 августа расклеил воззвание с требованием решительнейших мер. Марат не был в числе членов коммуны, он был только одним из вождей той партии, которая сплотилась вокруг нее. Влияние его на коммуну было очень велико, и она предоставила ему ораторскую трибуну в зале ее заседаний. Воспоминание о тех преследованиях, которым подвергался Марат, побудило коммуну уничтожить несколько типографий, в которых печатались реакционные газеты; остальные типографии были предоставлены в распоряжение Марата.
Законодательное собрание объявило теперь действительными те свои декреты, против которых Людовик XVI выступил со своим veto: декреты против эмигрантов, которыми конфисковалось имущество последних и сами они заочно приговаривались к смерти, декрет против священников, уклоняющихся от присяги, и декрет о лагере «объединенных». Затем собрание послало ораторов и комиссаров в армии и провинции. Последние должны были провозгласить там новый порядок вещей, привести всех к присяге на верность свободе и равенству и с помощью народа низложить противодействующих чиновников.
Но эти меры показались коммуне недостаточными. Она видела, что сторонники только что низвергнутого двора тем заносчивее подымают головы, чем ближе пруссаки подходят к Парижу. Следовало опасаться контрреволюции и принять соответственные меры.
Марат всегда был сторонником диктатуры, потому что, по его мнению, революцию можно было пронести только при помощи строгой диктатуры; но он хотел, чтобы над диктатором все-таки тоже был контроль. По мнению, Марата, республика не могла считать себя упрочившейся до тех пор, пока все враги ее тем или иным путем не обезврежены. Это мнение теперь оспаривалось многими из тех, которые впоследствии выступили защитниками его; теперь и Робеспьер был против этого из опасения, что Бриссо станет диктатором. Дантон же тем меньше имел оснований бороться против этого мнения, что он сам в это время действовал, как диктатор. Он вошел и соглашение с Маратом, и они порешили на том, чтобы передать диктатуру вновь образованному общинному совету, как представителю парижского населения; собранию они не доверили бы и не преподнесли бы никогда этой диктатуры. Дантон и Марат лично не были близки друг с другом, но в эти дни они сблизились и даже раз обнялись в ратуше. Приняв диктатуру из рук Дантона, коммуна фактически оказалась в его руках.
Коммуна прежде всего взяла в свои руки ту полицейскую службу, которая до сих пор выполнялась мировыми судьями. Депутация общинного дома принудила законодательное собрание издать закон об